Французская Мессалина - Оливия Клеймор

Однако проворность Дюваля была вознаграждена сполна: на двери висел автопортрет прелестницы, и моряк безошибочно определил в нем Мари-Жанну. Внизу была приписка: «Это я».

Автопортрет, изображённый неумело, – по всему видно, юная художница смотрелась в зеркало, пытаясь запечатлеть своей облик, – всё же передавал прекрасный овал лица, большие, красивой формы глаза и роскошные волосы, завязанные сбоку, над правым ухом, как бы небрежно, но в тоже время кокетливо, в виде естественных локонов.

Дюваль залюбовался девушкой, его пылкое воображение рисовало ему любовные сцены полные страсти. У него мелькнула порочная мысль: «Пусть она невинна, это даже лучше… Научу её всему, и даже тому, что умеют раскрашенные девицы в Руанском порту. Главное – возбудить у неё желание и интерес к подобного рода вещам…»

На утро господин Дюваль привёл себя в порядок и направился в магазин Лябиля, найдя для себя достойный предлог – купить новый бант для шпаги.

Войдя в магазин, он начал разглядывать модисток, ища среди них очаровательную соблазнительницу.

Она стояла несколько поодаль от девушек, разговаривая с дамой средних лет достаточно приятной наружности, не утратившей свежесть лица. Почему-то Дюваль, глядя на женщину, подумал: «Вдова…»

Мари-Жанна рисовала в блокноте очередной набросок. Подойдя ближе, Дюваль услышал разговор юной художницы и вдовы:

– Милочка, я хотела бы бертэ[10], возможно даже из кружев с золочёной нитью. Затем по линии рукава – блонды[11], также с золотом. Ах, наконец-то, я могу носить яркие наряды. Последний год я только и знала, что носила чёрное, – трещала дама.

– Вас постигло горе, мадам, примите мои искренние соболезнования, – посочувствовала Мари-Жанна.

– Благодарю вас, милочка. Но, право, не стоит. Мой покойный муж был на двадцать лет старше меня, изводил постоянной ревностью, не давал прилично одеваться… И вообще был страшным скрягой. Подумать только, я прожила с ним почти восемь лет. Но ничего, я ещё молода, мне только двадцать семь лет. К тому же, покойный оставил мне солидное состояние. И теперь я могу наслаждаться жизнью и тратить деньги на своё усмотрение.

Дюваль с удовольствием смотрел на даму и юную художницу. «Одну я соблазню, а на второй, пожалуй, женюсь…», – подумал он.

Он залихватски крутанул ус и вложил в свой взгляд всё искусство обольстителя, на которое только был способен. А так как собеседницы стояли рядом, каждая приняла сей страстный взгляд на свой счёт.

Глава 8

Дюваль вышел из магазина – перед входом стояли две кареты, одна из них явно принадлежала куртизанке, на этот счёт у моряка было профессиональное чутьё, другая же, более скромная, с менее яркой отделкой, – вдове, желавшей жить в своё удовольствие.

Он занял выжидательную позицию, а так как торопиться было некуда, время пролетело незаметно за разного рода мыслями. И вот, наконец, появилась вдова. Она вышла из магазина в сопровождении компаньонки, нагруженной покупками. Кучер тотчас открыл дверь кареты и хотел протянуть руку госпоже, дабы той было сподручнее встать на отброшенные им ступеньки, но Дюваль ринулся вперёд, опередив слугу, и элегантно протянув руку вдове. Та растерялась, кучер хотел огреть наглеца плёткой, но женщина остановила его взглядом. Дюваль ликовал, дама была явно заинтригована, она улыбнулась и оперлась на предложенную руку кавалера.

– Благодарю вас, сударь. Простите, но не припомню: мы встречались с вами ранее? – спросила вдова.

– О нет, мадам, я лишь томимый любовными надеждами, наблюдал за вами издали, ведь вы – замужем. Как я мог подойти к вам! Ваш муж – он настоящий ревнивец!

Женщина улыбнулась, обнажив ослепительно белые зубы. Дюваль почувствовал, что она нравиться ему не только из-за денег.

– Я вдова, вот уже более года, – сказала дама.

– О! Мои соболезнования! Но в то же время, простите за дерзость: могу ли я надеяться на встречу с вами?

– Конечно, сударь. Но для начала – представьтесь.

– Клод Дюваль, дворянин, но, увы, разорившийся. Вынужден служить на торговом судне королевского флота. Я разочаровал вас своей откровенностью?

Вдова уже села в карету, поправила платье и протянула Дювалю руку для поцелуя.

– Отнюдь, сударь. Вы – честны со мной с первой же встречи, что весьма похвально. Я – Луиза Валанс, вдова. Живу на площади Святого Доминика, в доме с мансардой, увитой диким виноградом. Буду весьма рада, если вы посетите меня и отведаете чашку горячего шоколада с круассанами. До встречи, сударь.

Дюваль выпустил её руку, облачённую в надушенную перчатку, у него закружилась голова – несомненно, у него – неплохие перспективы.

Клод пребывал в дивном настроении весь остаток дня, совершенно забыв о том, что собирался купить новый бант для шпаги. Весь вечер он прождал Мари-Жанну в своей комнатушке, но она не пришла.

На следующее утро Дюваль написал записку и прикрепил к своей двери: «Сударыня, я готов позировать для ваших рисунков в любое время дня и ночи». Слово «ночи» было нарочито выделено волнистой чертой, и это был не намёк, а приглашение.

Весь день Дюваль решал, как ему лучше поступить: заняться неопытной модисткой, а потом уже посетить вдову или наоборот – получить удовлетворение с опытной женщиной, а затем, на десерт оставить обучение дебютантки.

Наконец, рассудив цинично, что – «одно другому не помеха» и – «будь, как будет», он направился на площадь Святого Доминика. Но, увы, не застал дома прекрасную вдовушку. На вопрос лакея:

– Что передать госпоже Валанс?

Молодой ловелас ответил:

– Предайте своей госпоже, что приходил господин Дюваль, который страстно желал её видеть.

Лакей несколько смутился.

– Да, именно так и скажите! – воскликнул Дюваль.

– Господи, кто ещё там, в такую-то рань?! – возмутился Дюваль и направился к двери, даже не одевшись, в одном белье.

Прильнув к дверной скважине, Дюваль увидел женское платье, отороченное рюшами, воображение дорисовало всё остальное. Он тотчас накинул халат и распахнул дверь перед ранней гостьей.

Перед ним стояла Мари-Жанна, которая покраснела, словно алая роза, что доставило молодому человеку немалое удовольствие.

– Ах, сударыня, прошу – входите в моё скромное жилище!

Девушка слегка замялась, но, понимая, что отступать некуда – приняла приглашение.

– Благодарю, – скромно ответила прелестница и преступила порог комнаты одинокого мужчины, прекрасно понимая, что может произойти дальше.

– Простите меня, вы так внезапно появились, что я не успел привести себя в порядок, и можно сказать, прямо с постели…