Всем застрявшим в лифте - Сергей Кобах

Шла вторая половина дня, хотелось жрать, пива и послать забор в…, то есть на… Но я не мог. Доставивший мне такую радость батя не понял бы. И я, разбавив слезами краску, сунул в нее кисть и сделал первый взмах.

Сначала я решил покрасить ту часть, которая смотрела на дачу. Через полчаса непрерывного плача и стенаний я ее покрасил и перешел на покраску обратной стороны.

А в это время на поляне резвилась дочка с таксой. Она (дочка) кидала таксин любимый мячик, а такса как подорванная неслась за ним и волокла его обратно.

Я крашу. Дите играет. Я крашу. Краем глаза смотрю за ними.

— Лови! — раздался звонкий детский голосок, и в мою сторону полетел собачий мячик. Собака, заломив рога, несется в точку предполагаемого падения мяча. Ей-то, собаке, что? Беги да беги. Вот только собака четко помнила, в том месте никаких преград не было. О, сколько раз она в прыжке перелетала кусты и приземлялась на землю с обратной стороны.

Я, сидя на корточках за забором, проводил взглядом мячик, упавший у меня за спиной. Потом перевел взгляд на псину и понял — она бежит по памяти! Грязь, комьями летевшая из-под ее коротких лапок, не позволяла усомниться в ее намерениях.

Мысль о моей судьбе мелькнула гораздо позже. Гораздо.

— А, — открыл я рот, чтобы заорать и предостеречь глупое животное от опрометчивого шага, но было поздно.

Коротконогая такса оттолкнулась от земли и полетела сквозь кусты привычным маршрутом. В забор. С обратной стороны забора на приближение летящей собаки, широко открыв глаза, пялился я.

Сантиметров за десять до забора она открыла глаза.

— Ой, ой, ой, пля, шо тут?! — истерично закричала такса и всей своей откормленной тушкой врезалась в забор, как раз в том месте, откуда между штакетин смотрел на нее я.

Забор строили не профессионалы. Он был слишком нежным для подобных экспериментов. И он сыграл.

Вам в морду когда-нибудь такса била доской? Нет? Тогда вы не поймете той радости, которую испытал я, приняв в репу свежеокрашенную доску с таксой.

Удар, и сквозь промежуток штакетин в паре сантиметров от моих глаз я увидел распластанную с той стороны забора таксу и ее, таксины, глаза, расширенные настолько, что в них отразилась вся соседская дача.

— Песец, — прошептала такса и медленно сползла на землю. С аналогичным вздохом по эту сторону забора сполз я.

Р. S. Объявление.

Мужчина и собака, окрашенные в зеленый цвет, ищут футбольную команду с аналогичным командным цветом, чтобы стать фанами этой команды.

УТРО… ГОША…

Утром сонный, как манагер в хреновом сервисе, выползаю из комнаты, спускаюсь на первый этаж. Все на автомате, почти не открывая глаз.

Наступаю на что-то мягкое, в мозгах мысля ленивая — наверно, игрушка.

Тут из-под ноги кааак гаркнет:

— «Превед! Кагдила?!» (Блин, чесс слово, не вру! Гоша, мать его за ногу! Игрушка интерактивная!)

Я от Гошиного «Кагдила» взлетел ввысь аки котег наступивший на йожичка, чуть глаза не порвал, распахивая их!

«Вот ты Гоша, подлец какой, оказываеццо!» — подумал я. Гоша, читая, видимо, мои мысли, произнес пративным голосом:

— Потрогай меня за правую лапу!

Матернувшись, я пнул его в эту самую «правую лапу», за которую этот плюшевый ахтунг просил помацать. Пролетая над столом, Гоша попросил:

— А теперь потрогай меня за левую лапу!

Черт, а потом за что он попросит потрогать!!!

Захотелось спросить всех:

— КТО ПРИВЕЛ В ДОМ АХТУНГА?!!! Но все спали, а Гоша голосом неудовлетворенного ковбоя попросил:

— А давай поиграем?

Мне стало страшно. Это что получается? Трогай за лапку, трогай за ножку, а потом «Давай поиграем»? С ужасом представив его в качестве объекты для «поиграем», я пнул Гошу в направлении комнаты.

Оттуда раздалось легкое шуршание приземлившегося Гоши и его голос:

— Хорошооо!

Из комнаты вылетела напуганная такса и, не переставая оглядываться назад, немедленно обоссалась.

Через полчаса выходя из ванной, я услышал из комнаты:

— Хррррр.

Это засыпал Гоша.

БОЛЬНИЧНОЕ РАЗВЛЕЧЕНИЕ

В субботу приехал к дитю в больницу, вкусности привез, игрушек всяких логических и не очень. А у них там палата на пять человек, все девчонки от девяти до двенадцати лет, в общем, компания еще та. Трещат языками как пулеметы, ржут, во всякие игрушки электронные играют. Но, поскольку с кровати вставать нельзя, самое зачетное развлечение — это когда приходит к кому-нибудь родитель, берет каталку и катает ребенка на ней по коридору. Коридор длинный со всякими ответвлениями и небольшими поворотами, ну точно трасса Монте-Карло. Дите лежит на животе, а родитель в меру своих лошадиных сил толкает каталку и все довольны.

В этот раз лошадиной силой был я.

Переложив ребенка на каталку, отметил завистливые взгляды подруг по палате и выехал в коридор.

— Ну, куда поедем? — спрашиваю у Сашки.

— Прямо. И побыстрее, — подперев голову, ответствовало дите.

Поплевав на руки и ухватившись за отполированные годами ручки каталки, я покатился вдоль остекленной стены соседних палат, откуда, уже привыкшие к развлечениям нашей палаты, взирали остальные больные.

Через пять минут я освоил технику прохождения поворотов, разворотов и торможения.

— Газзззууу! — в азарте кричала Сашка, когда я с грохотом проходил очередной поворот. — Еще быстрее!!!

— Да куда уж быстрее, — пропыхтел я, еле успевая переставлять ноги, не поспевающие за набравшей скорость тяжелой каталкой, у которой инерция оказалось как у спущенного с Эльбруса катка.

— Здоровооо!!! — верещало дите, искоса поглядывая на мелькающие за стеклом лица подруг.

— Все, — уронив на пол литр пота, подумал я. — Еще один забег, и в стойло!

— Ага… Щааааз…

Видно, информация о том, что тут проходят соревнования «веселая каталка», каким-то образом дошла до медсестры. То ли интуиция у ней так развита, то ли шепнул кто, то ли грохот несмазанных сочленений этого верстака на колесах донесся до ее кабинета, уже не важно.

А важно то, что, чувствуя себя хозяйкой этого детского дурдома, она, не глядя по сторонам, вылетела из какого-то прилегающего ответвления, как незваный и потому нежеланный сперматозоид в матку, и, заломив рога, намеревалась устремиться на шум.

Намеревалась…

Видно, определение расстояния до несущейся перпендикулярно ее появлению каталки не являлось ее сильной стороной, как и не являлось сильной стороной определение направления полета скрежещущего механизма, который до боли напоминал полет пепелаца из небезызвестного фильма.

Вынырнув перед рассекающим просторы больницы пепелацем, она даже «Ку» не успела сказать. Пролетающий на околокосмической скорости верстак врезался ей под зад и, влекомый чудовищной инерцией, покатился дальше, почти не потеряв в скорости.

Короткое, но емкое «ПЛЯТЬ!!!» разнеслось по коридору, метнулось по больничным закоулкам и вернулось в виде эха. «Плять…лять…ять», — радостно зашептал гулкий и пустынный коридор.

Аццкая конструкция из каталки, медсестры, дитенка и меня, всеми копытами пытающегося остановить бег этого пепелаца, обгоняя эхо, пронеслась мимо озадаченных рож родителей и детей, смотрящих в коридор из палат.

Но надо отдать должное работнику медицины, первоначальное «плять» было единственным громким звуком, изданным ею. Теперь она сидела на краешке каталки, судорожно сжимая передние ручки, что-то мычала, не разжимая губ, и пристально всматривалась вперед, откуда с неумолимостью бульдозера на нее надвигалась стена.

А тем временем дым из-под моих подошв позволял надеяться на скорую остановку, тем более что из прожженных трением ботинок вскоре должны были показаться когти, коими я был намерен зацепиться за линолеум.

В этот день я был удачлив, и поэтому каталка остановилась в десяти сантиметрах от стены.

— Пит стоп, — прокомментировал радостный ребенок.

Еще минуту медсестра, как изваяние на носу корабля, сидела на каталке, пристально разглядывая трещинки на стене, нечеловеческими усилиями борясь с диарейными проявлениями и желанием выразится не по-интеллигентному.

Затем она молча встала, посмотрела на меня так ласково-ласково и ушла в то ответвление, с которого начался ее путь, несомненно открывший ей какие-то тайные знания философского толка.

ХРЕН

Приволокла откуда-то сестрица мешок хрена. Хрен, грит, домашний буду делать. Ага. Если заявляется, что «я буду делать», то, значит, в процесс будут вовлечены все, кто попадется в поле зрения этой злостной кулинарке. Зная об этой особенности сестры, я было затихарился за диваном и накрылся газеткой в надежде, что хрено-производство минует меня, но не тут-то было.

— Сергееей, — сквозь густой запах хрена и вой насилуемой электромясорубки раздался сестрин голос. — Иди, помогай.