Об экономике – с улыбкой (сборник) - Михаил Эм

– А теперь, когда вы начали разговаривать, – сообщил Робинзон туземцам, – необходимо обучиться читать и писать на нормальном человеческом языке.

– Йо-го-го! – закричали обрадованные туземцы.

– Смотрите, – сказал им Робинзон и нарисовал на песке козу. – Этот значок называется коза. Повторяйте за мной по слогам: ко-за…

– Ко-за… – повторили за Робинзоном заинтригованные туземцы.

– А этот значок называется банан. Повторяйте за мной по слогам: ба-нан… – и Робинзон нарисовал на песке банан.

– Ба-нан… – повторили за Робинзоном туземцы.

– А теперь сами нарисуйте на песке козу и банан.

И туземцы принялись, как могли, изображать на песке козу рядом с бананом; банан рядом с козой; козу, поедающую банан; банан на козе верхом, козу верхом на банане и тому подобные занимательные картинки.

Как видите, Робинзон не был кровожадным завоевателем, который только и делает, что вторгается на сопредельные территории. Во время военной кампании случались, конечно, всякие кровожадные казусы, но в мирные будни Робинзон был иным: мудрым правителем, всем сердцем заботящимся о вверенном ему туземном народце. Разве другой – не мудрый и не добросердечный – правитель руководитель стал бы обучать своих подданных человеческому языку, сами посудите?

Когда обучившиеся человеческому языку туземцы начали расходиться, Робинзон разыскал Дуболома.

Дуболом сидел на корточках. С тем же, свойственным ему незамысловатым, вместе с тем глубокомысленным выражением лица он повторял, вертя в руках свежеотструганную дубинку:

– Поставить шишку. Набить морду. Проломить череп.

– Ты почему пост ночью оставил? – спросил Робинзон в сердцах. – Знаешь, что за это бывает в военное время? Рассказать?

На незамысловатом дуболомовом лице отразилось чистосердечное недоумение.

– Робин зона?.. Я постоять… Потом пойти спать… – выдавил он из себя.

Тут Робинзон не выдержал и вспылил, наорав на Дуболома в том смысле, охранять домашнюю пещеру своего руководителя – большая честь для любого туземца, тем более для такого тупого и ленивого, как сидящий перед ним на корточках.

– Ты все понял и осознал? – спросил он Дуболома в конце своей речи.

– А если… спать хочется?.. – промычал тот.

Нет, этому Дуболому нельзя было ничего объяснить, такой это был туземец! К тому же у Дуболома имелась свежеотструганная дубинка, поэтому разговаривать с ним по душам, как с Бузотером во время дележки козьего мяса, Робинзон… в-общем, он не стал с Дуболомом ссориться, несмотря на то, что хотелось.

«Найти, что ли, другого охранника?» – подумал Робинзон.

Наверное, так и следовало поступить, однако Робинзон подозревал, что другим туземцам тоже окажется сложным объяснить: охранник не должен не спать по ночам. У каждого из туземцев имелась какая-никакая личная жизнь, поэтому туземцам было бы хлопотно охранять своего любимого руководителя по ночам, вот такие это были несознательные туземцы.

Тем не менее и у несознательных туземцев имелись положительные качества – Робинзон в этом уже убедился. Заставить туземцев делать что-то против их воли было нелегко, зато легко было заинтересовать их чем-нибудь выгодным – той же специализацией или кооперацией, к примеру. Тогда никого не требовалось подгонять или заставлять насильно: туземцы сами делали, что от них требовалось.

Почувствовав, что приближается к ответу на мучающий его вопрос, где найти исполнительного охранника, Робинзон успокоился и уже не порывался отобрать у Дуболома дубинку и врезать ей по неосмысленной дуболомой башке так, чтобы мало не показалось.

«Как, – думал Робинзон, – добиться того, чтобы Дуболом или другие туземцы с радостью исполняли обязанности по охране домашней пещеры?»

И тут Робинзона осенило.

«Заинтересовать их, как я сразу не догадался! – пришла в его голову восхитительная по простоте мысль. – Если сделать так, чтобы каждому туземцу стало выгодно на меня работать, тогда каждый туземец начнет работать на меня не из-под дубинки, а на совесть. Однако чем я могу их заинтересовать? Что, вообще, интересно большинству туземного населения необитаемого острова?»

Поразмышляв немного, Робинзон вынужден был признать, что большинству туземного населения интересней всего пища, то есть получить самый спелый банан, самый спелый ананас или самых больших и свежих съедобных моллюсков, при условии что остальные туземцы этого не получат: их бананы и ананасы окажутся не такими спелыми, а моллюски не такими свежими и съедобными. А еще лучше, чтобы остальные туземцы вообще не получили ананасов и моллюсков.

Последующей мыслью Робинзона было сходить на побережье и набрать побольше свежих моллюсков, с тем чтобы заинтересовать этими моллюсками своего охранника. Однако, представив, как долго добираться до побережья – не меньше получаса, – как неприятно ходить по влажному сыпучему песку в поисках съедобных раковин, как муторно перебирать десятки пустых раковин в поисках одной полной, он отставил эту мысль в сторону и решил поработать головой. Кому, как не Робинзону было работать головой на необитаемом острове, в самом деле?

«Что я могу предложить туземцам, чтобы они с удовольствием меня охраняли и обслуживали? – начал работать головой Робинзон. – Бананы? Ананасы? Моллюсков? Но руководителю такого могущественного и развитого государства, как Северная оконечность, неприлично добывать пропитание собственным трудом. А не сделать ли так, чтобы пропитание для обслуживающих меня туземцев добывали мои же подданные? Ну разумеется, как я сразу не догадался?! Если я начну собирать со своих подданных на пропитание обслуживающего меня персонала, тогда этот персонал, во-первых, заинтересуется меня обслуживать, а во-вторых, остаток собранного пропитания я смогу потратить на разные общеполезные нужды, например… Не важно, на что. Там видно будет, на что я смогу потратить остаток пропитания».

Желая проверить кажущуюся удачной мысль, Робинзон спросил Дуболома:

– А если за охрану моей домашней пещеры ты станешь получать четыре больших спелых ананаса в день? Тогда согласишься не спать по ночам и повсюду меня сопровождать, отгоняя опасных для моего здоровья хищников?

Услышав о четырех ананасах, Дуболом вскочил на ноги, прижал дубинку к груди и издал воинственный клич:

– Ториндо!

Всем своим видом он показывал, что никакие опасные звери его здоровью не страшны, поэтому и Робинзону нечего опасаться под его защитой.

«Отлично, – порадовался бесстрашию своего охранника Робинзон. – Остается техническая сторона вопроса. Если я завтра приму закон, по которому каждый туземец обяжется ежедневно передавать в пользу государства по ломтику большого спелого ананаса, я получу достаточное количество спелых ананасов для содержания одного охранника. Но почему только одного охранника? Вероятно, на собранные ананасы я смогу содержать двух охранников. И почему только ананасы? Я могу издать еще более справедливый закон, которым обязать туземцев ежедневно доставлять мне по ломтику не только спелого ананаса, но и спелого банана и даже по одному моллюску, которых туземцы, кажется, не очень расположены собирать, однако после объявления соответствующего закона им это придется делать. Какие, хорошо бы узнать, другие овощи и фрукты произрастают на моем необитаемом острове?»

Робинзон не знал – какие, поэтому на всякий случай решил принять закон, по которому каждый туземец обязан был сдавать в государственную казну каждый двадцатый банан, ананас или любой другой фрукт, овощ, или пойманную дичь, или поднятого с песка моллюска. А вам, уважаемые дети известно, что такое казна? В переводе с арабского казна означает: сокровищница. Таким образом Робинзон намеревался организовать сокровищницу, а поскольку сокровищница – то есть казна – была государственной, то и составлялась она всеми туземцами необитаемого острова в равной степени. Так по мнению Робинзона, было справедливо. Разумеется, справедливо, потому что не мог же распоряжавшийся государственной казной Робинзон оставить главное должностное лицо необитаемого острова – то есть себя – без охраны в военное время!

Во второй раз за утро призывно застучали там-тамы:

– Там! Там! Там! Там!

Жители Северной оконечности, недавно разошедшиеся по своим делам, вновь собрались на центральной площади, в ожидании, чем еще Робинзон Северной оконечности их порадует.

Робинзон обратился к своим подданным с новой речью.

– Дорогие мои туземцы, – сказал он в волнении. – Я подумал и принял закон. Отныне каждый двадцатый сорванный вами фрукт или овощ, или пойманное животное, или найденного на пляже моллюска вы станете отдавать в государственную казну, то есть на государственные нужды. А я, находясь в должности главного Робинзона Северной оконечности, подумаю и безусловно решу, куда полученные продукты лучше использовать.