Сказкоплётство. Архитекторы - Евгения Атаманова

В центре острова, как и в прошлый раз, возвышалась ротонда с посеребрёнными колоннами. Взявшись за руки, они поднялись.

На этот раз их ждала целая компания.

Дор широко улыбался

– А вы настырные!! Вспомнили!! Ещё посмотрим кто кого!! У нас ещё шесть лет в запасе!! – он явно торжествовал.

На мраморной скамье сидела Аня, у её ног лежал красивый и странный зверь, Аня почёсывала его огромную спину. Это был снежный барс с серебряными совиными крыльями. Он мурлыкал и улыбался.

– Задуманное да случится! Как же по вам скучает Арсений, вы бы знали!!

Он потянулся и бросился к ним навстречу, как 80 килограммовый котёнок.

_______________________________________________________________________

Эпилог.

Наблюдатель всегда любил книги бодхисатв…

Наблюдатель был рад, у него получилось.

Для Наблюдателя время существовало многомерно. Оно и проходило и зачиналось, и длилось и свершалось одновременно.

Наблюдатели – сложные создания, они – многомерные сущности.

Наблюдатели ведут летописи планет.

Наблюдатель Я.Р.108 вёл летопись планеты-матери А108 9-го рукава Большой галактической реки. Я.Р.108, как и любой другой Наблюдатель, был обязан соблюдать полное невмешательство.

И, как каждый Наблюдатель, он любил свою планету.

Он смотрел на неё как на великолепное творение Сил и Начал Вселенной. Смотрел, как на дитя, и знал, что пока он, Наблюдатель Я.Р.108, наблюдает за планетой, та будет жить, но и также, верно и обратное – пока она жива и цветёт, жив и Наблюдатель! Они неслись в бесконечном вихре 9-го рукава большой галактической реки.

Наблюдатель знал, что некоторые из водоворотов пространства, времени и эфира особенно опасны… В одном из таких разворотов реальности в трёхмерную плоскость его любимая Милгард подверглась жестокому нападению. Планета осталась жива, но была искалечена и измучена. Дни её всё больше наполнялись страданием. Страданием наполнялся и Наблюдатель.... А длилось это так долго, что могло превратиться или в мучительную вечность, или в мучительный конец. В такой ужасающей ситуации Наблюдатель мог только ещё сильнее раскрывать энергетические каналы, чтобы богатыри, живущие на планете, смогли бы почувствовать, что мучительный конец уже начался и надо вернуться к началу. Наблюдатель всегда делился информацией, чтобы дети планеты могли бы вдохновляться истинными знаниями, устремлениями и мечтами.

В эпоху Тёмного водоворота Наблюдатель совсем по-особенному старался предупредить людей. Он звонил во все свои колокола. Многие люди часто его слышали, но всё реже и реже к нему прислушивались и понимали…

Он, не останавливаясь, бил в набат 1-й Космогонический закон «Проснитесь!»

Наблюдатель был рад, что принял решение вернуться к началу и сыграть одну из своих самых важных мелодий.

Герои были близки к Правде, сложенной из вероятностей этой Мерности.

В этом измерении у Планеты до Жатвы Кощеев было ещё несколько лет.

Герои были близки к Правде.

Богатыри и Богатырши доброй Планеты-матери А-108 9-го рукава Большой Галактической Реки ещё могли успеть проснуться.

И ещё один эпилог. Свитки и справочники.

В этой Мерности Наблюдатель любил посмеиваться над неточностью Википедии.

Сейчас он вспомнил отрывок про Симона-волхва:

«Симон Волхв, несомненно, был причастен эллинистическому образованию, но прямая принадлежность ему теософского сочинения «Великое изъяснение» (др.-греч. «Μεγάλη απόφασις»), откуда значительные отрывки приводятся в Философумене, подвергается сомнению; во всяком случае достоверно, что это любопытное сочинение, при религиозно-мистическом содержании пропитанное философскими понятиями Гераклита, Эмпедокла, Аристотеля и стоиков, вышло из среды ближайших последователей Симона.

Абсолютное начало всего возможного и действительного автор «Μεγάλη απόφασις». обозначает как «двойственный огонь – скрытый и явный» (др.-греч. «πϋρ διπλουν – το μέν τι κρυπτόν, το δέ τι φανερον»); первый скрывается во втором, второй возникает из первого; помимо метафорического названия «сверхнебесного огня» (др.-греч. «το πύρ ύπερουράνιον»), абсолютное начало Симона обозначается и философски посредством аристотелевых понятий «потенция и акт» (др.-греч. «δύναμις и ερέργεια»). Первый акт абсолютного начала есть всеобъемлющая «мысль» (др.-греч. «επινοια»), мысленно рождая которую абсолютное определяется как ум и отец. Первая пара сизигия (др.-греч. «συζυγία») – ум и мысль, обращаясь внутренне на себя, развиваются в две другие: звук и название, рассудок и вожделение. Скрывающееся в этих «шести корнях бытия» единое абсолютное первоначало само по себе есть «невидимая сила, непостижимое молчание» («δύναμις σιγή αορατος, άκαταληπτος»); в своей чистой потенциальности, как нераскрывшийся зачаток, или точка бытия, оно есть по преимуществу «малое» («το μικρόν»); но, будучи таковым лишь для видимости, оно становится великим, определяясь в себе как ум и мысль и вечно выводя из себя все дальнейшие определения мира умопостигаемого – а эго мысленно великое становится беспредельным в явлениях реального мира, который развивается по той же схеме активно-пассивных, мужеско-женских сочетаний, как и мир умопостигаемый. Первой сизигии (уму и мысли) соответствуют здесь небо и земля, второй (звуку и названию) – солнце и луна, третьей (рассудку и вожделению) – воздух и вода. Единый подлинный деятель и двигатель всего этого логического и физического процесса есть то же самое абсолютное начало в своей являемости, или «явный огонь», великая творческая сила, «изображающаяся» во всем видимом и невидимом – тот έστώς οτάς, στησόμενος, с которым отождествлял себя Симон Волхв. В «Μεγάλη απόφασις» этот актуальный сущий (ών) бог представлен говорящим предвечной или предсуществующей (προυπάρχουσα) силе божества (абсолютному первоначалу как такому); «я и ты – одно, прежде меня – ты, то, что за тобою, – я». Этот «второй бог» – или всецелая действительность абсолютного – называется также седьмою силою, как завершение всех дел, исходящих из семи корней бытия в горнем и дольнем мире».

Наблюдатель посмеивался. Симеона, как и Будду, трактовали не точно. Всё опять напутали.

И Наблюдатель вспомнил главу из книги Ричарда Баха «Единственная», очень она подходила моменту.

«Мы очутились посреди луга. Казалось, что вокруг нас плещется изумрудное озеро, заключенное в чашу из гор. В малиновых облаках пламенел закат. Швейцария, тут же решил я, мы приземлились на открытке с видом Швейцарии. В долине, среди деревьев были разбросаны домики с остроконечными крышами, белела колокольня. По деревенской дороге тащилась телега. Ее тянул не трактор и не лошадь, а животное, похожее издали на корову. Поблизости не было не души, а на лугу – ни дорожки, ни козьей тропки. Только озеро травы с васильками, да горы с заснеженными вершинами стояли безмолвным полукругом. – Слушай, зачем, по-твоему… – начал я. – Где мы? – Во Франции, – не задумываясь, ответила Лесли, и прежде чем я успел спросить, откуда она это знает, Лесли шепнула: Смотри! Она указывала на расщелину в скале, где возле небольшого костра стоял на