Метро до Африки - Дарья Донцова

– Зачем тебе женский вариант? – пожала я плечами. – Несолидно.

– Мне с двумя спиногрызами ваще никакой не светит. Вся зарплата в унитаз идет, – заявил Витька. – Курить можно?

– Пожалуйста, – милостиво разрешила я.

Кондратьев вытащил из кармана пачку. Я покосилась на нее – однако, дорогие сигареты для парня, жалующегося на постоянное отсутствие средств. Если в семье считают копейки, мужчина должен сухой навоз в газету заворачивать.

– Круто тут у тебя, – все восхищался машиной Витька. – Кондиционер, всякие штучки… А у меня…

– «Бентли» шикарнее, – перебила я нытика, – «Роллс-Ройс» еще дороже, а в машине султана Брунея покрышки натянуты на золотые диски, украшенные брюликами. Нет предела совершенству. Гиблое дело гнаться за роскошью.

– Мы, нищие людишки, ездим на метро и…

– Ты звал меня, чтобы спеть песню о своем бедственном положении? – не выдержала я. – Вроде ты не инвалид, руки-ноги на месте. Мало получаешь? Ищи другую работу. Слава богу, в Москве живешь, каждой фирме охранники требуются.

Витька скорчился так, словно глотнул неразведенный лимонный сок.

– Очень уж ты резкая. Скажешь, как плюнешь. Вот полковник и полез в стремное дело. Имей он дома уважение и ласку от жены, то…

– Мы с ним друзья!

– А то никто правды не знает, – заржал Витька. – Помнишь, Дегтяреву медаль вручали, и вы все приперлись? Семейка Адамс! Хорошо хоть собак дома оставили!

– Было дело, – пожала я плечами. – А что? У Александра Михайловича случился редкий праздник, мы захотели в нем поучаствовать.

– Даже генерал заметил, говорил потом: «Сынок-то у полковника, который Аркадий, просто копия папаши».

Я поперхнулась. Ну конечно, Кеша и Дегтярев просто клоны. Аркадий высокий, худой, темноволосый и с карими глазами, практически никогда не выходит из себя, а если вам удастся разозлить адвоката, то он, и без того бледный, становится просто синим и начинает шипеть, как разбуженная в недобрый час кобра. Александр Михайлович, если честно, похож на хомяка-переростка. В юности полковник, кажется, имел русый цвет кудрей, точнее не скажу, потому что уже давно макушку Дегтярева украшает лысина, по бокам которой свисает нечто, напоминающее бахрому от пледа, пожеванную собаками. Глаза у приятеля голубые, а в гневе они сереют, и сам полковник делается похожим на перезрелый помидор. К тому же он всегда орет дурниной. Кеша ест мало, в основном налегает на салаты; полковник, коли его не отогнать от холодильника, слопает все с полок. Первый пьет виски, второй только пиво. Один обожает носиться по городу и легко нарушает правила дорожного движения, другой плюхает со скоростью сорок километров в час, вися на руле. Ну согласитесь, трудно найти более похожих людей, стопроцентно они – отец и сын.

– Не повторяй глупые сплетни, – не удержалась я от замечания, – а живенько объясни, по какой причине меня сюда вызвал. Вечер на дворе, я хочу домой.

Витька почесал переносицу и завел обстоятельный рассказ.

Некоторое время назад у Александра Михайловича вдруг капитально испортилось настроение, он стал хмурым и, что особенно насторожило Кондратьева, перестал орать на подчиненных. Отдел давно привык к головомойкам от полковника и воспринимает их как отеческую заботу. Александр Михайлович человек незлопамятный, отчитав кого-нибудь, он моментально забывает об инциденте, и можно спокойно работать дальше. Регулярно устраивая своим людям встряску, полковник всегда защищает их перед начальством. Один раз кто-то из вышестоящих решил погонять подчиненных Дегтярева, и тогда Александр Михайлович произнес гениальную фразу, которая навсегда вошла в местный фольклор. Глянув на разошедшегося начальника, он (тогда еще майор) твердо заявил:

– Этих людей бью только я. Если хотите, можете орать на меня, но остальных не трогайте.

Дегтярев не берет взяток, не подставляет своих, пытается выбить им квартиры (один раз ему это удалось), сквозь пальцы смотрит на небольшие нарушения дисциплины и, если человек хорошо работает, прощает ему все. Теперь понятно, почему подчиненные спокойно относятся к перепадам его настроения? У них фаза, когда начальство, краснея от гнева, принимается стучать кулаком по столу, называется «дерьмо попало в вентилятор». Главное, прижать уши, опустить хвост и исправно дрожать, демонстрируя полнейший ужас.

А тут вдруг Александр Михайлович стал тихим, очень вежливым, каким-то потухшим.

Через неделю народ забил тревогу, Витьке поручили разобраться в ситуации. Кондратьев потащил полковника в сауну, там мужики попарились, хряпнули пивка, закусили сушеной рыбкой, и Дегтярев начал жаловаться.

– Сволочь я, Витя, – чуть не плакал он, – про сына не знал, не помогал ему, даже теперь не могу дать денег парню[3].

– Так он алмазами торгует, – напомнил Витька, – кучу магазинов имеет. На фига козе баян? Сынишка твой миллионами ворочает!

– То-то и оно! – не успокаивался полковник. – Всего сам добился. А я где был?

– Ты ж про него не знал, – резонно напомнил Виктор.

– Плохо это, – понурил голову Александр Михайлович. – Вот задумал ему подарок сделать…

– Хорошее дело! – одобрил Витя.

– Машину куплю.

Витька подавился воблой.

– Так у Тёмы джипяра есть, здоровенный, – сказал он, откашлявшись. – Я сам видел, когда он за тобой приезжал.

– «Хаммер», – грустно уточнил Дегтярев.

– И что ты ему приобретешь? – заржал Витя. – «Оку»? Он на ней даже на помойку не поедет. Забудь, не парься.

Дегтярев стукнул кулаком по столу.

– Кредит возьму в банке!

– Ладно, ладно, только не нервничай, – дал задний ход Кондратьев. – Если надо…

– Очень! – рявкнул полковник. – Хочу проявить отцовскую заботу!

И Виктор не нашелся что ответить…

Рассказав мне это, он примолк и снова полез за сигаретами.

– С ума сойти! – поразилась я. – Никак не предполагала, что у полковника душевный дискомфорт.

Витька чиркнул зажигалкой.

– Он совсем сдурел. Вот мой папаша недолго мучился – развелся с матерью и смылся. И я больше никогда его не видел. А Дегтярев… «Сыночек, любимый…» Тьфу!

– Тёма сам нашел отца, хотел ему помочь, – напомнила я.

– Повезло полковнику, – вздохнул Витька. – Жена богатая, потом – бац – дитятко нашлось с алмазными копями. Прямо сказка! А у меня…

– Давай об Александре Михайловиче. Он взял кредит?

– Нет, не дали ему денег.

– Почему?

– Причин не объяснили, – хмыкнул Витька.

– Вот дурак! – не выдержала я. – Почему ж он мне ничего не сказал?

– Сам намеревался решить проблему.

– Но это глупо!

– Ему хотелось заработать, а не у семьи брать.

– Мог обратиться в тот банк, где хранятся наши средства, там бы ему точно дали ссуду.

Витька выбросил окурок в окно.

– Неужели не понятно? Это его сын, не твой. Значит, проблема должна разруливаться папашей.

– Идиотизм!

– Тебе этого не понять.

– Тёма не нуждается в помощи.

– Дело в желании Дегтярева.

– Хорошо, – сдалась я. – Что было дальше?

Витька нахмурился.

– Подробностей я не знаю. Полковник оформил отпуск и попросил: «Скажи всем, что я уехал на рыбалку». На самом деле он остался в Москве.

– Да зачем надо устраивать такой спектакль?

Виктор поежился.

– Некий человек предложил Дегтяреву работу – частное расследование. Пообещал отлично заплатить, вот полковник и обрадовался.

– Кто клиент? Что ему надо?

– Не знаю.

– А какое дело?

– Не знаю.

– Убийство?

– Не знаю.

– Поиск пропавшего ребенка?

– Сказал же, что не знаю! – заорал Витька. – Хоть сто раз спроси, ничего нового не услышишь. Он мне за помощь процент пообещал.

– Сколько?

– Секрет. Не скажу. Не твое дело, – занервничал Кондратьев.

– Ладно, финансовая сторона вопроса мне неинтересна, – пожала я плечами. – Но похоже, Дегтярев влип в малоприятную историю.

– Ох, чуял я беду, чуял… – простонал Витька.

– Хорошо, – прервала я его стенания, – с мотивацией понятно. Прав был Шерлок Холмс, когда говорил Ватсону, что в корне всех преступлений зарыты деньги. Даже если речь идет о великой любви, покопай поглубже и услышишь нежный хруст казначейских билетов. Скажи, какую роль Дегтярев отвел в спектакле тебе?

– Правой руки, – признался Витька.

– А подробнее?

– В последний раз его интересовали данные на некую Юлию Моргалову, в девичестве Яценко, – неохотно сообщил Виктор.

– И что ты разузнал? – спросила я.

– Самую обычную инфу. Несудима, не привлекалась, вдова, хоть лет ей всего ничего, проживает на Кирсарской улице, всегда там обитала, воспитывалась мачехой, второй женой отца. Звали ту красиво – Леокадия Ивановна Бланк. Очевидно, хорошая тетка, раз вышла замуж за парня с крохотным ребенком. В принципе, все обычно, никаких странностей в жизни Моргаловой-Яценко не было.