Розовая шубка - Любовь Кольцова

Это был Тарас Никоненко, местный молодой человек двадцати пяти лет, старший научный сотрудник Крымского заповедника, дипломированный специалист по охране редких птиц. Он жил с матерью в ближнем поселке в собственном доме с садом и огородом. Чем белокурая тихая москвичка поразила его в первую же минуту, известно было только ему, но со свойственной ему искренней порывистостью он сблизился с семейством и объяснился напрямую и с Олей, и с Анной Николаевной, Анютой, как ее здесь называли.

— Как хотите, но Оля станет моей женой, — сказал он, отрубая ладонью. — Что ей в вашей Москве? Я дам ей все. Любовь, семью, дом, машину, хозяйство, море, воздух. Что с того, что вы из России? Мы все одной крови и веры.

Его решимость и скорый украинский говорок нравились Анюте. Практическим умом она видела и чистоту его отношения к Оле, и всю ближнюю и дальнюю выгодность его предложения. Он даже привез их к себе в гости знакомиться с матерью. Они провели хороший вечер в простом чистом доме, посидели в саду, спели несколько песен после пшеничной горилки. Оля, конечно, не пила.

Если бы дочь согласилась, лучшей партии трудно было бы желать. Но куда! Мягко улыбаясь, Оля лишь отрицательно качала головой.

— Не надо, мамуля. Лучше расскажи ему про меня. Пусть остынет и не надеется.

И Анна Николаевна, выбрав минутку, увела Тарасика, как они величали его за глаза, гулять вдоль кромки волн. Среднего роста, с выгоревшим коротким чубом, зачесанным на правую бровь, подвижный, всегда готовый к шутке и к ласке, он нравился ей сам по себе. Это был хороший человек, добрый, искренний друг, чуть-чуть простодушный от избытка доброты. Что такие люди не часты, ей было известно, увы, слишком хорошо.

— Знаешь, Тарас, — выбирая слова, начала она, — я должна сообщить тебе одно известие.

— К нам едет ревизор? — живо подхватил он.

— Какой ревизор? — вздрогнула она.

— Я пошутил. Слушаю вас.

Анна Николаевна слегка взъерошилась на неуместную шутку и несколько шагов прошла в молчании, но вскоре повеселела. Теплый ветер трепал ее короткие кудряшки, золотисто высветлившиеся на солнце. Загорая обычно на женском пляже, «без полосочек», она носила сарафаны и блузки любой открытости, и со своей приятной сдобной полнотой казалась не старше двадцати девяти лет. У нее уже был любовник, сосед по столу в санатории, мужчина редкой спортивной доблести, но она умела прятать концы в воду так, что никто не догадывался об этом.

— Я весь внимание, — посмотрел Тарас ласковыми карими глазами.

И тогда Анюта произнесла обычным разговорным голосом:

— Оля ждет ребенка, Тарас.

Он остановился как вкопанный.

— Разве она замужем?

— Нет. Мы воспитаем его в нашей семье.

Он молча сунул руки в карманы синих шорт и оттопырил их зачем-то. Сжав губы в ниточку, устремил глаза на морской горизонт. Туда же смотрел и его подбородок. Постоял, двигая пальцами ног в открытых пляжных сандалиях.

— Спасибо за откровенность и за доверие, Анна Николаевна. Мне надо все обдумать. До завтра.

И почти бегом пустился в сторону поселка. Она усмехнулась.

«Давай, казачок, чеши до дому, теперь тебя никаким пряником не заманишь». — Она понимающе смотрела ему в спину.

По возвращении рассказала все Оле.

— Теперь его и след простынет, уж я знаю.

— Почему? — неожиданно воспротивилась Оля. — Папин же след не простыл?

Анна Николаевна спохватилась.

— Ты права, доченька, конечно, права, это я так, не подумавши, — бойко зачастила она. — Сейчас с ребенком даже скорее найдешь, чем в девках. Вон ты какая гладкая становишься, смотри-ка, любой полюбит. И Тарасик никуда не денется… На ужине была? Что там сегодня? Творожники со сметаной и пирог с яблоками? А потом что, фильм или танцы?

— Фильм. «Кавказский пленник», новая версия.

— Пойдешь?

— Нет. Я спать буду.

Ночи на побережье были темные и благовонные, как в тропиках. Такие ночи, по молчаливому общему мнению, стоили дня. Но Оля ни разу не видела даже полуночи. Сладкий Морфей, божественный покровитель всех беременных, незаметно смыкал ее глаза часов в десять вечера и глубоким сном охранял покой будущей матери и ребенка до светлых утренних лучей.

В полной темноте приходил Костя.

— Анюта! — бросал он горстью песка в окно.

Они исчезали в ночи, на берегу, купались нагими под низкими яркими звездами, плавали, обнимались в теплых волнах. Или брали лодку и безумствовали в ритмах моря, или расстилали одеяло под кустами магнолии, или изобретали тысячу и одну, вторую, третью сказку. Каждая ночь была на отличку, о каждой можно было вспоминать хоть целый год! О семьях не говорилось, семья — это святое. И только розовые пятнышки на шее, на груди приходилось закрашивать йодом или зеленкой.

Оля ничего не замечала. На нее спустилось ровное, почти коровье, спокойствие, необходимое в эту пору. И только Дима по-прежнему жил в ее душе. Жил, как хозяин, который рано или поздно вернется в свой дом.

… На другой день было воскресенье. Тарас подъехал на машине, посигналил, чтобы не застать женщин врасплох, потом вошел в домик.

— Здоровеньки булы! — сказал с широкой улыбкой.

Порывисто подошел к Оле, раскрыл объятия, поцеловал ее.

— Примите мои поздравления, драгоценные Оля и Анюта! От чистого сердца. Я все обдумал. Я не вижу здесь никакой проблемы, я даже рад, я уверен, что все к лучшему, — воодушевленно «заякал» он, обращаясь к обеим. — Я буду любить, Оля, твоего ребенка, как люблю тебя. В общем, все решено. Я не тороплю тебя с ответом, ты сама поймешь, как все по доброму устраивается. А сейчас я приглашаю вас в заповедник. Он в двадцати километрах отсюда, по хорошей дороге. Поехали.

Анна Николаевна, слегка невыспавшаяся, согласилась от нечего делать. Пляж надоел, телевизор тоже, а бесплатная экскурсия никогда не помешает. Она только пожалела, что нельзя позвать Костю. И неудобно, и некогда, у того сегодня гонки на водных лыжах, вчера был парашют с моторчиком, завтра погружение с аквалангом. Вот как надо отдыхать!

Они уселись. Машина обогнула дворцовый корпус санатория, окруженный пышными цветочными клумбами, промчалась по кипарисовой аллее, мимо рощи лавровых деревьев, и выехала на шоссе. Горячий ветерок гулял по салону, асфальт казался мокрым в знойном мареве. По равнине тянулись виноградники, сады, угодья кормовых трав. Поля были давно скошены, зато в садах уборочная была в разгаре. Свернув вправо, Тарас повел машину по гладкой грунтовой дороге к обрывистым горам, белевшим над зеленью пологого предгорья.

Оля молча сидела впереди, справа. Тарас был для нее загадкой. Она не могла применить к себе его вдохновенного бескорыстия. «Он что-то придумал про меня и ошибается, а когда поймет, то разочаруется», — недоуменно думала она про себя.