Камея из Ватикана - Устинова Татьяна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зато дождалась, когда сверху скатился Родион, а за ним прискакала его необыкновенная собака.
– Тоня? – Родион и собака уставились на нее одинаковыми миндалевидными встревоженными глазами и синхронно склонили головы набок. – А что, уже вечер, да? Как это я!.. Слушай, я не нарочно! Я правда собирался учиться, я даже за компьютер уже сел и отошел на одну минуточку! На секундочку! И забыл!..
Тонечка закрыла книжку.
– А потом уже поздно было! Я хотел Илюхе позвонить и спросить, что задали!
– И что тебя остановило?
– Я забыл! – вскричал Родион с отчаянием. – Я правда забыл!
Тонечка вздохнула.
– Тоня, – Родион примостился на краешек соседнего кресла и умоляюще заглянул ей в лицо. – Тоня, давай сегодня не будем ругаться, а? Ты меня завтра отругаешь!
– Какая разница? Тебя ругай не ругай, все как об стенку горох.
– Да не горох! Я просто забыл!
– Ты безответственный человек, – сказала Тонечка, вспомнив маму Марину Тимофеевну. – На тебя нет никакой надежды. Вот на твоего отца можно положиться, а на тебя нет.
– Тоня! Я же попросил!
Это было совершенно непедагогично, нелогично и непрактично, но Тонечка поднялась, взяла свою книжку и поцеловала Родиона в заросшую светлыми волосами макушку.
– Бедный ты мой ребенок, – с сочувствием сказала она. – Ни с чем ты не можешь справиться. В первую очередь с собой.
Родион из всего этого понял только одно – он прощен, выяснения отношений не будет, можно не страдать и не каяться.
– Я тебе сейчас покажу, что днем нарисовал, – заговорил он оживленно. – Только Буську накормлю.
– Я сегодня тоже ни за что не отвечаю, – объявила Тонечка. – Ужина нет.
Родион был так счастлив – все обошлось! – что не заметил никакого сарказма.
– Давай я за хлебом сбегаю! И за колбасой! Я мигом! И потом яичницу можно нажарить!
Тут Тонечка сообразила, что он, должно быть, не ел вообще, утренние бутерброды так и остались нетронутыми, и заторопилась.
Через пятнадцать минут Родион сидел над огромной тарелкой спагетти. Макароны были щедро политы грибным соусом и посыпаны изрядной порцией сыра.
– Как вкусно, – выговорил он с набитым ртом. – Как есть охота, ужас!
– Вот и ешь, – велела Тонечка. – Приятного аппетита. И не спеши.
– Люблю, когда сыра много, – продолжал Родион, поглощая спагетти. – Очень вкусно. А где ты была весь день?
– Ну, не весь! Я давным-давно дома.
Родион перестал жевать и посмотрел на нее.
– И… не зашла ко мне?
Тонечка покачала головой. Мальчишка вздохнул:
– Обиделась, да? Что я уроки не слушал?
Тонечка кивнула. Собака подбежала, уселась ему на ногу, задрала голову и внимательно посмотрела на Тонечку – приготовилась защищать.
– Ты глупое животное, – сказала ей хозяйка. – Тебе-то в институт не придется поступать, а потом на работу ходить!..
– А почему ты в «Муссонах»? – спросил Родион. – Ты что, заболела?..
…К этому Тонечка тоже еще не привыкла! Родион мог проспать, забыть, прогулять, потерять, но при этом он все вокруг замечал и делал собственные выводы, иногда совершенно непонятные.
Костюм немыслимого цвета она и впрямь надевала нечасто, берегла, жалела и облачалась в него, только когда ей требовалось… утешение.
Такой специальный костюм-утешение под названием «Муссоны»!
– Я упала, – призналась Тонечка. – Мы с Сашей пошли в храм и там… упали. Обе. Она лоб разбила, а я коленку.
– Вы даете!
– Зато с батюшкой познакомились. Очень симпатичный оказался человек!
– Он поп?
Тонечка вздохнула.
– Ты обещал мне показать, что нарисовал.
Теологические вопросы были моментально позабыты, Родион помчался на второй этаж и вскоре вернулся с рисунками.
На всех была – ясное дело! – соседка Саша Шумакова.
Некоторые Саши были больше похожи на оригинал, другие меньше, но везде была подчеркнута ее немного арабская красота – миндалевидные глаза, брови вразлет, смуглая кожа, темные плотные волосы.
– Ну как? – не выдержал мальчишка. – Ничего?
– Очень, – искренне сказала Тонечка. – Как это ты… видишь? Я вот и не заметила, что она похожа на Наоми Кемпбелл!
– Кто такая Наоми Кэмпбелл?
Тонечка засмеялась.
– Ты потом посмотришь в интернете. А сейчас все же позвони Илюхе и спроси, что сегодня задали, чучело ты мое мяучело!
Впрочем, она нисколько не сомневалась, что задание он запишет на каком-нибудь клочке, который потом сам собой потеряется, Родион обо всем позабудет и им все же придется скандалить и ругаться.
Тонечка терпеть не могла скандалить и ругаться.
Мама Марина Тимофеевна считала, что от малодушия.
С утра Тонечка добросовестно караулила Родиона, пока он маялся с онлайн-уроками, вздыхал и гладил под столом свою собаку, которая у него на коленях сидела так, чтобы преподаватели ее не замечали.
Потом, как коршун, нависала над ним, контролируя, чтоб он записал задания.
Потом пообещала, что непременно проверит вечером уроки – и вчерашние тоже!
Все это было ей так скучно, и так не хотелось ничем этим заниматься! Хуже того, было очевидно, что мальчишка все чувствует и ему тоже скучно и неохота, и получается, она ведет с ним не воспитательную, а разрушительную работу!
Все друг про друга понимая, они договорились, что Тонечка сходит на почту, а Родион за это время выучит уроки.
– Завтра Первое мая, Праздник труда, – объявила она. – Будем пироги печь. Хочешь?
Пирогов Родион как раз хотел.
– Ты все-таки поучись, – напоследок попросила Тонечка и ушла.
Под самый Первомай погода, ясное дело, испортилась. Надвинулись тучи, налетел ветер, и Тонечке пришлось возвращаться за курткой с капюшоном.
Центр Дождева, до которого она со своей окраины дошагала минут за пятнадцать, был пуст и тих. Ветер трепал плакучие ивы над крошечным прудиком, мелкий дождь то переставал, то принимался вновь.
На углу улиц Купеческой и Ленина в будке сидел грустный сивый сапожник и, повесив огромный крючковатый нос, зашивал сапог – на самом деле зашивал, тянул дратву, далеко откидывая волосатую руку.
Тонечка улыбнулась ему и пошла дальше.
Сапожник проводил ее глазами.
Она миновала «Рублевочку», напомнив себе, что на обратной дороге нужно зайти и купить изюма – Родион обожал плюшки с изюмом, а завтра Праздник труда! Потом поликлинику – длиннющий бревенчатый барак с крылечком посередине. На ступеньках под навесом сидел флегматичный кот и дергал ушами на дождь.
Возле отделения полиции на этот раз никого не было, должно быть, Ленька вел боевые действия в телефоне на посту, за столом, отделенным от коридора железной решеткой, а товарищ майор Мурзин маялся от скуки и вздыхал на своем рабочем месте.
…В сценариях все не так!
Города не такие, коты не такие, полицейские не такие!.. Может, фильмы и смотрят плохо, потому что все не так и зрители не верят!
Следом за участком показался домик с палисадником и синей вывеской «Почта России» прямо над единственным окошком.
Тонечка вошла в пролом в заборе – калитки не было видно – и поднялась на крылечко.
Дождь у нее за спиной припустил, застучал по железной крыше.
В домике были две комнаты, разделенные перегородкой. С одной стороны прилавок, похожий на магазинный, – Тонечка видела такие прилавки в фильмах 50-х годов про быт «новой деревни». Должно быть, когда-то он был полированный, ровный, но за много лет весь истерся, исцарапался, изошел фиолетовыми пятнами чернил. Здесь сильно пахло сургучом, и Тонечке сразу вспомнилось, как в детстве они с бабушкой ходили на почту за посылками. Дальние родственники присылали из Курска яблоки – роскошные, огромные, крепкие!.. На почте пахло сургучом, а когда маленькая Тонечка прикладывала нос к заколоченному ящику, сразу начинало пахнуть яблоками.
Бабушка всегда носила летние перчатки, шелковые или кружевные, и, когда расписывалась за посылку, старалась не слишком глубоко макать перо в чернильницу – она терпеть не могла пятен!..