Недотрога - Валентина Владимировна Кузнецова

В восемь часов утра Даша и Костя были в больнице.

В девять часов им сообщили, что Александра Николаевича не стало.

Маша и Даша плакали.

— Надо сообщить Паше и Дашеньке, — всхлипывая сказала Маша и набрала Пашин номер. — Паша, алло, Паша, папа умер. В больницу не приезжайте, ждите нас дома.

Сообщили в офис Александра Николаевича.

Похоронами занимались все: Игнат, Костя, Валера, работники фирмы Александра Николаевича, похоронное агентство.

В вечерних новостях сообщили о смерти бизнесмена и мецената Александра Николаевича Графских.

Это сообщение слышала Жанна.

На похоронах было много народа. В таком многолюдье Жанне несложно было затеряться. Но она увидела то, что ей надо: Игнат находился рядом с Машей и Дашей, и еще были двое подростков — мальчик и девочка лет пятнадцати. Мальчик был очень похож на молодого Игната.

На следующий день она встретилась со Славкой Борзых и рассказала все, что увидела.

Глава 14

На оглашении завещания присутствовали поверенный Александра Николаевича, нотариус, адвокат, Маша, Игнат, Паша, Дашенька, Иван Данилович.

Сначала поверенный зачитал письмо Александра Николаевича:

«Дорогие мои Машенька и дети. Если вам зачитывают это письмо, то, значит, меня уже нет.

Милая моя девочка, я благодарю судьбу, что встретил тебя с новорожденными малышами и совершил, как мне казалось, безумный поступок: предложил тебе выйти за меня замуж и чтобы я усыновил Павла и удочерил Дашеньку.

За столько лет я ни разу об этом не пожалел. Ты стала прекрасной женой, матерью и другом. Я люблю тебя.

Я знаю, что ты с уважением относилась ко мне. Даже за это спасибо.

Я желаю тебе и детям счастья…»

У Маши текли слезы по щекам, она тихонько плакала, платок уже был мокрый от слез.

«…Я желаю тебе и детям счастья, такого же, которое вы подарили мне.

Мы с Машей договорились говорить правду. Поэтому про Игната Гаана я знал с самого начала и отслеживал его жизненный путь. (Игнат, только не обижайся.) Игнат, ты очень хороший человек. Может, детям это принесет удачу, раз у них два папы, ведь редко у кого так бывает.

Я надеюсь, что вы запомните меня только с хорошей стороны.

Живите и радуйтесь каждому прожитому дню.

Ваш Александр Николаевич».

В комнате, где должно быть зачитано завещание, стало тихо.

Через какое-то время поверенный зачитал завещание.

По завещанию Маше отходило 40 % акций компании, коттедж, в котором они сейчас проживали, и кондитерская фабрика, в которой она сейчас работает.

Паше и Дашеньке по 15 % акций компании и по квартире каждому, но с условием, что до совершеннолетия они будут жить с мамой.

Игнату Гаану 20 % акций компании, которая принадлежала Александру Николаевичу, с назначением его генеральным директором. Игнат Владимирович Гаан будет официальным опекуном Паши и Дашеньки до их совершеннолетия с правом пользования их акциями. С одним условием опекунства — проживание с подопечными под одной крышей в одном доме.

Ивану Даниловичу, старому другу, 10 % акций компании.

Когда все формальности были соблюдены, бумаги подписаны, собираясь ехать домой Маша, спросила Игната:

— Получается, тебе придется переехать к нам.

— Да, придется.

— Когда ты собираешься это сделать?

— Наверное, сегодня, — подумав, сказал Игнат.

— Хорошо, я приготовлю тебе комнату.

— Хорошо, я возьму кое-какие вещи и приеду, остальные привезу потом.

— Мы будем ждать, приезжай.

Игнат с вещами приехал часов в шесть. Проводив Игната в приготовленную ему комнату, Маша сказала:

— Располагайся, будь как дома.

Поставив саквояж на стул, он сел в кресло и задумался.

«Наверное, это новый этап в моей жизни. Если в этой жизни Маша будет рядом, надо будет сделать все, чтобы мы не расставались больше».

В семь часов вечера был ужин. Игнат спустился в столовую. Он не стал занимать место, которое принадлежало Александру Николаевичу. Маша и дети это оценили. Разговор как-то не клеился, но постепенно нашли общие темы. Ужином остались довольны.

Было уже за полночь. Игнату не спалось. Он спустился на кухню выпить воды. Там сидела Маша со стаканом молока и плакала.

— Не могу уснуть, — всхлипывая, сказала она.

Игнат сел рядом, забрал у нее из рук стакан с молоком, поставил на стол:

— В таких случаях надо пить вино.

— Ты же знаешь, я не люблю спиртное, — не переставая плакать и швыркать носом, говорила Маша.

Игнат сел рядом, обнял, прижал к себе:

— Тогда плачь, и пусть со слезами выльется вся твоя боль. Может, тогда тебе станет легче.

— Моя боль во мне уже шестнадцать лет и никак не уходит.

— Ты о моем поступке? Что я сказал, что мне рано становиться отцом? Прости меня, пожалуйста. Я был ошарашен твоим признанием и ляпнул, не подумав о последствиях. Я потом сто раз пожалел о своих словах. Прости меня, пожалуйста.

— Моя боль появилась еще раньше. Оказывается, ты спорил на меня.

— Откуда ты узнала? От Жанны? Вот сука.

— Нет, не от Жанны. Ты, когда последний раз уходил от меня, обронил паспорт. Я беспокоилась, что он тебе нужен, пошла к тебе, понесла его. Дверь была не заперта. Я зашла и услышала ваш разговор с Жанной. Она требовала, чтобы ты предоставил доказательства, что переспал со мной, а то иначе проиграешь спор. Ты сказал, что проиграл спор, что ты не спал со мной, что ты не будешь портить мне жизнь. Игнат, я думала, что мы любим друг друга, а ты просто поспорил. Но почему ты отрицал этот факт, решив, что лучше проиграть спор?

— Маша, я не помню, как я спорил. Я в тот Новый год хотел быть с тобой, но ты молчала. В результате Жанна приклеилась, как банный лист. Мы оказались в компании, где я никого не знал. Чтобы как-то забыться, я напился в хлам. Я не помнил этого спора. А то, что я проиграл спор? Что, я буду Жанне докладывать, что я люблю тебя и мы спали, любя друг друга? Чтобы она потом трепала твое имя на каждом углу? Я не мог этого допустить. Пусть уж я буду проигравшим.

— Я была в шоке от услышанного, а потом еще твои слова о том, что тебе рано становиться отцом, доконали меня.

— Поэтому ты сбежала? Прости меня, пожалуйста. Я эти пятнадцать лет не жил, а существовал. Я не могу без тебя. Ты моя жизнь.

Маша заплакала еще сильнее. Игнат прижал ее к своей груди и старался успокоить. Потихоньку Машины слезы начали заканчиваться.

— Я намочила тебе футболку своими слезами, — сказала она и приложила руку к мокрому пятну на одежде.

Игнат