Александр Кучин. Русский у Амундсена - Людмила Симакова

Александр обращается в Норвегию с просьбой предоставить информацию о рыбопромышленных училищах Норвегии. Получает официальный ответ. Любопытно, что одним из условий приёма в такое училище для русских являются членство в Архангельском обществе Русского Севера и направление от этого общества. Несмотря на то что учащимся Архангельского торгово-мореходного училища запрещали состоять в каких-либо общественных организациях, Александр был принят в это общество как член-корреспондент. Его членский билет датирован апрелем 1909 года.

Архангельское общество изучения Русского Севера объединяло людей, занимавшихся историей, этнографией, природой, экономикой северного края. На его заседаниях вели жаркие дебаты об освоении его богатств. В «Известиях общества» за 1909 год опубликован протокол заседания, на котором обсуждали вопрос о рыбных промыслах на Мурмане.[65] С докладами выступили В. Ф. Државецкий, бывший ассистент Н. М. Книповича на Мурманской биологической станции, и известный ихтиолог С. В. Аверинцев. Заседание, проходившее в стенах Городской думы, затянулось заполночь. Среди выступавших в прениях есть фамилия Кучина. Кто из них – отец, знавший промысел не понаслышке и не чуждый общественной деятельности, или сын, мечтавший заниматься научным изучением океанских глубин, принимал участие в этом собрании? Если отец в это время, как и должен, был в море, то это был молодой Александр.

Итак, закончился важный этап в жизни Саши Кучина. Что ждёт его впереди?

III. В Бергене

Лето после окончания училища Александр провёл в Архангельске. «Исполнилась мечта – побыть летом в России»[66]. Хотя северное лето называют «карикатурой южных зим», но для Саши, уже многие годы летние месяцы проводившего за Северным полярным кругом среди льдов и скал, оно было приятным и желанным. Задержался он по двум причинам: ждал заграничного паспорта и был с любимой девушкой. В сентябре, так и не дождавшись паспорта, хотя разрешение на его выдачу было полицейским управлением подписано ещё 28 мая[67], Александр отправляется в Норвегию. Позднее, в апреле 1910 года, отец напишет, что паспорт он получил и ему переслал.

Александр приехал в Тромсё и хотел поступить на норвежское исследовательское судно «Микаэль Сарс», названное по имени известного норвежского зоолога, изучавшего морскую фауну, звёзд и медуз, отца Евы Сарс-Нансен – жены Фритьофа Нансена. Капитан порта рассказал ему о курсах по изучению моря на биологической станции в Бергене, и он решает ехать туда. На судне будущему исследователю моря была оказана любезность. Его бесплатно в 1-м классе доставили в Берген. Это было весьма кстати, так как в кармане у Александра было всего 110 крон, которые ему дал отец на проживание.

Воистину, если чего-то сильно желаешь и твои помыслы чисты, счастливый случай обязательно представится.

Океанография как наука делала свои первые шаги. Биологическая станция в Бергене была одним из ведущих центров по изучению моря. Здесь не только проводили исследования, но и организовывали курсы по различной тематике, на которые приезжали учёные из многих стран.

Плата за обучение на курсах – 150 крон, да и велись они на немецком языке, в котором Александр был не силён. На курсах читали лекции о планктоне и зоологии морского дна. Слушатели – выпускники университетов. Конечно, в таких условиях и думать было нечего об обучении на них.

4 ноября 1909 года он пишет Бартольду: «Навигационное училище я закончил в начале мая и получил золотую медаль на экзамене. После чего стал копить силы и средства на поездку за границу: в Англию и Норвегию. Последние два года я интересовался изучением моря и, когда я лучше узнал мурманский берег, захотел заняться гидрографическими исследованиями. Из Тромсё я приехал сюда на «Микаэль Сарс». Здесь проходили курсы по морским исследованиям: лекции о планктоне и зоологии морского дна. Плата составляла 150 крон, а у меня было только 110 крон на проживание. Поэтому я начал изучать самостоятельно, мне разрешили пользоваться библиотекой биологической станции и музея. Но большая часть литературы на английском и немецком, а я был довольно слаб в этих языках, поэтому учился без отдыха. Через месяц труда я смог читать на обоих языках без словаря. Впрочем, всё ещё предпочитаю книги на английском. Д-р Хелланд-Хансен дал мне поручение: замерять течение в заливе Пуддефьорд возле Бергена и делать анализы воды. Эту работу я выполнил. Но средств у меня становилось всё меньше и меньше. Теперь, к большой моей радости, д-р Х.-Х. дал мне оплачиваемую работу: делать анализ всех проб воды, какие есть на станции, и работать в химической лаборатории. 80 крон в месяц при 6-часовом рабочем дне. Теперь я смогу остаться в Бергене ещё на 3 месяца и учиться, а к лету надеюсь получить место гидрографа на Мурманском берегу. Но навигационная школа не дает больших знаний по химии, поэтому я начал её изучение»[68].

Такая работоспособность не могла не быть замеченной, и доктор Бьерн Хелланд-Хансен, директор биологической станции, предложил ему заняться океанографией. Александру снова повезло. Б. Хелланд-Хансен – один из основателей океанографии как науки. Он вывел формулу определения скорости морских течений, известную как формула Хелланда-Хансена, ратовал за объединение исследований по физической океанографии и биологии моря. Лучшего наставника трудно было желать. Саша восхищён им: «Профессор редкостный человек. Вчера он читал лекцию в здании метеорологической обсерватории и зашёл ко мне, чтобы взять меня с собою»[69]. Вместе с профессором он выходил в море, брал пробы воды для определения солёности, замерял температуру, вычислял течения, научился определять возраст рыб. Работа нравилась и увлекала. «Узнал новую истину, что нужно проверить, что раз вода у Мурмана холоднее, то крупней рыба и богаче»[70].

Новые знания, свои маленькие открытия, первые результаты – что может быть увлекательнее для молодого учёного? Позднее он напишет отцу: «Во всяком случае, здесь в Бергене моя работа была важна и полезна, и среди учёных в музее я пользуюсь почётом и уважением»[71].

Но за пределами станции он тоскует. Своему однокурснику и другу Косте Белову он пишет: «Ах, Костя, как я скучаю! Всё в России (нет, не всё!) кажется хорошим. Ты не думай, я не изменил себе, но мореходка, наша прошлая жизнь… Кроме того, там Надя»[72], и в другом письме: «А как хочется туда, в Россию! Днём работаю, а как приходит вечер – скучаю. Не в силах даже и читать»[73].

Он пишет о почти безумной любви к Наде, о том, как мечтает она о работе на Мурмане вместе с ним и куда приедет Надя «если не разлюбит». Надю сватал лесной кондуктор и получил отказ. Её отправили в Англию, и он хочет ехать к ней: «Костя, если бы ты знал, как тяжела разлука с ней. Я боюсь за неё. Так бы бросил всё и поехал к ней. Писал ей о моём намерении побывать в Англии, чтобы после работать не отрываясь. Если скучает, то поеду к ней. Нужно спасать её счастье»[74]. Наконец, в письме от 16.12.1909 года сообщает: «Нужно побывать в Англии, чтобы после не отрываться от семьи. Я начинаю помышлять о своей собственной семье. Хотя пока из двух человек – Нади и меня»[75].

Как это часто бывает, длительная разлука делает своё дело. Надя пишет всё реже. В апреле 1910 года Степан Григорьевич получает письмо от сына. Письмо плохо сохранилось, но в конце его можно прочитать: «С Надей у меня всё покончено… (разрыв бумаги – прим. авт.)».

Отец был доволен, он не одобрял этой дружбы.

Ещё одна проблема – климат. Сыро, дождливо, средняя температура января +0,9°, нет снега, нельзя покататься на лыжах. Погода угнетает, как угнетает и полярная ночь, когда рассветает лишь на несколько часов в середине дня. «Здесь дьявольский климат в Бергене, и я порядком заболел. Боюсь чахотки»[76].

Своё будущее он связывает с Россией, и прежде всего с изучением Мурмана: «Стало быть, если удастся, летом буду работать на Мурмане и служить делу, а не людям. О, если бы. Исследовав глубины вод Мурмана, можно взяться и за рыболовство… Моя мечта поскорее приехать на Мурман»[77]. Но прежде нужно научиться работать тралом, и он собирается либо в Англии наняться на рыболовецкое судно, либо пойти на норвежском судне «Микаэль Сарс».

Ловля рыбы тралом – по тем временам новая технология, появившаяся тогда, когда на судах паруса заменила паровая машина и они стали меньше зависеть от ветра.

Саша жалуется на одиночество. Он тяжело сходился с людьми, как и все застенчивые и самолюбивые люди. Всё же он стремится подбодрить друга Константина Белова, которому тоже приходится несладко в первых рейсах на заграничном пароходе, и пишет ему: «Друг мой, брат мой, усталый страдающий брат! Кто б ты ни был, не падай душой!»[78]