Династия Романовых - Владимир Сядро

Но главной заботой Морозова было устройство царской женитьбы, после которой он мог бы стать царским свояком. Однако его замысел чуть не сорвался: на смотринах Алексею понравилась дворянская дочь Евфимия Всеволожская. Девушку взяли в палаты к сестрам царя и начали готовить к венчанию. Но… Ф. Гримберг реконструировала дальнейшие события так: «Далее все шло, как по плану: невеста скоропостижно упала в обморок или впала в некий припадок, который был трактован как падучая болезнь[4]. О женитьбе царя на больной девушке не могло быть и речи. Все семейство Всеволожских скоропалительно ссылается в тот же Тобольск, куда прежде ссылались Хлоповы. Чья это была интрига? Кому это было выгодно? Вероятнее всего, Морозову. Он тотчас подставляет на освободившееся место свою ставленницу, дочь дворянина Милославского. У Морозова была своя “партия”, и чем-то Всеволожские не угодили ему».

Есть в деле Всеволожских еще одна интересная деталь, о которой упоминает Ф. Гримберг: «И, конечно, интересна царская грамота в Кириллов-Белозерский монастырь с наказом содержать “под крепким началом и с великим бережением” некоего Мишку Иванова, крепостного боярина Романова (двоюродного брата царя). В чем обвинялся Мишка? Ну конечно же в пресловутом ведовстве и в говорении каких-то нехороших слов; и все это по делу Всеволожских». Любопытно и другое: 16 января 1648 года 28-летний царь обвенчался со старшей из сестер Милославских – 33-летней Марией Ильиничной, а через десять дней состоялось бракосочетание 57-летнего Бориса Ивановича Морозова с ее младшей сестрой Анной. Так «заботливый воспитатель» добился своего – стал царским свояком.

Несмотря на то что избранница Алексея была на пять лет старше его, царская чета прожила в мире и согласии 21 год, вплоть до кончины царицы в 1669 году во время очередных, тринадцатых по счету родов. В общей сложности в семье родилось пять мальчиков и восемь девочек, из которых четверо умерли в малолетнем возрасте. Алексей Михайлович был примерным семьянином и старался не расставаться надолго с женой: во время отъездов из столицы брал ее с собой или ежедневно писал ей теплые, заботливые письма, справляясь о здоровье.

Единственным увлечением, частенько «разлучающим» супругов, была охота, которую Алексей Михайлович страстно любил с юных лет. До нашего времени дошла замечательная книга о соколиной охоте, написанная по его заказу, а возможно, и им самим. С этим увлекательным занятием связано одно предание, согласно которому, охотясь однажды неподалеку от Звенигорода, царь отстал от своих спутников и столкнулся в лесу с медведем. Гибель государя была бы неизбежной, если бы не явившийся невесть откуда старец. При виде его зверь убежал. А старец, назвавшийся сторожевским монахом Саввой, исчез. Появившись через какое-то время в Звенигородском Богородице-Рождественском монастыре, основанном еще в 1398 году, Алексей Михайлович с удивлением узнал на иконе, изображавшей его основателя, преподобного Савву Строжевского, своего спасителя. С тех пор царь сделал этот монастырь одной из своих загородных резиденций, выстроив на его территории царские палаты не только для себя, но и для супруги.

В изданном в 1913 году сборнике, посвященном 300-летию царствующего Дома Романовых, Алексей Михайлович характеризуется как замечательная личность, необыкновенно добрый, отзывчивый и умный государь, образованнейший человек своего времени. В частности, там пишется: «Довольным и счастливым Царь Алексей Михайлович чувствовал себя только тогда, когда вокруг него все было спокойно, светло, радостно. Народ и прозвал его “тишайшим”». Многое в этой характеристике, в том числе ум, доброта и образованность, не было пустым славословием и, судя по сохранившимся историческим документам той эпохи, соответствовало действительности. А вот что касается прозвища Тишайший, то здесь дело оказалось вовсе не в тихом нраве царя. Русский историк и романист XIX века Е. П. Карнович-Валуа обратил внимание на такую занятную деталь: в свое титульное прозвание второй Романов ввел латинское слово «clementissimus», переводившееся на русский язык как «тишайший», хотя правильно было перевести его как «благостнейший», «милостивый», «осененный благодатью». Вот это титульное нововведение позднейшие историки и восприняли в качестве характеристического свойства царя. Между тем, судя по той весьма бурной политической и государственной деятельности, которую вел в годы своего правления Алексей Михайлович, назвать его «тихим» вряд ли возможно. Царь вовсе не отличался кротостью, которую ему обычно приписывали, и нередко проявлял твердость и даже жестокость по отношению к бунтовщикам. Это особенно проявилось в 1660-х годах, когда, избавившись от уже обременительной опеки «дядьки» Б. И. Морозова, Алексей Михайлович стал править единовластно.

По мнению И. Л. Андреева, «определение “Тишайший” сыграло престранную шутку с восприятием Алексея Михайловича потомками», которым «он представляется царем тихим, миролюбивым». «Между тем, – пишет далее историк, – благодушный Алексей Михайлович половину своего правления провоевал. “Отец его имел склонность к миру, но у этого царя все помыслы направлены к войне” – писали о нем иностранцы, в глазах которых Тишайший был воинственным правителем». В подтверждение этого Андреев ссылается на фонды Тайного приказа, где «сохранилось немало документов, свидетельствующих, что Алексей Михайлович занимался военными вопросами с большим старанием и охотой». «Чувствуется, что это ему нравилось и нравилось настолько, что именно его, а не Петра I следует признать “основоположником” фамильной страсти Романовых – любви к военному делу», – считает историк.

Да и как было Тишайшему не пристраститься к нему, если за более чем тридцатилетнее пребывание на троне ему не раз приходилось прибегать к силе оружия, чтобы усмирить российские провинции, подавить крупнейшие бунты и восстания внутри страны, противодействовать раскольникам, расширить территорию России и отразить враждебные посягательства соседних держав. Причем, в отличие от своего отца, Алексей лично принимал участие в военных походах, на три-четыре года покидая Москву.

Хорошо образованный, жадный до всего нового государь понимал необходимость такого реформирования страны, которое обеспечило бы ее сближение с европейскими государствами. И хотя все, что он успел сделать в этом направлении, делалось очень осторожно, с оглядкой на «ревнителей» старых порядков, в дальнейшем было использовано и приумножено другим, более мощным реформатором – его сыном Петром Алексеевичем. Даже образ жизни самого царя, в частности семейной, заметно отличался от традиционного уклада его предшественников. Так Ф. Гримберг отмечает: «…он выезжает в одном экипаже с женой, ездит вместе с ней на охоту, она выезжает в город в экипаже с незанавешенными окнами. Среди ближних женщин Натальи Кирилловны[5] обнаруживаем прислугу иностранного происхождения, например некую “дохтур-литовку”, в обязанности которой входило приготовление кушанья. Обращают на себя внимание “театральные затеи” царя. Еще в 1660 году он пытается выписать из Англии “мастеров комедию делать”. Но только в 1672 году происходит “первая постановка на русской сцене”: пастор Иоганн-Готфрид Грегори из Немецкой слободы на Кукуе ставит “Артаксерксово действо” – мистерию на библейский сюжет». Будучи сам всесторонне образованным человеком, Алексей Михайлович позаботился о серьезном обучении не только своих сыновей как будущих наследников, но и дочерей. С учетом всего этого и второго царя из рода Романовых также вряд ли можно считать пресловутым «приверженцем старины». На наш взгляд, наиболее точная характеристика ему была дана в исследовании И. Л. Андреева. Прослеживая линию движения Алексея Михайловича к западной культуре, историк пишет: «Он до кончика ногтей, до последнего поклона перед иконописным ликом русский и православный, но уже “подпорченный” острым интересом ко всему западному, уже болеющий сомнительными “комедийными потехами”».

Сразу же после восшествия на престол молодому царю пришлось заниматься той же проблемой, с которой столкнулся еще его отец, – поиском мер для пополнения царской казны. По наущению Морозова было существенно сокращено довольствие городовых дворян и стрельцов, усилено налоговое давление на все слои населения, проводилось жесткое взыскание недоимок за прошлые годы. Но крутые меры результата не приносили. Более того, непосильное налоговое бремя переполнило чашу терпения простого люда. 1 июня 1648 года Алексея Михайловича, возвращающегося с богомолья, встретила толпа челобитчиков. До царя их не допустили, и тогда толпа людей прорвала цепь стрельцов, и перепуганному монарху пришлось принять их жалобы. Но на этом они не успокоились. Уже на следующий день в Москве начались погромы боярских усадеб. Бунтующий люд сжег имение Морозова и растерзал дьяка Назария Чистого – виновника соляного налога. 3 июня толпа ворвалась в Кремль и потребовала выдать им боярина Морозова, а также отъявленного взяточника и казнокрада Леонтия Плещеева, бывшего главой Земского приказа. Царю пришлось выдать последнего, и он тут же был забит насмерть камнями и палками. Морозову ничего не оставалось, как спешно покинуть Москву. Только к середине июня волнения там прекратились.