Побратимы меча - Тим Северин

— Одно преимущество в потере ноги имеется, дружище, — ответил Гисли. — Когда ковыляешь на костыле, в руках и плечах сил прибавляется.

ГЛАВА 3

Мы отнесли оленину в бург, где повара эрла готовили большой пир, каковым, по обычаям саксов, отмечают начало жатвы.

— Королевского егеря всегда приглашают и сажают на почетное место, — сообщил мне Эдгар. — Оно и правильно, ведь он добывает лучшее едалово для пира. Ты мой помощник, Торгильс, и тебя тоже ждут. Постарайся одеться, как надо.

Вот так пять дней спустя я оказался в дверях большого зала в бурге, одетый в свою пурпурную рубаху, которую выстирала жена Эдгара Джудит. Я с трудом справлялся с волнением. Нет сомнений, думал я, Эльфгифу будет присутствовать на пиршестве.

— А кто будет сидеть на высоком месте? — спросил я у какого-то гостя, пока мы ждали сигнала рога, призывающего войти в зал.

— Эрл Эльфхельм — высокий гость, — ответил он.

— Это отец Эльфгифу?

— Нет. Ее отца казнил этот дурень Этельред по подозрению в неверности задолго до того, как Кнут пришел к власти. Эльфхельм — ее дядя. Он придерживается старых взглядов на то, как следует устраивать пиры, так что, я думаю, Эльфгифу будет разносить кубки.

Прозвучал рог, мы вошли в огромный зал и заняли свои места. Мне досталось сидеть лицом к середине зала, оставленной свободной для слуг, разносивших еду, и для последующих увеселений. Такой же длинный стол стоял напротив, а справа от меня, поднятый на возвышение, — стол, за которым предстояло пировать эрлу Эльфхельму и его важным гостям. Наш скромный стол был уставлен деревянными блюдами, кружками и ложками из коровьего рога, но стол для гостей эрла был застелен вышитой льняной скатертью, уставлен дорогими привозными сосудами и кубками зеленого стекла. Только что мы, мелкий люд, заняли свои места, как звук рога объявил о входе эрла. Он вошел с женой, сопровождаемый знатными людьми. В основном то были саксы, но среди них я заметил Гисли и Кьяртана, имевших при себе мечи телохранителей с позолоченными рукоятями и выглядевших гораздо более величественными, чем в зеленых охотничьих одеждах пятью днями раньше, когда я сопровождал их. Только Эльфгифу все еще не было видно.

Эрл и его люди расселись по одну сторону высокого стола, глядя на нас сверху. Потом послышался третий рог, и с левой стороны зала появилась вереница женщин. Впереди шла Эльфгифу. Я узнал ее тотчас же и ощутил прилив гордости. Она выбрала то же облегающее небесно-голубое платье, в котором я впервые увидел ее на Пасхальном приеме у Кнута в Лондоне. Тогда ее длинные волосы были распушены, повязанные только одной золотой повязкой. Теперь они были зачесаны кверху и обнажали стройную белую шею, хорошо мне памятную. Я не мог оторвать от нее взгляда. Она шла впереди, скромно потупив глаза и держа в руках серебряный кувшин. Подойдя к столу дяди, она наполнила стеклянный кубок главного гостя, потом кубок дяди, а потом дворянина, следующего по рангу. Судя по цвету, это был роскошный чужеземный напиток — красное вино. Исполнив свой формальный долг, Эльфгифу передала кувшин слуге и пошла на свое место. К сожалению, она сидела у дальнего конца высокого стола, и мой сосед заслонял ее от меня.

Повара превзошли самих себя. Даже я, привыкший есть охотничье мясо у Эдгара, был поражен разнообразием и качеством блюд — рубленая свинина и баранина, круги кровяной колбасы, сладкие пироги и пироги с начинкой из пресноводной рыбы — щуки, окуня, угря — тоже со сладким тестом. Нам предлагали белый хлеб, не похожий на грубый каждодневный. И конечно же, вклад Эдгара, оленина, которую теперь торжественно внесли на железных вертелах. Я пытался, подаваясь вперед, а потом отклоняясь назад, еще раз со своей скамьи увидеть Эльфгифу. Но сидевший справа от меня был человеком дородным и статным — он оказался местным кузнецом, — и вскоре ему надоела моя непоседливость.

— Слушай, — сказал он, — сядь и займись едой. Не часто у тебя бывает возможность так хорошо поесть, — он счастливо рыгнул, — да и выпить тоже.

Разумеется, вина нам не предлагали, но на столе стояли тяжелые мисы, сделанные из местной с темно-зеленым отливом глины, содержавшие напиток, которого я еще никогда не пробовал.

— Сидр, — сообщил мой дородный сосед, с великой радостью пользуясь деревянным ковшом, чтобы снова наполнить свою и мою деревянные чаши. Видно, он страдал от необыкновенной жажды, ибо всю трапезу пил чашу за чашей. Я, как мог, старался уклониться от его дружеских и настойчивых предложений не отставать, однако это было нелегко, даже когда я стал пить мед, сдобренный миртовым суслом, в надежде, что он оставит меня в покое. Кожаная бутыль с медом была в руках чересчур расторопного слуги, и каждый раз, когда я ставил свою чашу, она вновь наполнялась. Постепенно и едва ли не впервые в жизни я пьянел.

Пиршество продолжалось, появились потешники. Два жонглера выскочили на открытое место между столами и начали, кувыркаясь, подбрасывать в воздух палки и мячи. Это была скучная чепуха, и сопровождали ее столь грубыми выкриками и свистом, что жонглеры ушли, разобидевшись. Зрители оживились, когда настал черед следующему выступлению — то были дрессированные собаки, одетые в разноцветные куртки с причудливыми воротниками и обученные по-всячески бегать, кувыркаться и перекатываться, ходить на двух лапах и прыгать через обручи и через палку. Зрители одобрительно кричали, а палку поднимали все выше и выше, и зрители бросали куски мяса и курятины на арену в награду. Потом настал черед выступить стихотворцу эрла. То был саксонская разновидность нашего северного скальда, его обязанностью было возглашать похвалу своему господину и сочинять стихи в честь высоких гостей. Вспомнив свое ученичество у скальда, я внимательно слушал. Но мне не слишком понравилось. Этот придворный поэт отличался косноязычьем, и его стихи мне показались слишком приземленными. У меня возникло подозрение, что это всего лишь набор строчек, которые он немного переиначивал, обращаясь к тому или иному гостю за столом его господина и вставляя имена тех, кто присутствовал в тот день на пиршестве. Когда поэт кончил, и последние строки стиха замерли, настало неловкое молчание.

— Где песельник? — вскричал эрл, и я увидел, что управляющий поспешил к высокому столу и что-то сказал своему хозяину. Вид у этого управляющего был самый несчастный.

— Песельник, видно, не появится, — презрительно проворчал мой сосед. Опьянев от сидра, кузнец то впадал в сварливость, то в доброжелательство. — На песельника не слишком можно надеяться. Любит перебираться с одного пира на другой, да только с похмелья частенько забывает, куда еще его звали.