Штурмовики над Днепром - Василий Пальмов

ДРУЗЬЯ УХОДЯТ В БЕССМЕРТИЕ

Как-то с очередного задания не возвратились летчики Сергей Вшивцев и Григорий Панкратов. Из прибывших никто толком не мог доложить, что случилось с «илами». В районе цели свирепствовали зенитки врага, но падавших самолетов никто не видел. Истребителей противника там не было. Оставалось предположить, что летчики оторвались от группы. Вот уже и вечер, а от них никакой вести. Хорошо, если совершили вынужденную посадку на своей территории. Тогда к утру дадут о себе знать. А если они сели у противника? Высказываем всевозможные предположения и догадки. Хочется верить, что ребята остались живы и скоро вернутся.

Сергей – мой друг, у нас установились хорошие деловые отношения. Как командир звена, он всегда мог указать на мой командирский промах, дать дельный совет. Мы часто рисковали жизнью, ходили по острию опасности. Это закаляло дружбу, делало ее по-мужски строгой и требовательной. Мы не боялись обидеть друг друга правдой, ни разу не оскорбили сладенькой ложью. Любили Сергея и остальные летчики. Всегда улыбчивый, жизнерадостный, он умел разрядить обстановку веселой шуткой, с ним легче было переносить фронтовые невзгоды и неудобства. В голове у меня возникают все новые предположения относительно Сергея. Последнее время летчики часто жаловались на «болезнь» моторов. Например, летит самолет, а за ним – шлейф белого дыма. Инженеры вскоре определили, что это результат преждевременного выхода из строя поршневых колец.

За кольцами полетел на авиационный завод начальник оперативного отделения дивизии подполковник Смыков. Для многих из нас было «открытием», что «начопер» дивизии – летчик, да еще и опытный. Так состоялось наше заочное знакомство с человеком, который сыграл большую роль в нашей последующей боевой биографии. Летчики горячо обсуждали «моторную» проблему. Кроме дымления, жаловались на перебои в работе моторов, особенно в районе цели, высказывали различные предположения о причинах, но убедительного объяснения им не находили.

– Отработал над целью – значит, все в порядке, – говорил в таких случаях Панкратов.

– А до аэродрома на одном самолюбии дотянешь. Может, с летчиком и случилась та самая беда, на которую он не обращал внимания? Немного позже мы получили дополнительные инструкции об эксплуатации мотора АМ-38, которые полностью его реабилитировали. Инженеры нам разъяснили: при несоответствии оборотов мотора и наддува возможна детонация горючего и даже разрушение двигателя. Все верно! Перед целью летчики, как правило, увеличивали наддув, не меняя оборотов, что и вызывало детонацию. Когда учли это требование, жалобы на мотор прекратились. В тот день Сергей Вшивцев в ожидании вылета наигрывал на баяне, подбирая какую-то мелодию. Она ему не давалась, но такой уж был у Сергея характер: он сосредоточенно перебирал пуговицы баяна и разводил мехи. Потом, шумно вздохнув ими, спросил:

– Полетим или нет?

Ничего нет хуже ждать и догонять… Сергею последние недели часто приходилось ждать. Командир полка назначал его запасным на случай, если у кого-то не запустится мотор. Словно в ответ на вопрос Вшивцева поступила команда: «По самолетам!» Аэродром мгновенно ожил. Выбегая из землянок, летчики на ходу натягивали летные шлемы и перчатки. Механики сбрасывали с «илов» маскировочные сети, готовили парашюты. Ведущие уточняли с ведомыми сигналы. В группу вылета я не входил – провожал товарищей на задание. Когда самолеты начали выруливать на старт, оказалось, что у одного не запускается мотор. Сразу же к взлетной полосе побежал «ил» Вшивцева, но, видать, Сергей очень спешил и не успел застопорить хвостовое колесо. На середине разбега самолет «повело» в сторону, пришлось взлет прекратить. Это немного расстроило Сергея. Врезалось в память его чуть побледневшее лицо.

…За ужином официантка Дуся сразу заметила – два стула пустые, в том числе и ее Гриши. Панкратов был парнем общительным, живым, любил пошутить с девчатами. Что касается Дуси, то тут чувства намечались глубже и прочнее. У девушки на глазах выступили слезы. Она вопросительно смотрела на нас, ожидая, что мы что-нибудь скажем ей. А мы уткнулись в тарелки. Утешить ее пока было нечем, всех томила неизвестность. Тем временем командир полка послал запросы в наземные части, в войска вылетел на По-2 офицер штаба. Лишь через несколько дней, когда наши войска сбили гитлеровцев с их позиции в степи под Уттой, в район боев выехала группа механиков. Среди минного поля они нашли почти невредимый самолет Сергея Вшивцева. Летчик посадил его на шасси, чудом не наскочив на мину. Кабина была залита кровью. Невдалеке на сотни метров были разбросаны обломки другого штурмовика. Удалось установить – то был самолет Панкратова. Гриша посадил свой самолет, чтобы спасти раненого боевого друга. Но взлететь вместе им не удалось: тяжелый «ильюшин» с двумя летчиками на взлете наскочил на противотанковую мину.

На фронте очень многое значил неписаный закон: «Сам погибай, а товарища выручай». Он утверждал веру в то, что в бою товарищ всегда придет на помощь, веру в святое воинское товарищество. Ярким примером товарищеской взаимовыручки были действия комсомольцев Сергея Вшивцева и Григория Панкратова, для которых понятия дружбы, воинской чести стали законом жизни. Самолет Сергея удалось вытащить с минного поля и восстановить. Он летал до июля сорок третьего года. Это был тот редкий случай, когда самолет пережил хозяина. На фюзеляже «ила» мы написали: «За летчиков-комсомольцев Вшивцева и Панкратова!» На другой его стороне: «Смерть немецко-фашистским захватчикам!» На этой боевой машине летали по очереди. Когда я садился в самолет и прикасался к ручке управления, всегда как бы ощущал тепло рук Сергея. Мы сполна отомстили врагам за смерть боевых друзей. Битва за Сталинград носила ожесточенный характер.

В полосе войск 51-й армии противнику удалось добиться численного превосходства. В начале декабря немецко-фашистские полчища прорвали оборону 51-й армии и начали наступать из района Котельниковского к Сталинграду. В это же время на нашем астраханском направлении противник, обойдя открытый левый фланг 28-й армии, «оседлал» дорогу на Астрахань в районе Сянцик. Полк поднят был по тревоге. Наши «илы» взлетали мелкими группами и сразу же направлялись в район населенного пункта Сянцик, куда устремились фашисты. Задача была такая: определить силы вражеского механизированного десанта и нанести по нему удар.

В степи у дороги на Сянцик была обнаружена группа вражеских танков и автомашин с артиллерией. Дав команду летчикам действовать самостоятельно, энергичным доворотом влево пикирую на основную цель. Сбрасываю бомбы на танки и машины. Вижу, как стремительно атакует пара Александра Карпова. Мне нравится этот летчик, напористый, инициативный. Действует, как на полигоне, после каждого захода оставляя на земле дым и пламя, уничтоженную технику врага. Навстречу нам понеслись красные шары «эрликонов». Вот трасса тянется прямо к «илу», который выходит из пикирования. К счастью, мимо. Засекаю место, откуда гитлеровцы ведут огонь, и ловлю орудие в перекрестие прицела. Но дистанция пока велика, шеститонный штурмовик тяжелым снарядом несется вниз. Прямо в лоб – сноп вражеского огня. Ага, значит, у врага не выдержали нервы! Нажимаю на все гашетки, и воздухе пересеклись две трассы, и та, идущая от земли, оборвалась. Но в это время послышался звонкий удар по мотору. Сразу ошпарило чем-то горячим, кабину заволокло дымом или паром. Пожар? Неужели конец? Нет, пока враг не уничтожен, бей его! Не чувство опасности, а злость охватила меня. Может, именно этот зенитный расчет стрелял по капитану Ширяеву, может, он подбил самолет Вшивцева? И там, откуда взлетали трассы огня, заплясали взрывы пушечных снарядов.

В какой-то миг положение показалось безвыходным. И сразу появилось решение пикировать, как Ширяев, до земли. Но в нескольких метрах от нее в кабине прояснилось. А если еще можно уйти? Резко хватаю ручку управления на себя. Самолет по инерции глубоко проседает и в каких-нибудь двух-трех метрах от земли неохотно начинает от нее отдаляться. Еще бы мгновение – и… Как медленно тянутся секунды вывода! Мне так хотелось помочь самолету быстрее оторваться от земли, что незаметно для себя даже приподнялся на сиденье. Теперь задача уйти подальше и осмотреться. Предполагаю, что пробита водосистема, поэтому в кабине и появился пар. За счет избытка скорости выскакиваю метров на сто пятьдесят. Температура воды на пределе. Уменьшаю режим работы мотора, подворачиваю ближе к дороге. А из патрубков бьют темно-красные языки пламени, вот-вот заклинит мотор. Внизу, как глубокие шрамы, извилистые траншеи, ячейки окопов. Перевалить бы через них да выбрать место поровнее. Самолет идет, почти касаясь выпущенными колесами брустверов. Траншеи кончились, сажусь на шасси. И все же в конце пробега правое колесо зарывается в глубокую щель. Выскочил из кабины, осмотрелся. Чья территория – своя или чужая? Вижу, как наши «илы» по одному, кто выше, кто ниже, уходят домой. А командир их остался на земле. Дал команду действовать самостоятельно, а собрать группу некому, в спешке перед вылетом даже заместителя не назначил. Передо мной, распластав правое крыло и чуть приподняв левое, лежит мой крылатый боевой друг. Он похож на подбитую птицу, воткнувшую в землю железный клюв трехлопастного винта. До слез стало обидно – снова не повезло, снова подбит…