Летнее утро (Сборник) - Кир Булычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я успел пробежать полплощадки и обернулся к Толе. Он кинул мне мяч из-под нашего щита. Я протянул руки, забыв дать им поправку на то, что мяч влажный от потных ладоней. Я не учел этого. Мяч выскользнул из рук и покатился по площадке.
Какой поднялся свист! Какой был хохот! Хохотал стадион. Хохотала вся вторая программа телевидения. Хохотали миллионы людей. А я не умер со стыда. Я знал, что в следующий раз я учту, что мяч влажный. И он не выскользнет из рук. Только бы Андрей Захарович не испугался. И я нашел его глазами и кивнул ему. Тренер был бледен. Он смотрел мимо меня. Он решал, что делать.
— Давай! — крикнул я Толе, перехватившему мяч.
Какую-то долю секунды Толя колебался. Он мог бы кинуть и сам. Но он был хорошим парнем. Он играл со мной, и пока мы были на площадке вместе, он считал меня ничем не уступающим ему. И он мягко, нежно, высокой дугой послал мяч в мою сторону. Я некрасиво подпрыгнул и бросил мяч в далекое кольцо. И мозг мой работал точно, как часы.
Мяч взлетел выше щита и, будто в замедленной съемке, осторожно опустился точно в середину кольца, даже не задев при этом металлической дуги. И стукнулся о землю.
И в зале наступила тишина. Она была куда громче, чем рев, царивший здесь до этого. От нее могли лопнуть барабанные перепонки. И я побежал обратно, к центру площадки, чтобы помочь нашим, когда литовцы пойдут вперед.
Мой второй мяч, заброшенный от боковой линии, трибуны встретили сдержанными аплодисментами. Лишь наши девушки бушевали. После третьего мяча трибуны присоединились к ним и скандировали: «Гера! Ге-ра!» Будто это было волшебное, колдовское слово. И наша команда заиграла совсем иначе. Все изменилось. Вышел снова Иванов и забросил такой красивый мяч, что даже тренер литовцев раза два хлопнул в ладоши. Но тут же взял тайм-аут.
Мы подошли к Андрею Захаровичу.
— Так держать! — сказал он. — Осталось четыре очка. Два мяча с игры. Ты, Коленкин, не очень бегай. Устанешь. Чуть чего — сделай мне знак, я тебя сменю.
— Ничего, — сказал я. — Ничего.
Иванов положил мне на плечо свою тяжелую руку. Мы уже знали, что выиграем.
Мое дальнейшее участие в игре было весьма скромным. Раза три я совершенно позорно потерял мяч. Хотя надо сказать, что никто не обратил на это внимания. Потом я бросил штрафные. Оба мяча положил в корзину. А минут за пять до конца при счете 87:76 в нашу пользу Андрей Захарович заменил меня Сергеевым.
— Посиди, — сказал он. — Пожалуй, справимся. Доктор не велит тебе много бегать. Для сердца вредно.
— Ничего страшного, — сказал я.
— Сиди!
Я уселся на скамью и понял, что выложился целиком. И даже, когда прозвучал последний свисток и наши собрались вокруг, чтобы меня качать, не было сил подняться и убежать от них.
Меня унесли в раздевалку. И за мной несли тренера. Впрочем, ничего особенного не произошло. Наша команда не выиграла первенства Союза, кубка или какого-нибудь международного приза. Она только осталась в первой группе. И траур, который должен был бы окутать нас, достался сегодня на долю других.
— Ну даешь! — сказал мне Иванов, опуская осторожно на пол.
Из зала еще доносился шум и нестройный хор:
— Ге-ра! Ге-ра!
— Спасибо, — сказал Андрей Захарович. — Спасибо, что пришел. Я не надеялся.
— Не надеялся, а в протокол записал, — сказав Сергеев.
— Много ты понимаешь! — ответил Андрей Захарович.
Валя подошла ко мне, наклонилась и крепко поцеловала повыше виска, в начинающуюся лысину.
— Ой, Герочка! — сказала она. У нее все лицо было в слезах.
А потом меня проводили каким-то запасным ходом, потому что у автобуса ждала толпа болельщиков. И Андрей Захарович договорился со мной, что завтра я в пять тридцать как штык на банкете. Теперь можно. Тамара взяла у меня телефон и сказала:
— Она вечером позвонит. Можно?
Я знал, что приду на банкет, что буду ждать звонка этой длинноногой девчонки, с которой не посмею, наверное, показаться на улице. Что еще не раз приеду к ним на базу. Хотя никогда больше не выйду на площадку.
Так я и сказал доктору, когда мы шли с ним пешком по набережной. Нам было почти по дороге.
— Вы в этом уверены? — спросил доктор.
— Совершенно. Сегодня уж был такой день. Он бывает один раз.
— Звездный час?
— Можете назвать так.
— Вас теперь будут узнавать на улице.
— Вряд ли. В одежде я куда более респектабелен. Только вот на работе придется попотеть.
— Представляю, — засмеялся доктор, словно закашлялся. — И все-таки вы не гарантированы, что еще раз вас не потянет к нам. Ведь это наркотик. Знаю по себе.
— Вы?
— Я всегда мечтал стать спортсменом. И не имел данных. И даже хотел с горя уехать на Северный полюс. Так почему же вы так уверены в себе?
— Потому что баскетболу грозит смерть. Потому что через несколько лет то, что умею делать я, сумеет сделать каждый пятиклассник.
И я рассказал об опыте Курлова.
Доктор долго молчал. Потом сказал:
— Строго говоря, всю команду следовало бы снять с соревнований. То, что случилось с вами, больше всего похоже на допинг.
— Не согласен. Это же мое неотъемлемое качество. И всегда будет со мной. Мог бы я играть в очках, если бы у меня было слабое зрение?
Доктор пожал плечами:
— Возможно, вы и правы. Но баскетбол не умрет. Он приспособится. Вот увидите. Ведь и ваши способности имеют предел.
— Конечно, — сказал я. — Мне было бы жаль, если бы баскетбол умер.
Мы расстались у Бородинского моста. На прощанье доктор сказал:
— Кстати, я настойчиво вам рекомендую холодные обтирания по утрам. Я не шучу.
— Я постараюсь.
— Не «постараюсь» — сделаю. Кто знает — сгоните брюшко, подтянитесь, и вам найдется место в баскетболе будущего.
Я пошел дальше, до дома, пешком. Спешить было некуда. К тому же доктор прописал мне пешие прогулки.
ЖУРАВЛЬ В РУКАХ
Базар в городе был маленький, особенно в будние дни.
Три ряда крытых деревянных прилавков и неширокий двор, на котором жевали овес запряженные лошади. С телег торговали картошкой и капустой.
Будто принимая парад, я прошел мимо крынок с молоком, банок со сметаной, кувшинов, полных коричневою, тягучего меда, мимо подносов с крыжовником, мисок с черникой и красной смородиной, кучек грибов и горок зелени. Товары были освещены солнцем, сами хозяева скрывались в тени, надо было подойти поближе, чтобы их разглядеть.
Увидев ту женщину, я удивился, насколько она не принадлежит к этому устоявшемуся, обычному уютному миру.
В отличие от прочих торговок женщина никого не окликала, не предлагала своего товара — крупных яиц в корзине и ранних помидоров, сложенных у весов аккуратной пирамидкой, словно ядра у пушки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});