Записки актрисы - Нонна Мордюкова

Я крепко ухватилась за кровать, на которой лежит мой сын. Он скрипит зубами, стонет, мучается. "Чем тебе помочь, детка моя?"

Хочется приголубить его, взять на руки, походить по комнате, как тогда, когда он маленьким болел. Теперь на руки не возьмешь.

Большой на всю длину кровати. Хочется погладить, приласкать, но взрослого сына погладить и приласкать непросто. Помощи не просит…

Мам, похорони меня в Павловском Посаде.

Ой, что ты!.. Что ты говоришь?

Потерпи.

Я чмокнула его волосатую ногу возле щиколотки, горько завыла.

Потерплю, потерплю, потерпим… Бывают же промежутки.

Больше не будет, мама. Выхода нет… Ты моя, я твой…

К рассвету он примолк.

Я на раскладушечке неподалеку, смотрю: подымается одеяло от его дыхания или нет? Решила не жить. Как и зачем жить без него?

Потом заорала на всю ивановскую, вызывая "скорую". Быстро приехали по знакомому уже адресу. Вставили ему в рот трубочку, она ритмично свистела. Дышит. Теплый. Живой… Мчимс по Москве.

Когда вносили в реанимацию, я в последний раз увидела его ступни, узнала бы из тысячи… Помню, грудью кормлю его, держу его ножку и думаю: запомню поперек ладони в аккурат вмещалась его ступня от пальчика до пяточки… В коридоре холодно, лампочка висит где-то высоко. Темно, неуютно. У входа в реанимацию, откуда доносится свист, его свист, стоит лавка. Я иссякла. Прилегла и подложила ладонь под щеку. "Зачем мы здесь, сыночек?.." Маленьким был, соску не взял, выплюнул. Я сокрушалась, видя, что с соской дети спокойнее. Тогда выплюнул, а сейчас вставили насильно. И я, не дыша, молю Бога, чтоб этот свист не смолк.

…Позвали мен давно-давно в съемочную группу фильма "Комиссар" на собеседование. По пути домой я вспоминала встречу, сценарий и изумилась фамилии режиссера Аскольдов, забавно… "Аскольдова могила". Может, это рок? Может быть, на съемках боев меня конь забьет…

Оставила своего красивого душевного мальчика-подростка на чужую тетку, обеспечила разными "пряниками" и на четыре месяца в киноэкспедицию под Херсон. С картиной не ладилось: режиссеру преднамеренно не создавали условий дл съемки, мучили, издевались. Приезжал директор студии, съемку приостанавливали.

Режиссер, человек интеллигентный, внимательный, предлагал мне не раз:

Может быть, съездите домой, пока есть пауза?..

Нет, нет, что вы!

Я скрытно жалела его и картину.

Потом его судили. Уволили из штата студии. Дело-то какое вытащили! Лошадей много снимали. Конюшн была за двадцать километров от нашего пристанища. Два конюха-алкоголика не подковывали коней. Их было много, а значит, и на пропой хватало с лихвой. Стертые копыта от беспрерывных скачек приводили в конце концов к выбраковыванию. Убыток колоссальный. Свалили эту беду на режиссера. Владимир Басов, Ролан Быков и я аккуратно ездили на суд… Додумались все же адвокаты до того, что коней подковывать режиссер не должен был. Картину, еще не озвученную, положили на двадцать лет на полку. И в картине боль, и сына вспоминать было тяжело. Не ехала я к нему. Ну что стоило вырваться на два дня… Старалась не вспоминать его, ни лица, ни пальцев, ни голоса. Бывало, едва сдерживалась, чтоб не бросить все и съездить. Как-нибудь доведу съемки до конца, а там и радость моя сын…

Вот как раз в эти четыре месяца его и "схватили". Вернулась он в больнице… Помчалась туда. Он был веселый и виноватый.

Признался в том, что Сашка Берлога принес пиво и "колеса"

(таблетки). Пылко заверил меня, что это больше не повторится. Я поверила. Хотела поверить и поверила. Волнение не покидало меня и дома. Я незаметно смотрела на него и недоумевала, как он произнес "пиво и колеса", такие чуждые слова, с пониманием дела…

Долго потом он не виделся с теми дружками. Призвали в армию.

Появилась надежда: время, режим службы, он окончательно забудет о прошлом. Вернулся из армии, и, не объяснившись с ним, я поняла он прячет от меня вторую жизнь… "Хоть бы нечасто, хоть бы как раньше",молила судьбу. Ходил на студию, ездил с театром по городам… Еще не дошло до окончательной апатии. Спустя какое-то время я молила о другом: "На этот раз пауза длиннее, теперь уже, наверное, навсегда. Хоть бы навсегда…"

Да, мама, все! Сам себе противен…

Снова надежда отдых душе. Жены пугались его "странных" дней и уходили. Тем более ни "мерседеса", ни "видюшника", ни светской жизни…

Здравствуй! эхом под сводами старинного коридора прозвучал знакомый голос.

Здравствуй.Привстав, взглянула на поздоровавшегося.

Это отец его пришел. Я закрыла лицо руками и разрыдалась.

Плакать на его плече не пристало: мы уже давным-давно не жили вместе. Как оказалось, ни на его плече, ни на своей подушке не выплачешься за всю оставшуюся жизнь…

САША

Когда в теплую городскую квартиру втаскивают срубленную елку, в дом входят лес, небо, морозный воздух. Человек рад встретить

Новый год возле наряженного чуда. Елочка смирно служит хозяевам.

Ей, может быть, не нравится прикасатьс к тюлевым занавескам и к полированной мебели, но она помалкивает. Вошедша в дом зеленая красавица явилась от земли, дороги оттуда, где начинаетс все и вся.

Вот так же откуда-то "оттуда", где лес, дорога, песни, колоски хлеба, явилась Саша Порогова и предстала перед экзаменационной комиссией актерского факультета Института кинематографии. "Не звали? А я тут",словно хотела сказать. Дыхание не унять, волнение тоже. Будто от самого села Шураново бегом бежала.

С улыбкой, готова выполнить любое задание, Саша никак не могла справиться с волнением.

Что вы будете читать, девушка?

Читать? изумленно спросила она.Ничего!

Как? Вы не подготовились?

Ну…

Приехали издалека…

Да вы не переживайте!

Вы хотите поступать на актерский факультет?

Глаза Саши загорелись, она ждала подсказки…

Давайте я лучше спою вам!

Спойте, согласилась комиссия, стараясь не спугнуть присевшую перед ними редкую птицу.

Саша обрадовалась, улыбнулась, обнажив белые ровные зубы, приподняла брови. Потом приложила ладонь к правой щеке и, чуть склонив голову, запела… Поначалу деликатно, зная, что ее голос тут не поместится, а потом была ни была! "Хазбулат удалой, бедна сакля твоя…" Низкий тембр ее голоса всех заворожил. На второй песне неожиданно голос взмыл, она запела колоратурным сопрано.

Саша поправляла платье, чтоб вырез был в середине. Платье из темно-зеленого трикотажа, явно с чужого плеча. Поясочек "не отсюда", спереди завязан на бантик, подчеркивая тонкую талию, высокую грудь. Русые косы, собольи брови, дымчатые глаза.

Красавица без косметики. Лицо подкрашено природой и молодостью.

"Вы слышали?" "Видели?" "Уму непостижимо!" понеслось по институту.