Горец. Гром победы - Дмитрий Старицкий

Дальше наш путь лежал в горы. В старый феодальный замок, который герцог отвел под уединенное проживание пленным офицерам. Все пленные генералы содержались в императорском поместье под Химери, поближе к генеральному штабу, который с ними часто консультировался по многим вопросам, чего я откровенно не понимал. Допросить это одно, а вот консультироваться с врагом по вопросам ведения войны – это в голове у меня не укладывалось.

Бьеркфорт чувствовал себя несколько не в своей тарелке. Быть надсмотрщиком над пленными, хоть и самым главным, ему претило. Что поделать – он был человеком старой формации. Романтической. Любой узник, будь он хоть из прожженных уголовников, вызывал у него сочувствие самим фактом своего нахождения в узилище.

Даже охрану ему мы с герцогом просто навязали. Ох он и возмущался тем, что в его охране сразу два ручных пулемета, которых на фронте не хватает у кавалерии.

Долина радовала глаз своим цветущим видом. Здесь весна полностью вступила в свои права. Цветами покрылись даже дикоросы на горных склонах. А воздух, настоянный на цветочных ароматах!.. Если была бы возможность его продавать, от покупателей отбоя бы не было. Просто кусочек рая, до которого мы доехали по приличному шоссе, построенному пленными в прошлом году.

Замок Гринель венчал высокий холм, запирающий вход в долину. Единственная дорога в нее проходила мимо него. Все другие места были непроходимы. Природой так предусмотрено или с помощью людского труда устроено – по прошествии столетий уже не разобрать.

Дорожное полотно достаточной ширины, чтобы без проблем разъехались две телеги, состояло из отесанных булыжников, а начиная с входа в ущелье – уже из плотно подогнанной каменной брусчатки «елочкой». Через многочисленные ручьи с гор были перекинуты прочные каменные мостики. Любит герцог свою долину. И предки его любили свой домен.

Сама фортификация была устроена так, что въездная дорога в замок огибала его полностью по спирали и круто разворачивалась перед самыми воротами. Даже нормального тарана на этой площадке не поставить. Не говоря о том, что практически к воротам его и не подтащить под постоянным обстрелом.

На въезде в долину сразу за мостом через узкую бурную речку стояло капитальное двухэтажное каменное здание контрольно-пропускного пункта, оборудованного шлагбаумом. Службу нес большой наряд. Примерно половина взвода горных стрелков. Здесь у нас проверили документы и пропустили дальше. Пояснили, что даже для жителей долины с начала войны въезд только по пропускам.

В начале ответвления от дороги в сам замок стоял еще один КПП. С полевым телефоном.

К самому замку наш поезд из трех колясок пропустили только после отданного распоряжения сверху, и то дали провожатого, хотя, казалось бы, где тут можно заблудиться?

Снизу замок казался намного меньше, чем он есть на самом деле. Такой вот оптический обман и хитрость средневековых строителей.

В проеме открытых ворот перед внешним двором, в котором сконцентрировались все службы – конюшня, кузня, кордегардия, нас встречал сам комендант замка и офицерского лагеря для военнопленных – полковник Бакфорт. Пожилой уже человек, полностью выслуживший все пенсионные сроки, но еще бодрый такой живчик.

Сразу за нашим въездом ворота закрыли.

Полковник представился. Кто мы такие, ему уже сообщили по телефону, и он, выразив нам свое удовольствие знакомством сразу с двумя имперскими рыцарями, повел нас в свой кабинет, откуда был виден внутренний двор замка.

В окно хорошо просматривалось, как пленные офицеры совершают моцион.

Бьеркфорт был одет по полной форме. Я же со своей полевой формы снял погоны, так как выступал в качестве камергера герцога, официально надзирающего за эксплуатацией его собственности. Это чтобы не путать собеседников, которые, узрев майорские погоны, обязаны были бы обращаться ко мне «ваше превосходительство». Нельзя так издеваться над военными.

Полковник, кинув взгляд в окно и убедившись, что там все в порядке, стал вводить нас в курс дела.

– Здесь у меня, ваши превосходительства, двести шестьдесят два подопечных в офицерских чинах. Из них штаб-офицеров девяносто два. Им оставлены для услужения их же денщики. Плюс республиканский фельдфебель с хозяйственной командой из пленных рядовых видом поприличней. Итого триста пятнадцать человек контингента. На охране и обороне рота горных стрелков. Происшествий нет. В карцере никто не сидит.

– Что-то маловато офицеров, – удивился я. – Мы на Восточном фронте их гораздо больше в плен взяли.

– Здесь только те пленные офицеры, которых к нам изначально отправили с Западного фронта еще в прошлом году. И с тех пор к нам прислали не больше двух десятков штаб-офицеров, которые до того отбывали свой плен в поместьях тех аристократов, кто их пленил. Теперь такое запрещено. Но мы не единственный такой офицерский лагерь в старом замке. В империи еще есть десяток подобных. Просто у нас в Реции такой один.

– Не скучно им тут? – спросил Бьеркфорт.

– Плен, экселенц, вообще дело скучное, – отозвался полковник. – Я на себе испытал это в прошлую войну. Но в замке неплохая библиотека, и пленные дорожат правом ею пользоваться. Есть бильярд. Два раза в год, в теплое время, у них есть возможность отослать или получить письмо от родных. Через Швиц. Даже посылки им присылают.

– Надеюсь, не со снастью для побега? – настороженно спросил генерал.

– Что вы, экселенц, посылки проверяются на предмет запрещенных вещей, и из замка сбежать невозможно. Но даже если пленник и умудрится выбраться за стены, то на пути у него два КПП, которых не обойти, а в долине крестьяне только этого и ждут. Объявленная премия за поимку беглеца – целых два золотых.

– И попыток побега не было? – спросил я.

– Нет, ваше превосходительство, – ответил комендант. – Не было. Тем более что контингент тут находится с начального периода войны, когда еще не возникло окопное ожесточение сторон. Да и обращаемся мы с ними хорошо. Правда, не лучше, чем обращались со мной в республиканском плену. Итак, пока готовят обед, я бы хотел узнать, что именно вас интересует в моем хозяйстве?

– Все, – вздохнул генерал. – Мне интересно все, раз меня поставили на такую службу.

– А вам, ваше превосходительство? – повернулся полковник ко мне.

– Меня интересуют личные дела пленных офицеров. И после их просмотра я хотел бы поговорить с некоторыми из них, но так, чтобы этого не увидели их товарищи.

– Такое тоже возможно, – кивнул полковник. – И если все предварительные пожелания высказаны, то прошу пройти в мою трапезную. Похвалюсь, что личный повар у меня тоже пленный – из лучшего ресторана Лютеца. Любую кухню мира готовит, не только республиканскую.

Полковник открыл дверь и сделал приглашающий жест рукой.

– Прошу.

Личные дела офицеров были тоненькими. Стандартная анкета. Описание обстоятельств попадания в плен. Замечания по соблюдению режима содержания. Наказания и поощрения. Жалобы и предложения, поступившие от самого пленного. Все.

Писарь – пожилой фельдфебель – пояснил, что споры между собой пленные офицеры решают сами, устроив что-то вроде суда чести в составе трех полковников. И стараются к своим разборкам администрацию замка не привлекать.

– Нам же работы меньше, ваше превосходительство, – заключил писарь свою речь немудреной сентенцией.

– И что, совсем ничего примечательного не было? – поинтересовался я.

– Разве что поначалу некоторые офицеры любили пилить и колоть дрова, но как только появился их суд чести, то он им это запретил. Пришлось создавать хозяйственную команду из рядовых, переведя их сюда из полевого лагеря. На них все обслуживание господ офицеров. Еще денщики дневалят на кухне по очереди.

– Кухня у них общая?

– Так точно. Все – и офицеры, и рядовые питаются из общего котла. Охране еду готовят отдельно, согласно инструкции. К ее кухне пленные не допускаются. Вино пленным выдается на общих основаниях из замковых подвалов. Они тут обширные.

– А чем занят основной контингент?

– В основном спорят между собой о внутренней политике республики, но так… больше теоретически, потому как газеты мы выписываем только имперские и из Втуца.

Отложив в сторону дела инженеров и артиллеристов для более внимательного рассмотрения потом, я бегло листал подборки, посвященные кавалеристам и пехотинцам, пока не зацепился краем глаза за дело пехотного старшего лейтенанта, который закончил гражданский вуз – Высшую инженерную школу. И гражданская профессия была указана – сталевар.

Инженеров и «богов войны» живьем прогнал просто конвейером. Мнения офицеров как под копирку написаны. Никакого сотрудничества с врагом, ибо это противно офицерской чести. Даже колка дров в их среде считается таковым деянием. Но конвейер конвейером, а провозился я с ними до ужина.