Эгоист - Джордж Мередит

От ее ума, столь же впечатлительного, как и ее сердце, не ускользала ни одна характерная черточка сэра Уилоби, и это доставляло ему неизъяснимую радость. Она запоминала словечки, оброненные им невзначай, замечала его привычки и особенности, как не запоминала и не замечала ни одна женщина до нее. Он был благодарен Вернону за то, что тот должным образом оценил ее ум. Ну, конечно же, она умна! Чем дальше, тем больше негодовал сэр Уилоби на неудачную эпиграмму миссис Маунтстюарт-Дженкинсон.

У нее был ум, способный понять его; сердце, созданное его обожать, и редкое для девушки ее возраста умение держаться.

— Почему же «плутовка»? — добивался он.

— Я же сказала: фарфоровая, — оправдывалась миссис Маунтстюарт.

— Да, но меня смущает слово «плутовка».

— Эпитет «фарфоровая» все объясняет.

— У нее самые строгие понятия о чести.

— Я ни на минуту не сомневаюсь в ее нравственности!

— Ее манеры безукоризненны.

— Как у принцессы крови!

— Я нахожу ее совершенной.

— Что не мешает ей быть очаровательной фарфоровой плутовкой.

— Вы имеете в виду ее наружность или ее душевные качества?

— И то и другое.

— Где кончается — «фарфор» и где начинается «плутовка»?

— Они нераздельны.

— Но «плутовка» и хозяйка Паттерна — понятия несовместимые.

— Отчего же? Это внесет разнообразие в наше общество и оживит Большой дом.

— Откровенно говоря, «плутовка» не совсем в моем стиле.

— Зато она будет дополнением к вашей личности.

— Вам она нравится?

— Я в нее влюблена! Я бы с ней в жизни не соскучилась. Послушайте-ка лучше моего совета: берегите ее, как фарфор, и веселитесь с ней, как с «плутовкой»!

Сэр Уилоби кивнул в ответ, так, впрочем, ничего и не поняв. Поскольку в нем самом не было ничего от плутишки, то и невеста его не могла быть плутовкой. Озорство, капризы и фокусы были противны его натуре, и поэтому он полагал, что не мог выбрать в дополнение к своей особе существо, заслуживающее наименования «плутовки». Его ангел-хранитель не допустил бы этого! При более близком знакомстве с мисс Мидлтон его первое впечатление о ней только укрепилось. Не так ли вершится правосудие: предварительное следствие дает свое заключение, а суд присяжных подтверждает выводы предварительного следствия. Наблюдая Клару, сэр Уилоби все больше утверждался в своем первоначальном мнении о ней, считая ее подлинной носительницей женского начала, — другими словами, паразитирующим растением, сосудом, готовым принять священное вино. Он стал все больше посвящать ее в таинства науки о сэре Уилоби Паттерне, а она — все меньше робеть и все чаще задумываться.

— Я сужу о ней на основании ее характера, — возвестил он однажды миссис Маунтстюарт.

— А вы уверены, что возможно постичь характер молодой девицы?

— Полагаю, что мне это удалось.

— То же самое думал человек, нырнувший в колодец за луною.

— Однако до чего вы, женщины, презираете свой пол!

— Ничуть. Просто у нее еще нет характера. Вам предстоит его формировать. Будьте же с нею повеселее, прошу вас! Не гоняйтесь за отражениями. Следите за игрой ее лица и за ее повадками — и вы больше узнаете о ее характере, чем если будете пытаться проникнуть в недра ее души. Она очаровательна, но не забывайте, с кем вы имеете дело.

— С кем же в конце концов? — вскинулся сэр Уилоби.

— С фарфоровой плутовкой.

— Видно, мне этого так никогда и не понять.

— Тут уж я бессильна вам помочь.

— Но самое слово — «плутовка»?

— Я сказала: прелестная плутовка.

— По-вашему, она хрупкая?

— Этого я не берусь утверждать.

— Вы хотите сказать — невинная резвушка?

— Если угодно. Из нежного материала и чудесной выделки.

— Вы, должно быть, имеете в виду какую-нибудь дрезденскую статуэтку, которую она вам напоминает.

— Пожалуй.

— Нечто искусственное?

— Неужели вы предпочли бы натуру?

— Я доволен Кларой такой, какая она есть, миссис Маунтстюарт, с ног до головы.

— Вот и прекрасно. Иногда она будет забирать бразды в свои ручки, но чаще они будут у вас, и все пойдет отлично, мой дорогой сэр Уилоби.

Как и все мастера экспромта, миссис Маунтстюарт терпеть не могла, чтобы ее быстрый приговор подвергался критическому разбору. Она оставляла контуры своих моментальных зарисовок неопределенными, рассчитывая на столь же моментальное восприятие, а отнюдь не на анатомическое вскрытие. Пытаясь прочитать характер мисс Мидлтон, она руководствовалась теми же внешними признаками, какими пользовалась, читая характер сэра Уилоби. Его физиономия и повадки раскрывали перед нею блистательного гордеца, имеющего все основания гордиться.

Совет миссис Маунтстюарт был мудрее ее собственного образа действий, ибо она остановилась, едва проделав два-три шага на том самом пути, каким рекомендовала следовать сэру Уилоби. Он же, завоевав руку мисс Мидлтон, полагал, что владеет ее сердцем и что ему остается лишь выяснить, так же ли всецело принадлежит ему ее душа. Итак, наш влюбленный пустился исследовать глубины, не заручившись начертанным Природою путеводителем, с помощью которого он мог бы поверять свои открытия. Подобные исследования опасны еще и оттого, что, не обнаружив желаемых ростков там, где мы их ожидали увидеть, мы тотчас принимаемся насаждать их искусственно, тогда как девственная почва не терпит подобного вмешательства. Между тем в чертах лица мисс Мидлтон можно было легко прочитать суть, лежащую в основе ее характера. Сэр Уилоби мог бы заметить, что перед ним натура вольнолюбивая, которую возможно подчинить себе, лишь даровав ей если не свободу, то, по крайней мере, видимость свободы — простор. К несчастью, вместо того чтобы всматриваться в ее черты, как в окна, открывающие доступ в душу, он предпочитал смотреться в них, как в зеркало. Глядя на эти черты, дышавшие приветом и лаской, счастливому любовнику и в самом деле не мудрено было забыть о том, что он и она — раздельные существа. Впрочем, сэр Уилоби обнаружил, что кое в чем их мнения не совпадают, а такое расхождение во взглядах с собственной невестой лишало его покоя. Снова и снова возвращался он к этой теме, пытаясь показать Кларе — то в одном, то в другом освещении — всю ошибочность ее позиции. Он хотел бы видеть в ней свое подобие, но только в женском облике. Когда в ответ на его прорвавшееся неудовольствие тем, что она продолжает стоять на своем, она с живостью сказала: «Еще не поздно, Уилоби», он почувствовал себя глубоко уязвленным; ведь он желал только одного: найти в ней податливый материал, которому бы он мог придать нужную форму. Он прочитал ей целую лекцию о бесконечности любви. Как могла она сказать, что еще не поздно? Они ведь обручены, они соединились навеки, их уже ничто не может разлучить! Она внимательно слушала его, и вечность представлялась ей в виде тесного узкого коридора, в котором безостановочно и монотонно звучал один и тот же голос. Однако она продолжала его слушать. Она сделалась чрезвычайно внимательной слушательницей.

Глава шестая

Различие во взглядах на свет и было тем камнем преткновения, который мешал миру и согласию между влюбленными. Всякий раз, когда Уилоби заговаривал о свете, Клару охватывал панический страх животного, которого загоняют в душную неволю. Уилоби внушал своей милой, что все влюбленные инстинктивно сторонятся общества. Да, они являются частью этого общества, с этим никто не спорит, пользуются благами, которые оно им предоставляет, и в меру своих сил сами трудятся на его благо. Но в душе они должны отвергнуть его с презрением, и только тогда их чувство с нерастраченной силой польется по глубокому руслу любви.

Только отгородившись от света, можно быть спокойным за свою любовь. Свет вульгарен и груб — с этим вы не можете не согласиться. Он — зверь. Итак, поблагодарив его за все, чем мы ему обязаны, будем, однако, помнить, что у нас свой храм, святилище, в котором мы свершаем торжественный обряд отречения от мира. И вот мы отворачиваемся от зверя, дабы поклоняться божеству. Мы обретаем чувство общности, обособленности и счастья. Это и есть истинная любовь двух душ. Неужели его милая Клара этого не понимает?

Его милая Клара качала головой: нет, она этого не понимала. Она не признавала за светом его пресловутой порочности, его злобы, корысти, грубости, назойливости, его способности отравлять все и вся своим ядовитым дыханием. Она молода, и ей следовало бы, по мнению Уилоби, подчиниться его руководству. Но она строптива. Она готова копья ломать за мир, который их окружает! Она держится за свои романтические представления и ничего больше знать не хочет; его песня требует таинственного уединения и тишины, а она постоянно перебивает певца. Но как же, о могучие силы Любви, как же ухаживать за любимой, когда нам не дают уединиться от света и отряхнуть прах его от своих ног! Любовь, которая не отвергает свет, при которой любящие не отгораживаются от него завесой, — в такой любви насмешливый и дерзкий свет не увидит ничего, кроме поцелуев украдкой. Настоящая любовь гордо шествует вдали от толпы. Наш герой был непоколебимо убежден, что собственная его гордость, а также деликатность его дамы сердца требует максимально презрительного отношения к свету. Гнушаясь светом, они как бы становились выше его, говорили: «Изыди, Сатана!»