У «Волчьего логова» - Петр Трофимович Кугай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Недалеко от хаты Волынцов увидал Ивана, который полол огород.
— Милентия арестовали, — сказал ему Коцюбинский. — Предупреди Гришу. Они вчера вместе были…
И, тут же повернувшись, побежал назад, напрямик через поле.
Добежав до крайних стрелок, где паровозы заправлялись водою, перевел дух и, махнув рукой — э, мол, что будет, то будет! — открыл кран. Из высоко подвешенного железного рукава хлынул мощный поток воды. Игорь, одетый в полицейскую форму, стал под этот поток. Вода лилась ему на плечи, голову, била по локтям, пригинала холодной тяжестью вниз.
Наконец он закрыл кран и пошел к погрузочной площадке. Вытащил винтовку, тяжело уселся на порожек и свесил ноги. Через минуту прибежал старший караульный начальник.
— Ты где был, собака паршивая? Почему покинул пост? — и с силой ударил Игоря по лицу.
Проведя мокрым рукавом по разбитой губе, Игорь, виновато моргая, ответил:
— Жарко. Под паровозной заправкой купался. Оттуда пост видно. Я с него глаз не спускал.
— А меня, почему меня не заметил, когда я тут тебя искал?
— Заметил, только испугался… Боязно было подойти.
Игорь еще оправдывался, но с радостью и облегчением чувствовал: пронесло.
Тем временем в павловскую комендатуру ворвалась группа полицаев из Калиновки во главе с заместителем начальника полиции Павлом Мельником. Прикрыв за собой двери, Мельник со злостью процедил:
— Ни одна сволочь не выйдет отсюда, пока мы не выясним один вопрос. Сегодня жандармерия арестовала Милентия Кульчицкого, которого опознал наш полицейский. Арестованный с другим типом совершил бандитское нападение на верного слугу великой Германии. Потерпевший утверждает, что другого бандита он мог бы узнать в лицо. Это кто-то из павловских, близко знакомый с Кульчицким, примерно его же возраста. Он был одет в вышитую сорочку.
Мельник ждал ответа. В управе в то время находились староста Неквапа, Катя Черная, комендант села Геник и два полицая. Все стояли и молча смотрели на Мельника. Лично с Кульчицким была знакома только Черная.
— Вы хам, Мельник, — взорвался Геник, вспомнив, очевидно, что он хоть и ниже по должности, но все-таки фольксдойч и в случае скандала немцы поддержат его. — Славянское хамство так и прет из вас. Я полагал, что случилось нечто чрезвычайное, что заставило вас потерять всякое людское подобие… Только интересы дела не позволяют мне вышвырнуть вас вон. Прикажите старосте послать уборщицу за нашим полицаем. Он, кажется, учился вместе с Кульчицким, хорошо его знает.
Мельник, проглотив обиду, гаркнул на Омелька:
— Ну, марш бегом, делай, что тебе велено!
— Катерина, — сказал Неквапа, — разыщи полицая.
Повязав платок по самые брови, Катя выбежала из управы, прошла немного по улице, а потом свернула и бросилась к Гуменчукам.
Дома у них никого не было. В саду двое мальчишек: младший брат Гриши Павлик и Лесик Волынец что-то мастерили. Подозвав Павлика, Катя спросила:
— Где Гриша? Ему немедленно надо бежать. С минуты на минуту сюда могут прийти. Где он?
— Уже нет. Час назад сбежал. Игорь предупредил его.
Катя с облегчением вздохнула и направилась к Чумаку.
Поздно вечером Михаил Киселев подался пешком на Гайсинщину, а его тайник в лесу занял Григорий Гуменчук.
Станция Калиновка-первая — это железнодорожный узел, через который проходит двухколейная железная дорога Жмеринка — Киев и вторая — на Староконстантинов. Здесь же к ним примыкает узкоколейка. А вокруг раскинулся пристанционный поселок.
Александра Мефодьевна, мать Гриши и Кати Гуменчуков, шла знакомыми улочками и не узнавала их: облупленные, запущенные дома чернели, дощатые заборы перекосились и попадали. Никто теперь не белил их, не чинил. Столбы и стены облеплены, как паршой, фашистскими приказами и объявлениями. Между ними, выделяясь своими размерами, аккуратно расставленными параграфами, было и такое:
«Смертью будет покаран каждый, кто прямо или косвенно поддерживает или укрывает членов банды, саботажников, бродяг и сбежавших из лагеря, или окажет кому-либо из них помощь в пропитании или еще в чем-либо. Все его имущество будет конфисковано. Точно так же будет покаран тот, кто не известит своего старосту, ближайшего полицейского начальника, войсковую команду или немецкого сельскохозяйственного руководителя о появлении банд или сбежавших…»
Тому, кто окажет помощь фашистам, было обещано денежное вознаграждение. Внизу подпись: «Рейхскомиссар Украины КОХ. Ровно, июнь 1942 г.».
Взволнованная прочитанным, Александра Мефодьевна только теперь в полной мере осознала, какой опасности она подвергала людей, к которым шла. С чего начать разговор, как пояснить Марфе Давыдовне Полянчук, бывшей учительнице, причину столь поспешного и тайного отъезда сына? Однако, только она переступила порог Марфиной хаты, как забыла о своих сомнениях.
Увидав ее, Марфа Давыдовна обняла, расцеловала, подала стул. Учительница была еще молодой, красивой женщиной. Только на висках пробивалась едва заметная седина и еще больше стали глаза: глубокие, умные, все понимающие.
Учительница сама повела разговор. Не давая воли чувствам, рассказала, как с последним эшелоном наших войск оставил Калиновку ее старший сын Юрий. Вот уже год она ничего не знает о его судьбе. Александра Мефодьевна, в свою очередь, рассказала о событиях в Павловке, про расстрелы и аресты заложников.
— Неделю назад арестовали Милентия Кульчицкого, а теперь ищут моего Гришу. Ему надо уехать отсюда немедленно. Вот и пришла к вам, чтоб из вашей хаты прямо к поезду его проводить… А то его на перроне задержать могут.
— Тут надо подумать. От нас перрон не видно, надо, чтоб кто-то возле вагона стоял, — вслух размышляла Марфа Давыдовна, — а другой на улице подавал знак.
— Все это хлопцы сделают… — увлекшись беседой, заметила Александра Мефодьевна.
— Какие хлопцы?
— Какие, да из ихних же… — Она уже хотела назвать имена, одинаково знакомые и ей и учительнице, но тут же спохватилась. Ей было строго-настрого приказано никаких имен не называть. — Ну, с которыми он дружил…
Учительница, конечно, заметила, как осеклась ее собеседница, и с грустной улыбкой сказала:
— Я понимаю, Александра Мефодьевна, что у него есть друзья, как и у каждого парня его лет. Вот пусть бы кто-то из них и пришел сюда, посоветовались бы, разработали бы своего рода план… Тут надо действовать наверняка.
— А давайте вот вдвоем и посоветуемся! — схитрила мать.
— Какой из меня советчик, — терпеливо, как школьнице, сказала учительница. — Есть советчики получше меня.
— Кто? — насторожилась Александра Мефодьевна.
— Хотя бы я.
С этими словами, отодвинув пеструю занавеску, из второй комнаты к ним вышел незнакомый Александре Мефодьевне мужчина лет сорока. Говорил он по-русски, слова получались четкие, жесткие.
— Знакомьтесь, — сказала учительница.
— Блохин, —
