Желанное дитя - Лиза Скоттолине

– А они позвонят вам, скажут результаты своего «расследования», когда выяснят все?

– Нет, не позвонят. Я их просил об этом – но они отказали.

– Но я ведь имею право знать эту информацию! – Маркус снова начал заводиться.

Пес повернул голову и с тревогой посмотрел на хозяина.

– Речь не идет о том, на что у вас есть право. Вопрос в том, что у Хоумстеда все законные основания вам ничего не говорить. Послушайте, я только что разговаривал с Мишель по телефону, думаю, вам обоим не помешает сеанс с ней, часа в четыре нормально?

– Мне не нужны сеансы психотерапевта! Мне нужен ответ. Моя жена, возможно, носит ребенка серийного убийцы!

Кристина при этих словах вздрогнула, как от удара.

Вот Маркус и сказал это вслух – и от этого все стало вдруг таким реальным. Слезы навернулись у нее на глаза. Это реально. Это правда. И теперь с ней все кончено – теперь вообще все кончено. Ее мечты о том, чтобы стать матерью, чтобы они стали родителями, мечты об их новой семье – всему этому пришел конец. Мысли у нее путались. Она вдруг поняла, что Маркус никогда не будет воспринимать этого ребенка как своего, никогда не будет ему настоящим отцом, а будет считать, что отцом ребенка является убийца, маньяк. Но она-то по-прежнему любила этого ребенка, он по-прежнему был ее ребенком, только теперь они с ребенком остались совсем одни, больше у них никого не было. Она одна будет тянуть лямку.

Маркус и доктор Давидоу продолжали разговор, но голоса их были все дальше и все неразборчивее. Кристина уже не слышала, что они говорили, не чувствовала пальцами теплую голову собаки. Маркус повернулся к ней, на лице его вспыхнула тревога, но она не могла ничего сказать. Комната вокруг нее закружилась, небесно-голубые стены и бра, струившие мягкий свет, куда-то исчезли, и она вдруг погрузилась в полную темноту. И больше она ничего не помнила – потому что потеряла сознание.

Глава 7

Когда Кристина вошла в здание школы, в холле кипела бурная деятельность, такая типичная для последнего школьного дня: ассистенты учителей сновали туда и обратно с кипами бумажек в руках, уборщики тащили тележки с какими-то коробками к грузовикам, стоявшим снаружи, а две учительницы из дошколки, Линда Коэн и Мелисса Ди Марко, торопились в свои кабинеты. При виде Кристины они расплылись в улыбке.

– Кристина! – воскликнула Линда. – Вечеринка твоя была просто отпад! Не пропадай, ладно?

– Конечно, спасибо! – Кристина тоже в ответ натянула улыбку, стараясь не подавать виду, что что-то не так. С утра ее опять рвало, но она уговаривала себя, что это просто утреннее недомогание – и больше ничего. Ей просто нужно пережить еще один день.

Мелисса вступила в разговор.

– Удачи тебе! Мы будем скучать.

– И я буду скучать.

Кристина пошла к своему кабинету мимо административного кабинета, где сидела Пэм, которая помахала ей рукой, приглашая зайти, но Кристина только ответила ей приветливым взглядом и продолжила путь. Дойдя до своего кабинета, она открыла дверь и вошла.

– Это ты? – позвала Лорен из смежного кабинета, поднимаясь из-за стола.

– Да! – крикнула в ответ Кристина, уронив на голубой ковролин свою большую сумку, рюкзак и мелочь из кошелька. Она обвела взглядом комнату, не узнавая ее: накануне она уже собрала все свои вещи, и теперь кабинет казался совершенно чужим, несмотря на то, что она отработала тут почти десять лет. Ее стол из коричневого дерева непонятной породы был пустым и безликим без стоящих на нем раньше фотографий Маркуса, Леди и Мерфи, а белые стены выглядели сиротливыми и голыми в отсутствие постера с изображением Элвиса Пресли, читающего книгу с заголовком «Читай!» Полки застелили коричневой бумагой, а доска для записок была девственно чистой и бесстыдно демонстрировала свою пробковую сущность. Кристина не взяла с собой только любимый мотивирующий плакат от Майи Ангелоу, на котором было написано: «Если ты всегда будешь стараться быть нормальным – как ты узнаешь, каким потрясающим ты можешь быть?»

– Милая, как ты? – Лорен вышла ей навстречу и заключила ее в объятия, пахнущие свежим цитрусовым кондиционером для волос.

– Я просто не могу в это поверить. – Кристина замерла на некоторое время в ее объятиях. – Просто не могу поверить.

– Расскажи мне. Я так волновалась вчера, когда ты не перезвонила, – Лорен отпустила ее, на лице ее было выражение, полное любви и тревоги. Кудрявые волосы еще не совсем высохли после душа, она собрала их на макушку в пучок, а одета она сегодня была в легкую прозрачную блузку, из-под которой просвечивала ярко-розовая футболка.

– Прости, мне надо было позвонить. Но можешь верить, можешь не верить – а я упала в обморок.

– О господи! – Лорен закрыла рот рукой.

– Да, я понимаю – прямо как королева драмы.

Кристина разгладила подол своего спортивного платья – она знала, что оно будет мятым через пять минут, когда надевала его, но этим утром ей было не до выбора одежды. Душ она приняла, но даже не стала сушить волосы на затылке.

– Да нет, совсем нет! Давай-ка, присядь.

Лорен выдвинула голубой пластиковый стул, слишком маленький даже для учеников, но Кристина тяжело опустилась на него.

– Потом я плакала, потом мы немножко разговаривали – и я опять плакала, и я так устала и вымоталась, что уснула и спала… всю ночь. – Она сначала хотела сказать «как младенец», но вовремя прикусила язык.

– Так что они сказали? Почему они убрали его из доступа? Это правда он? – В глазах Лорен плескалась тревога.

– Они говорят, что убрали его из доступа на время расследования, что бы это ни значило. Мы больше ничего не знаем – только это. Сегодня у нас назначены встречи с Мишель и доктором Давидоу, после школы.

– Это хорошо.

– Но Хоумстед не собирается ничего говорить ни Давидоу, ни нам – даже если наш донор Джефкот, потому что у них контракт о неразглашении. А мы, подписывая наш контракт, согласились с их условиями.

– Да уж. – Лорен положила локти на стол и чуть наклонилась вперед. – Значит, они вам толком ничего не сказали.

– Именно. И по закону они ничего и не должны нам говорить.

– Давай посмотрим, что там покажет это их расследование. Пока не будет результатов – отчаиваться не стоит. А как Маркус? Как он это воспринимает?

– Я-то ночью отключилась, а вот он, похоже, вообще не спал. Когда я проснулась – он сидел за компьютером.

Кристина взглянула на часы и увидела, что через пятнадцать минут у нее встреча с учеником – первая за сегодняшний долгий и насыщенный день, последний день года.

– И что он делал?

– Не знаю, у нас не было времени поговорить утром. Я только заметила, что он распечатал много листов, а обычно он этого не делает, а еще он позже пошел бегать – а этого с ним тоже никогда не случается.

– Бедняга. – Нижняя губа Лорен сочувственно поджалась.

– Я знаю. – Кристина поднялась и открыла одну из сумок, в которой лежали заготовленные подарки: она приготовила каждому из своих учеников книгу, изогнутую ручку и почтовую карточку, на которой они могли записать свои впечатления от прочитанной книги и отослать карточку ей. Хорошо, что она купила и упаковала подарки на прошлой неделе, потому что вчера вечером у нее точно не осталось бы на это сил.

– Нет. Я тебе потом расскажу, что будет сегодня.

Кристина водрузила сумку с подарками на стол. Она выбрала для каждого из учеников отдельный подарок: Кэл Уотсон, второклассник с заиканием, помешанный на собаках, получал книгу «Смешной пес, солнечный пес», обернутую в бумагу со щенками, Талиэтта Чудхэри, шестиклассница, имеющая проблемы с пониманием текста, но обожающая пиратов, становилась обладательницей «Острова Сокровищ» в черной оберточной бумаге с черепами (книга была для Талиэтты сложновата, но Кристина вложила внутрь записку с кратким содержанием, чтобы той было легче ориентироваться), а Джемме Оглетхорп, первокласснице, которая никак не могла справиться со зрительным узнаванием слов, Кристина купила книгу «Крутой Хомяк Род» и завернула ее в бумагу с цветочными мотивами – потому что найти бумагу с хомяками, к сожалению, ей не удалось.

Лорен помогала ей вытаскивать подарки из сумки.

– Это так мило с твоей стороны. Ты, наверно, потратила на это целое состояние.

– Да нет, все не так страшно. – Кристина вдруг вспомнила, как в самом начале ее учительской карьеры была поражена тем, сколько учителя тратят собственных денег на своих учеников. Для нее это стало открытием, но она никогда не жалела об этих деньгах, и у нее не было ни одного знакомого учителя, который бы жалел.

– Ну и что ты думаешь по этому поводу? Что будешь делать?

– Вплоть до вчерашнего дня я была совершенно счастлива. Я думала только о ребенке, который живет внутри меня – и вообще не думала об этом доноре. Забыла о нем напрочь. Я и сейчас думаю, что это наш ребенок. Маркуса и мой, – Кристина машинально продолжала вынимать подарки из сумки. – Ну, или по крайней мере – мой ребенок. И не потому, что я «внесла генетический вклад», как они выражаются, – а потому, что он во мне.