Сад вечерних туманов - Тан Тван Энг

– А-а… Киото… – тихо молвил Аритомо. – Какие же храмы вы видели?

– «Лунный Сад» в храме Киёмизу-дэра, Тофуку-дзи и храм Золотого Павильона, – сказала я. – Когда мы вернулись домой, Юн Хонг прочла все книги про японские сады, какие только смогла достать. Ей хотелось знать… она просто помешалась на том, чтобы понять, как эти сады создавались.

– Возделыванию садов нельзя научиться из книг.

– В этом мы скоро убедились. Сестра попробовала сделать сад камней позади нашего дома. Я помогала ей, но ничего не получилось. Моя мама была вне себя оттого, что мы загубили ее газон. – Она помолчала.

– Когда Юн Хонг узнала, что вы живете здесь, то захотела посмотреть на ваш сад.

– Не на что было бы смотреть. В тот момент Югири не был закончен.

– Любовь Юн Хонг к садам помогала нам выжить, когда мы были в лагере.

– Каким образом?

– Мы убегали в выдуманные миры, – сказала я. – Некоторые в своих мечтах представляли себя строящими дом или конструирующими яхту. Чем больше подробностей они могли привлечь, тем больше отгораживались от окружавших ужасов. Одна женщина-евразийка, жена голландского инженера в «Шелл», – так она захотела снова пересмотреть свою коллекцию марок. Это наделяло ее волей к жизни. А еще один мужчина по памяти, раз за разом, воспроизводил названия всех пьес Шекспира в том порядке, в каком они были написаны… когда его пытали.

У меня пересохло в горле, и я отпила чай.

– Юн Хонг поддерживала нас рассказами о садах, в которых мы побывали в Киото, описывая их мне в мельчайших деталях. «Вот так и мы выживем, – говорила она мне, – и выйдем из этого лагеря».

Солнце пробивалось из-за гор. Над далекими верхушками деревьев по небу носилась стая птиц, готовясь вытянуться в черную колеблющуюся нить.

– Однажды охранник стал бить меня за то, что я не поклонилась как следует. Он не унимался, а просто бил и бил меня. Я очутилась в саду. Повсюду росли цветущие деревья, пахло водой…

Я умолкла.

– И я поняла, что там, где я очутилась, сошлись все сады Киото, в каких я побывала. Я рассказала об этом Юн Хонг. С той минуты мы и принялись создавать наш собственный сад, вот здесь, – я тронула пальцем голову около лба. – День за днем мы добавляли детали к нему. Сад стал нашим убежищем. У себя в мыслях – мы были свободны.

Аритомо тронул конверт на столе:

– Вы упомянули, что работали сотрудником Трибунала по военным преступлениям.

– Мне хотелось сделать все, чтобы виновные понесли наказание. Хотелось увидеть, что правосудие вершится.

– Считаете меня глупцом? Не в одном правосудии было дело.

– То был единственный способ, который позволял мне изучать судебные документы и официальные отчеты. Я хотела выяснить, где похоронена моя сестра.

Его глаза сощурились:

– Вы не знали, где находился лагерь?

– Нам завязали глаза, когда джапы… когда японцы везли нас туда. Он находился где-то в самой чаще джунглей. Это все, что мы знали.

– А другие уцелевшие из вашего лагеря, что с ними стало?

Бабочка трепетала над каннами возле веранды. Наконец села на лист, сводя вместе крылья в молитве.

– Нет других уцелевших.

– Вы единственная? – Он взглянул на меня так, будто я пыталась обмануть его.

Я выдерживала его взгляд, не отводя своего.

– Да.

Какое-то время он безмолвствовал. Отодвинув в сторону поднос, я развязала тесемку вокруг свернутых в трубку бумаг, которые принесла с собой, и разложила их на столе, придавив края нашими чашками.

– Бабушка оставила нам с Юн Хонг кусок земли в К-Л. Там около шести акров[61], – я указала на первый документ, план участка из Земельного управления. – До него пешком недалеко от Озерного Сада, вверх по холму. Климат слишком жаркий и влажный для настоящего японского сада, я знаю, – прибавила я быстро, – но, думаю, вы сможете задействовать местную флору. Вот, я сделала фотографии этого места. Вы можете получить представление о том, как выглядит местность и что нужно сделать.

Садовник лишь мельком взглянул на план и фотографии:

– Создавать сады мечтала ваша сестра, а не вы.

– Юн Хонг лежит в необозначенной могиле, мистер Накамура. Это – в честь нее, этот сад – в память о ней.

Я поискала подходящие слова, чтобы убедить его, но не нашла.

– Это единственное, что я могу для нее сделать.

– Мне неловко… от того, что заняться этим вы просите меня, учитывая то, что произошло с вашей сестрой… и с вами.

– Неловкости быть не должно, если вы не причастны к Оккупации, – я произнесла это резче, чем собиралась.

Садовник стиснул скулы.

– Будь я причастен, разве меня не повесили бы? Возможно, даже и вы?..

– Не все виновные японцы были осуждены, и того меньше – понесли кару.

Что-то изменилось в атмосфере между нами, как будто мягко веявший до того ветерок вдруг резко замер.

– Однажды сюда пришли британские солдаты, вскоре после того, как японские войска сдались, – сказал Аритомо. – Они вытащили меня из дома, заставили встать на колени на землю, вон там. Прямо там.

Он указал на поросший травой клочок.

– Били меня прикладами. Когда я свалился и попытался подняться, они били меня ногами, раз за разом. Потом увезли.

– Куда?

– В Ипох, в тюрьму. Меня заперли в камеру. Не предъявляя никаких обвинений. – Он принялся тереть щеку тыльной стороной ладони. – Там были и другие узники, японские офицеры, ожидавшие, когда их приговоры будут приведены в исполнение. Некоторые из них рыдали, когда их вели на казнь. Их уводили одного за другим, пока я не остался один. А потом, как-то вечером, надзиратели пришли за мной. – Он перестал тереть щеку. – Меня вывели из камеры. Я подумал, что меня собираются повесить. Но меня отпустили. У ворот тюрьмы меня поджидал Магнус. Я просидел в тюрьме два месяца.

Бабочка вспорхнула, ее крылышки засемафорили черно-желтым. Садовник забарабанил пальцами по столу. Наконец он поднялся на ноги:

– Пойдемте, мне следует показать вам часть сада.

– Наш чай остынет.

У меня оставалась надежда узнать о его решении, ведь он никак не дал мне понять, что принимает мое предложение.

– Вряд ли в этой части света мы останемся без чая, – едва заметно усмехнулся он, – не так ли?

Он снял со стоявшей у входной двери вешалки для шляп старенький пробковый шлем и повел меня наружу. Мы пошли вдоль края незаполненного пруда. Я заметила, что дно его уже было выложено затвердевшей глиной. В глубине сада тамил-кули укладывал в колесную тачку камни, покрытые грязью и выдранными корнями. «Селамат паги, туан[62]», – приветствовал он Аритомо. Садовник посмотрел на работу кули и, не скрывая раздражения, покачал головой. Тамил едва-едва изъяснялся по-английски, и Аритомо был не в состоянии разъяснить ему в точности, что нужно сделать. Я встала между ними и перевела его приказания на малайский. Аритомо попросил меня передать работнику более подробные указания и выспрашивал его до тех пор, пока не убедился, что тот понял его как следует.

– Все равно он все перепутает, – произнес Аритомо, когда тамил укатил свою тачку.

– Сколько у вас тут работников?

– Когда-то было девять, – ответил Аритомо. – Когда война кончилась, они уехали в Куала-Лумпур. Теперь осталось всего пять, которые работают со мной. У них нет ни интереса, ни способностей к разбивке садов. И, как видите, они не понимают моих указаний.

– Вы тут уже одиннадцать лет, – сказала я, оглядываясь вокруг. – Я думала, за это время можно завершить любой сад.

– Я постоянно кое-что меняю в нем, – прозвучало в ответ. – Солдаты, явившиеся меня забрать, находили удовольствие в том, чтобы порушить мой сад. Долгое время я сомневался: а есть ли смысл восстанавливать его? Не хотел, чтобы толпа солдат снова уничтожила его. Я тянул с восстановлением и взялся за работу лишь несколько месяцев назад.

– Эти изменения… сколько времени займет закончить их?

– По-видимому, еще год. – Аритомо остановился осмотреть росшие рядком цветы геликонии. – Есть кое-какие новые идеи, которые мне хочется осуществить.

– Это что-то долгонько, чтобы просто подправить сад.

– Вот теперь ясно, что знаете вы слишком мало. Камни надо выкопать и переместить. Деревья извлечь и посадить заново. Все должно делаться вручную – все полностью. – Аритомо сломил прутики с низко свисавших ветвей. – Так что, как вы понимаете, ваш заказ я принять не могу.

Я была подавлена горечью разочарования. И в конце концов выговорила:

– Я готова ждать год. Даже два, если будет необходимо.

– Ваше предложение меня не интересует.

Он быстро пошел к большому валуну, возвышавшемуся над живой изгородью. Секунду спустя я последовала за ним. Камень доходил мне до бедер. На его плоской поверхности было полое углубление размером с небольшой тазик для умывания. Вода стекала по бамбуковому лотку, наполняя углубление, прежде чем перелиться по сторонам через край. Рядом с этой природной чашей лежала трубочка из бамбука. Аритомо опустил ее в воду и стал пить, а напившись, передал трубочку мне. Поколебавшись, я взяла ее.