Лодейный кормщик - Евгений Федорович Богданов

и шамана Пукана. В хижину неслышно вошел согбенный поджарый биарм с лысой головой и вислыми, как у моржа, седыми усами. Под мышкой он принес три сухих можжевеловых полена и одно с тремя сучками — осиновое. Пукан догадывался, зачем его позвал старейшина, но мудрецу не пристало без нужды распускать язык, словно собачий хвост, и он молча ждал у порога.

Хальмар сидел перед очагом на березовом чурбане. Он сказал Пукану:

— Я позвал тебя, чтобы ты разгадал мысли нурманнов. Будет литься кровь или все обойдется миром?

— Чтобы ответить, старейшина, на твой вопрос, мне надо сесть к очагу, — скромно промолвил мудрец.

Хальмар знаком пригласил Пукана сесть у огня.

Пукан уселся на скамью и положил на свои тощие острые колени принесенные с собой дрова. Несколько минут он молчал и не сводил глаз с огня, пылавшего в очаге, как будто силился там что-то разглядеть. Наконец лицо его оживилось, усы вздрогнули, и он сказал шепотом:

— Прошу тебя, старейшина, молчать. Молчи, смотри и навостри ухо. Голубой огонь показался. Пришло время звать дух предков.

Пукан взял железную кочергу и подгреб к краю очага горку угольев, дышавших золотым огнем. Он подождал, когда пламя, исходящее от них, станет голубым. Потом положил на уголья крест-накрест три можжевеловых полена, а сверху — осиновое. Поленья вспыхнули неожиданно быстро дивным синим огнем. Пукан словно не замечал жара. Он склонился близко к пламени и впился в него острым взглядом. Хальмар тоже приблизил свое лицо к синему огню.

Пукан начал говорить, не сводя глаз с пламени:

— Смотри, старейшина, — точно сухая трава под ветром шелестел его голос. — Вон, в синем пламени, маленький человек. Это дух предков. Он показывается на мой зов…

Старейшина всматривался в синее пламя, но маленького человека не видел. Но колдун приказал ему молчать, и Хальмар молчал.

— Дух предков! Добрый, всемогущий дух, — говорил Пукан. — Я обеспокоил тебя. Прости меня и не обижайся. Мне надо ответить моему народу, зачем пришли к нам Вик-Инг. Какое лихо привезли они на своих ладьях под разбойными парусами?

Пукан умолк и, неотрывно глядя на пламя, прислушался. Хальмар застыл в неподвижности. Потрескивали головни в очаге. Дым стлался под потолком и уходил в трубу. И тут в хижине раздался тихий, совсем тихий голос:

— Они пришли торговать. Войны не будет. Но берегите Богиню Вод!.. Берегите мать-Иомалу…

Голос умолк, и синее пламя сменилось алым. Пукан взял кочергу и осторожно сдвинул обугленные можжевеловые поленья в середину очага. Он выпрямился и вопросительно посмотрел на старейшину. Хальмар сказал:

— Я слышал.

— Все ли я сделал для тебя, старейшина? — спросил мудрец. — Могу ли я идти?

— Можешь идти. Спасибо. Иомала не забудет тебя…

Хальмар встал. Пукан тоже встал, поклонился и, как тень, исчез за дверью.

Хальмар опять сел перед очагом. Позади послышался шорох. Придерживаясь за косяк двери, вошла Хальмиора. В длинной рубахе, худая, с распущенными волосами, она еле стояла на ногах. Глаза ее горели сухим лихорадочным огнем.

— Зачем поднялась? — спросил Хальмар. — Зачем делаешь себе худо?

— Я вижу тень заботы на твоем лице, — сказала жена. — Всю ночь хлопала дверь, и к тебе ходили люди. Скажи мне, что за беда стучится в дом?

— Пришли нурманны.

— Нурманны? Вик-Инг? Что им надо в нашем краю?

— Они пришли торговать. Не думай об этом. Все обойдется. Это — забота мужчин. Иди, лежи.

— Мне стало легче. Я хочу посидеть с тобой! — настойчиво говорила Хальмиора.

— Скоро опять будут приходить люди. Не мешай. Давай, я отведу тебя.

Успокоив жену, Хальмар взял плошку со светильником и пошел в чулан с оружием. Он долго рассматривал свои доспехи — проверил каждую чешуйку железной кольчуги, щит, потрогал, крепко ли сидит копье на древке, и, наконец, взял в руки топор — подарок ватажного старосты Владимирка. У топора было широкое блестящее лезвие на длинной дубовой рукояти.

Он держал топор в руках и вспоминал о первой встрече с новгородскими ватажниками, когда они только еще пришли сюда и начали строить свои большие бревенчатые хижины.

* * *

Едва викинги высадились на берег и поднялись на крутой обрыв, как на тропе перед ними встали биармы. Впереди — низенький, толстый человек в оленьей безрукавке до колен и рубахе из серого грубого полотна, с хитрыми, заплывшими жиром глазками — виночерпий Рутана Сантери. За ним — высокий, стройный юноша в нарядной, шитой узорами меховой куртке, с непокрытой темноволосой головой и чуть-чуть раскосыми синими глазами — Рейс. И тот и другой были безоружны.

Туре, Карле и Орвар остановились, всматриваясь в лица биармов и силясь угадать их намерения. Сантери сверлил своими хитрыми глазками викингов и, казалось, видел их насквозь. Он не переставал кланяться и улыбаться, не без труда кивая круглой головой на толстой бычьей шее. Рейе стоял в настороженной позе.

На викингах, были надеты кожаные куртки, а поверх — богатые плащи с золотыми пряжками на груди. Под плащами топорщились длинные и тяжелые мечи. Орвар держал на плече мешок.

Наконец Туре поднял руку в знак приветствия. Его примеру последовали Орвар и Карле. От взгляда Хунда не укрылось то, что на лбу толстого биарма сохранился след клейма. Страшный знак, который выжигали каленым железом норманны на лицах своих рабов — траллсов.

— Можно ли узнать, зачем к нам пожаловали славные викинги? — на ломаном норвежском языке спросил Сантери.

— Мы привезли много товаров. У нас есть золото и серебро, — отозвался Хунд. — На все это мы хотим купить дорогие меха. Больше нам ничего не надо.

— Мирным купцам у нас дорога открыта, — сказал Сантери. — Видите, мы встречаем вас вдвоем и без оружия. Мы знали, что благородные викинги пришли к нам с миром, — продолжал Сантери, не сходя, однако, с тропы и не уступая викингам пути.

Туре быстрым взглядом окинул густые кусты, росшие по сторонам. Кусты были неподвижны, но ярл чуял, что в них скрывается много людей.

Туре перевел взгляд на Сантери и вежливо заметил:

— Мы идем с дарами к вашему старейшине Хальмару.

— Старейшина вас ждет. Но к нему в дом с мечами не ходят.

— Хорошо. Мы оставим мечи у входа, — недовольно бросил Туре и добавил резко и повелительно: — Веди, траллс!..

Сантери вздрогнул: ярл узнал в нем бывшего раба. Виночерпий замер на тропе и, подняв голову, посмотрел Хунду прямо в глаза. В его взгляде было такое, что заставило ярла насторожиться: затаенная покорность и почти собачья преданность. Виночерпий оглянулся на Рейе, сделал нарочито хмурое лицо и быстро сказал по-норвежски Туре Хунду:

— Морской конь