Груз для горилл - Юрий Ячейкин

— Добрый день, господа, — поздоровался Джон.

— Мир тебе, человек, — величественно изрек бутафорский король.

— Я к вам по делу и хотел бы видеть директора.

— Кто же ты, что требуешь беседы с властелином? — отозвался из угла странник разбойничьего вида.

— Я — коронер ее величества из города Дептфорда, мистеры. Мое имя — Джон Шорт.

— Оно было бы точным, если бы фамилию укоротили на голову, — враждебно произнес странник.

— Оставь, Том, — прервал его король. — Это же не налоговый агент! — И, уже обращаясь к коронеру, он спросил: — А не удовлетворитесь ли Вы услугами брата моего брата?

— То есть? — ничего не понял Джон.

— Наш директор — Джеймс Бербедж, а я — его брат Ричард,[14] — разъяснил король. — Но директор вместе с частью труппы гастролирует сейчас в графстве Кент. Садитесь и говорите, что Вас интересует.

Джон сел и выложил на стол два обгоревших листка. Ричард лишь бросил на них взгляд и, уже не глядя, взволнованно продекламировал:

При чем здесь вера? Тьфу!Мне стыдно, хоть в притворстве я искусен,Что может быть порукой и основойВеликих планов столь пустое слово.

— Том! — возбужденно вскрикнул он. — Это же отрывки из «Герцога Гиза», которые побывали в огне!

Странник вскочил на ноги.

— Откуда они у Вас, коронер? — спросил Ричард. — Извините, это нас тоже волнует. Дело в том, что на днях у нас исчез единственный экземпляр этой трагедии.

— Каким же образом исчез?

— Как у вас говорят, — сказал взлохмаченный Том, подсев к столу, — при весьма загадочных обстоятельствах.

— Кстати, позвольте отрекомендовать: Томас Неш — актер и драматург.

— Если эти обрывки из того экземпляра, — задумчиво заметил Джон, — то рукопись сгорела в камине.

— Что произошло с Кристофером? — вдруг спросил Томас Неш.

— Постойте, господа, иначе мы ничего не выясним.

Он хорошо понимал, что, если сейчас скажет про неожиданную смерть Кристофера Марло, допрос устроят ему самому.

— Я вижу, вы сообразили, о ком речь. Что вам известно про вашего коллегу?

Ответ его поразил.

— Ничего определенного, коронер. — Ричард Бербедж забарабанил пальцами по столу. — Все время куда-то исчезает, а когда появляется, кладет на стол новую прекрасную пьесу. Только и всего!

— И вы никогда не расспрашивали его?

— А зачем? — Монарх в жестяной короне от искреннего удивления поднял брови. — Если человек сам не хочет чем-нибудь поделиться…

— Или же не имеет на это права! — добавил Томас Неш.

— …Он либо уклонится от прямого ответа, либо солжет.

— Вы правы, — вынужден был присоединиться к этому высказыванию Джон. — Значит, вы ничего не знаете? — подытожил он, уже собираясь идти.

— Почему бы это нам не знать? — остановил его грозный странник.

(Неужели он в таком виде шляется по улицам? А впрочем, в Нортон Фольгейте чего только не увидишь!)____ — Кое-что знаем, точнее — догадываемся.

— О чем именно?

— К примеру, я готов поклясться, что он не однажды находился во Франции и причастен к уничтожению враждебной нам Католической лиги во главе с Генрихом Гизом. Не имею представления только о степени его причастности.

— Откуда вы знаете?

— Известно откуда, — Том пожал плечами, словно речь шла о чем-то незначительном, — из его же трагедии «Герцог Гиз».

— Вот как! — Наконец-то разговор приобретал чисто специфическую форму.

— А Вы читали трагедию?

— К сожалению, только эти два отрывка. Но по Вашим словам выходит, что в ней речь идет о действиях нашей разведки?

— Ничего подобного не выходит, — почему-то начал раздражаться Томас. — И я об этом не говорил.

— Как Вас понимать?

— Господи! Да это же ясно: когда мы, драматурги, читаем художественное произведение, то видим в нем намного больше, нежели обычный зритель. Это же очевидно!

— Что-то я ничего не соображу. Объясните, пожалуйста, что именно Вы имеете в виду?

— Если Вы этого не понимаете, то как я Вам объясню? — уже совершенно разозленный, ответил Томас. — И вообще, есть вещи, которые не поддаются объяснению, если человек сам к ним непричастен.

— Извините, но я должен это понять, потому что пришел не из любопытства, а по делу.

— «По делу, по делу!» — пробурчал Томас.

— Не злись, Том, — повысил голос Ричард. — Попробую объяснить я. Видите ли, в чем дело, коронер: работа драматурга, независимо от того, о каком времени идет речь и какие лица действуют, всегда персонифицирована. Он слышит голоса реальных людей, возобновляет в памяти реальные разговоры, отыскивая в них точное, колоритное слово, многозначительную деталь, присущую лишь данной конкретной личности. Это помогает и нам, актерам, сценично воссоздать правдивый образ. Так что в любом произведении заложен личный житейский опыт автора, его мировоззрение, его отношения к событиям, их общественная оценка. Все это порой видно по еле уловимым нюансам. Выделить их, ощутить — значит, в какой-то мере составить биографию самого автора, которая в общих чертах обязательно будет более или менее вероятной, ибо за спиной героев произведения незримо стоит сам автор.

— Ну и что из этого? — спросил Джон.

— А вот что, — терпеливо продолжал Ричард. — Автор всегда опирается, что бы он ни писал, на современные ему реалии. Когда речь идет о давнем прошлом, происходит лишь как бы перенос современных идей в то время. Если же речь идет об исключительно современных событиях, как в случае с «Герцогом Гизом», все эти признаки приобретают еще большую выразительность. В таких случаях автора поневоле выдает наглядность и точность изложения. Да это и понятно, потому что иначе он не отважится взяться за разработку темы, заранее зная, что непременно допустит некоторые ошибки и над ним будут смеяться живые участники событий, особенно когда дело касается острого политического материала, острых проблем современности. Итак: внимательно изучая «Герцога Гиза», мы можем сделать логический вывод, что Кристофер Марло был во Франции и причастен к некоторым событиям, однако в то же время по произведению мы не можем определить степень этой причастности, как совершенно справедливо заметил уважаемый Томас Неш.

— И это всегда так? — недоверчиво покачал головой Джон.

— Мудрый вопрос, коронер, — весело усмехнулся Ричард Бербедж. — Такое исследование, которое мы только что сделали, невозможно лишь в одном случае: если за искусство берется творчески несостоятельный человек. Ведь если в произведении не отражена живая человеческая индивидуальность, то это мертвое произведение. Это маленькое, но существенное отличие и позволяет нам отличать действительно талантливую вещь от беспомощных поделок халтурщиков или графоманов.

— Но как же он, магистр из Кембриджа…

— Отвечу и на это, коронер. Первое: Кристофер Марло — храбрый и сообразительный человек. Второе: как талантливый драматург с необычайной фантазией, он — прекрасный стихотворец, а это немало значит. Третье: он мастер психологического перевоплощения, ибо драматург — один-единственный исполнитель всех ролей в собственных произведениях, от ведущих до второстепенных. А этих трех условий уже достаточно, чтобы выполнять некоторые деликатные поручения ведомства сэра Френсиса Уолсингема.

— Выходит, Кристофер Марло — шпион сэра…

— «Шпион»! — сразу же вскипел буйный Томас Неш. — Не произносите этого грязного слова, коронер! Крис — патриот и солдат. Прошу не оскорблять его в моем присутствии. Будьте добры, называйте шпионами глупых ищеек лондонского шерифа, которые выслеживают, кто из нас сколько выпил и что сболтнул за чаркой. Ха, я смеюсь над ними, хотя они повсюду суют свой нос и неутомимо строчат, переводя бумагу, немощные доносы. Разве этим деревянным остолопам, по макушку напичканным инструкциями, когда-нибудь понять, что самый первый и самый полный донос на настоящего творца — это его собственное творение? Для этого им самим следует стать вровень с великаном. Но тогда, — он даже зло оскалился, — зачем переводить бумагу на мелочные доносы, если ты сам способен создать шедевр, отдать жар сердца и непокой мыслей другим людям?

Большой Бен отбил двенадцатый час.

Коронер Джон Шорт поднялся.

— Однако я у вас засиделся, — сказал он. — Весьма благодарен, господа, потому что вы мне очень помогли в расследовании.

— В расследовании? — переспросил Неш. — Постойте, коронер, Вы еще не ответили на мой вопрос. Что случилось с Крисом?

— Кристофер Марло убит, — сухо ответил Джон.

Ричард Бербедж снял с головы корону.

Следствие продолжается

До Кембриджа Джон Шорт добрался к вечеру и заночевал на постоялом дворе. Первый, к кому он утром попал, был капеллан Сэм, который за взятку купил себе высокую степень доктора богословия, а ее величество королева, которая ничем не брезговала, чтобы обогатить казну и даже, говорили, входила в долю с пиратами, специальным указом освободила этого неуча и церковного фанатика от необходимых экзаменов на ученое звание. Конечно, Джон об этом и слыхом не слыхивал и отнесся к его преподобию с соответствующей почтительностью.