Леди и война. Пепел моего сердца - Карина Демина

Изольда вздохнула: не будет звать на помощь. И согласится на сделку. Поторгуется – все торгуются, – но потом все-таки наступит совести на горло. Совесть – это роскошь.

– Он прав. – Сержант забросил ноги на сиденье кареты.

По расчетам Юго, ехать им недолго. Пару часов от силы, а там – побережье и корабль. По воде ни одна ищейка след не возьмет.

Дальше что?

Островок. Небольшой. Неприметный. Но давным-давно обжитой. Крепость с хорошим обзором на случай внезапного штурма. И гарнизоном с полсотни… полсотни – это много на двоих.

– Думайте, леди. – Юго снял с уха клок паутины. Все-таки карету могли бы и убрать перед этаким путешествием. – Хорошенько думайте.

Думает. Перебирает аргументы, затыкая совесть доводами разума.

– Твои условия?

– Обычно я заключаю договор на одно дело. Вы называете имя клиента и срок исполнения заказа. Я работаю. Но сейчас я готов принести вам вассальную клятву.

Не понимает.

– Он будет служить тебе до смерти. – Сержант был на редкость удобным собеседником. Рот открывал исключительно тогда, когда имел что сказать.

– Чьей? – Это было разумное уточнение.

– Твоей. Или его. Неважно.

– Я не смогу навредить вам, леди. Ни прямо, ни косвенно. Ни действием, ни бездействием.

Кивок. И пальцы касаются подбородка. Дрожь утихла. Она успокоилась, но все еще не верит Юго, потому что уже верила Майло, а тот обманул, оказавшись совсем не тем, кем она думала.

Все вокруг ей врут.

Какая жалость!

– И что взамен?

– Защита от Хаота, полагаю. – Сержант ерзал, пытаясь улечься на лавке, слишком короткой для него. И поза, выбранная им, была не очень удачна для отдыха. Ноги затекут. И рука, сунутая под голову, тоже. – Ты же из беглых.

Из мертвых. Считавшихся таковыми. Но сейчас магистр пришел за Юго: не странник, не боевой маг, но именно некромант, который если и покидает пределы Хаота, то по веской причине.

Веской причиной чувствовать себя было неуютно.

– Как ваш вассал я принадлежу этому миру. И меня нельзя судить по законам Хаота.

И исполнить уже вынесенный приговор.

– Видите ли, леди, мне совершенно не хочется превращаться в умертвие.

Опять не понимает. Но это допустимо: никто из тех, кому не случалось жить в Хаоте, не понимает, а те, кто понимает, благоразумно молчат. Но для Юго в данном конкретном случае молчание вредно.

– Хаот не любит разбрасываться… материалом. В том числе человеческим. Я действительно хороший специалист. Полезный. А безвольным умертвием и того полезней. Служить стану неограниченно долго… преданно…

…бесплатно.

Интересно, когда-нибудь я научусь видеть людей такими, как они есть, а не такими, как рисует мое несчастное воображение? И даже сейчас, глядя на Майло – его зовут Юго, Изольда, Юго, запомни, – я видела смешного мальчишку в алой курточке. Как представить, что это дитя стреляло в Кайя?

Пыталось убить меня.

И если не убило, то, значит, не ставило себе такой цели.

Хороший специалист. Полезный.

Впору рассмеяться, вот только, подозреваю, смех этот будет до слез, а нашей светлости слезы ни к чему. Что ему ответить?

Зла ли я?

Зла. Именно он выпустил пулю, которая ранила Кайя, и, следовательно, так или иначе виновен в неприглядном моем нынешнем положении. Но… Юго действовал не по собственному почину. Ему, вероятно, глубоко все равно, в кого стрелять.

Цель выбрала Ингрид.

Мага пригласил Кормак.

А нашей светлости следует использовать те ресурсы, которые имеются под рукой.

– Что конкретно я должна сделать?

У Юго белые глаза, не синие, яркие, как у Майло. И лицо лишено детской мягкости черт. Та маска, которая была прежде, тоже создана магией? Или всего-навсего моим собственным воображением? Оно у меня, оказывается, яркое.

Юго опустился на колени и, сложив руки, протянул мне. Его ладони оказались почти одного размера с моими. А голос звучал глухо, торжественно.

– Я, Юго, не имеющий иного имени, кроме этого, рожденный в Полярном мире, клянусь в моей верности быть преданным с этого мгновения Изольде Дохерти и хранить ей перед всеми и полностью свое почтение по совести и без обмана. Клянусь сражаться против всех мужчин и женщин, буде таковы ее воля и приказ. Клянусь не причинять вреда своей леди, не покушаться ни на ее жизнь, ни на ее честь, ни на ее семейство, ни на ее имущество.

От меня ждут ответа, но я не знаю правильных слов!

Однако начинаю говорить:

– Я, Изольда Дохерти, принимаю клятву и называю Юго, не имеющего иного имени, кроме этого, рожденного в Полярном мире, вассалом дома Дохерти. Обещаю ему защиту и покровительство дома.

Имею ли на это право? Сержант молчит. А среди моих обязанностей… кажется, было что-то про вассальные клятвы.

Юго встает с колен.

А я… раз уж выпало обзавестись собственным ликвидатором – звучит солидней, чем наемный убийца, благородней как-то, – знаю, какое имя назвать. Вот только Юго качает головой:

– Нет, леди. Я способен убить Кормака, но сейчас он вам нужен. Он кровно заинтересован в том, чтобы вы были целы и невредимы. А вот остальные, потеряв направляющую руку, просто испугаются. Страх же заставляет людей делать странные вещи.

Тяжело признать его правоту.

Кормак по-своему заботится обо мне. Я не интересую его как человек, но вот залог будущей сделки – другой вопрос. Те же, кто меня сопровождает, кто будет укрывать и держать взаперти, узнав о смерти Кормака, попробуют откреститься от своей причастности к этому делу. И уберут свидетелей.

– Да и, – Юго, вытащив из кармана потрепанный берет, нахлобучил его на макушку, – не успею я вовремя. Все-таки я ведь не волшебник…

…а только учусь.

Сержант, кажется, заснул. Исчезло то равнодушное выражение лица, за которым он прятался, как за щитом. Сейчас он растерян и обеспокоен. Рука, лежащая на животе, то и дело сжимается в кулак и тут же разжимается, вновь и вновь отпуская несуществующее оружие.

– Если хотите, ложитесь. Я посторожу, – предложил Юго. – У меня и успокоительное есть.

О да, нашей светлости пригодилось бы, но… как-нибудь обойдемся. Да и не хочу я спать. Едем. Дорога становится ощутимо хуже: карету трясет, качает и подбрасывает. Впрочем, Сержант, кажется, не замечает неудобств, его сон крепок как никогда. И я совершенно не желаю знать, что именно он видит, но молчание невыносимо. Некоторое время считаю ухабы. Вспоминаю события последнего часа – или уже часов? – и все-таки не удерживаюсь от вопроса:

– Маги… все такие?

– Многие. Им не хочется умирать. А сила позволяет жить, вот только… это мало на жизнь похоже.

И, пожалуй, я понимаю, что хочет сказать Юго.

Тот маг был… не мертвым. Он двигался. Разговаривал. Определенно существовал в пространстве как разумное создание, возможно, куда более разумное, чем наша светлость. Но разве это жизнь? Она если и осталась, то лишь в сердоликовых глазах.

И та – привнесенная извне.

Зачем Кормаку это существо – понятно. Но зачем ему Кормак?

– Что магу здесь нужно?

– Думаю, плацдарм. Им не нравятся закрытые миры, вернее, свободные от Хаота. Еще вернее, миры с огромным ресурсным потенциалом, свободные от опеки Хаота. Это видится им несправедливым. Вот ищут повод… восстановить справедливость.

И сейчас я как никогда хорошо понимаю то, о чем говорит Юго: кто ищет, тот всегда найдет. Тоталитарная нехватка демократии в отдельно взятом протекторате, которая привела к массовому народному недовольству и вынужденному вмешательству мага.

Как-то так, я думаю: миры другие, а способы действия – те же.

– Они всегда были самоуверенны. – Юго грызет ногти, а я не знаю, стоит ли делать ему замечание. – Думают, что если получилось прийти, то получится остаться.

Он убежден, что эти надежды безосновательны. А я не знаю. Наша светлость представляла магов иными. Нынешний же… оно страшное. Сильное. Способное изменять время и пространство. Подозреваю, что не только это. Но если мир столь долго был недоступен, то… что изменилось?

Кайя ушел.

Он вернется. Встретится с Кормаком… и, чтобы не думать о том, что произойдет дальше, я отворачиваюсь к окошку и сдвигаю шторку. Стекло затянуто инеем, и если даже отогреть – некоторое время я всерьез раздумываю над тем, чтобы поднести к стеклу свечу, – то вряд ли я увижу что-то помимо дороги.

А дорогу не узнаю.

Этот мир все еще чужой. Он принял меня, а я закрылась от него за стенами замка. И не потому ли все получилось именно так, как получилось?

– Скажи, – я возвращаю занавеску на место и поворачиваюсь к Юго, который по-прежнему сидит на полу, – почему тебя не обнаружили?

Ребенок? Нет.

Карлик, притворяющийся ребенком? Тоже нет.

Он что-то третье.

– Потому что я хорошо прячусь. Ты увидела во мне ребенка. Поверила. А потом и все остальные. Люди всегда видят то, что хотят. Еще люди не боятся тех, кто выглядит слабым. Дети слабы. Удобно.

Я вспомнила первую встречу. Подарок. И робость маленького пажа… желание понравиться… искренность. Признание Кайя, что он не делал мне подарков. И обоюдная уверенность в том, что Магнус вмешался.