Царь и царица - Владимир Гурко

Трепов, которого Государь назначил на должность премьера, был старым, убежденным бюрократом с большим жизненным и административным опытом, умным, ловким и энергичным человеком, понимающим необходимость совместной работы с Государственной Думой. Предлагая Государю уволить некоторых министров, он намеревался сформировать такой кабинет, который бы устраивал Думу. Но он не мог предложить Государю подходящего министра внутренних дел. Только он сам подходил тогда на эту должность. Не мог не помнить Трепов и того, что фамилию его семьи общественность связывала с правыми взглядами. Еще недавно имя Трепова было для левых крайне ненавистным.

10-го числа Штюрмер и Трепов вернулись в Петроград и были приняты императрицей. Хитрый Штюрмер воздержался говорить царице о предстоящих больших переменах. Трепов был откровеннее. В Петрограде оппозиция уже трубила победу над Протопоповым. Бадмаев и сотоварищи нажали на Распутина, на Вырубову. Царица, получив 11-го числа письмо от Государя, была поражена. В проекте Трепова, которого она вообще не любила и считала, что он дружит с Родзянко, она увидела интригу, направленную главным образом против ее влияния. И царица употребила все свое влияние, чтобы помешать плану Трепова, чтобы спасти прежде всего, Протопопова»{70}.

В одном из писем императрицы Александры Федоровны к супругу в Ставку от 14 декабря 1916 г. мы читаем: «Трепов ведет себя теперь, как изменник, и лукав, как кошка, – не верь ему, он сговаривается во всем с Родзянко, это слишком хорошо известно»{71}. Дни А.Ф. Трепова как премьер-министра были сочтены. Так был упущен еще один шанс добиться приемлемого компромисса и выйти из политического кризиса.

Со своей стороны отметим, что появление Протопопова на политической сцене было проявлением не столько «темных сил», сколько порождением самой думской оппозиции, что и вызывало столь ожесточенную борьбу «Прогрессивного блока» за его смещение.

«Маленький Протопопов – большое недоразумение»{72}, – бросил в конце 1916 г. крылатую фразу А.И. Гучков. Но при этом «забыл», что в интервью с журналистами по поводу назначения Протопопова сам заявил: «У Протопопова хорошее общественное и политическое прошлое. Оно целая программа, которая обязывает»{73}. Сказано достаточно определенно. Подлинная суть «большого недоразумения» с Протопоповым состояла в том, что породила Протопопова Дума, та партия, которую возглавлял Гучков. По выражению российского историка А.Я. Авреха: «Унтер-офицерская вдова сама себя высекла – вот глубинная причина ненависти Думы и “общественности” к своему недавнему соратнику»{74}.

Протопопов удержался в правительстве, но Трепов пробыл на посту премьер-министра ровно пять недель – с 19 ноября по 27 декабря 1916 г.

Генерал В.И. Гурко также ощущал себя «калифом на час». В самом деле, его положение на новой высокой должности было своеобразно и, очевидно, обязывало принимать решения с некоторой оглядкой, чтобы не повредить своей карьере. Посудите сами, во-первых, он недавно командовал только Особой армией и находился в подчинении командующего Юго-Западным фронтом генерала А.А. Брусилова. Таким образом, теперь главнокомандующий фронтом оказался, хотя и временно, но все же в подчинении своего бывшего подчиненного. Во-вторых, Гурко только временно исполнял эту должность, и шансов закрепиться на ней практически не было никаких, а завистников, готовых «подставить выдвиженца или выскочку», добавилось. Каждый командующий фронтом при планировании операций отстаивал важность своего направления, но рассчитывать В.И. Гурко на поддержку генерала М.В. Алексеева было трудно, хотя последний и пытался регулярно вмешиваться в дела Ставки из Севастополя по телефону.

Генерал А.С. Лукомский, который тоже получил новое назначение в Ставку, делился своими воспоминаниями: «В октябре до нас дошли слухи, что начальник штаба Верховного главнокомандующего, генерал Алексеев, серьезно заболел и временно будет замещен генералом Василием Иосифовичем Гурко.

Во время одной из моих поездок на фронт, если не ошибаюсь, 20 октября / 2 ноября, я получил из Ставки, за подписью генерала Гурко, телеграмму с предложением срочно приехать в Могилев.

На другой же день я выехал из Молодечно.

Приехав в Могилев, прямо с вокзала, в 8 часов утра я поехал в штаб.

Генерал Гурко меня сейчас же принял и предложил мне принять должность генерал-квартирмейстера Верховного главнокомандующего.

Я ответил, что мне нужно прежде всего знать, известно ли о том, что мне предлагается эта должность, генералу Алексееву, с которым мне придется, в случае его выздоровления, продолжать совместную службу.

Генерал Гурко мне ответил, что генералу Алексееву это известно и что Государю императору он также докладывал о моем предполагаемом назначении; что Его Величество согласен и что он, генерал Гурко, представит меня Государю в это же утро, перед своим докладом о положении дел на фронте.

Разговаривать больше не приходилось, и я поблагодарил за сделанное мне предложение.

После представления Государю я попросил разрешение у генерала Гурко вернуться в штаб 10-й армии, сдать дела генерал-квартирмейстеру штаба армии и взять свои вещи.

Получив разрешение, я в тот же день выехал в Молодечно; через несколько дней, вернувшись в Могилев, принял должность генерал-квартирмейстера Верховного главнокомандующего.

С особым удовольствием вспоминаю совместную службу с генералом Гурко.

Он поразительно быстро схватывал суть дела, давал всегда вполне определенные и ясные указания. При этом он не вмешивался в мелочи и, в пределах поставленной задачи, предоставлял своим ближайшим помощникам вполне самостоятельно вести работу.

Кроме того, он всегда вызывал своих помощников на проявление ими личной инициативы, и если вновь высказываемую мысль или замечание против указания, даваемого генералом Гурко, докладчик умел правильно и обоснованно подтвердить, то он соглашался и никогда не упорствовал на своем первоначальном указании»{75}.

На новом посту Василий Иосифович Гурко проявил властный характер (в отличие от мягкого Алексеева), активно противостоял попыткам союзников ускорить любой ценой русское наступление в 1917 г. Он провел реорганизацию армии, состоявшую в том, что полки 4-батальонного состава сведены в 3-батальонные, а из освободившихся 4 батальонов были сформированы третьи дивизии корпусов. Действующие дивизии также выделяли небольшое количество пулеметов и обоза, артиллерию для них Гурко, очевидно, надеялся получить от союзников. Хотя кризис со снарядами был преодолен, и положение в русской артиллерии к этому времени стало действительно неплохим. К февралю 1917 г. реорганизация была в целом завершена.

Стоит заметить, что в ноябре – декабре 1916 г. тяжелые бои шли только на Румынском фронте на позициях 9-й и 4-й армий. На всем остальном фронте было спокойно. В.И. Гурко при планировании кампании 1917 г. вместе с генералом А.С. Лукомским разработал план, предусматривавший перенос стратегического решения на Румынский фронт и Балканы. Русская армия готовила наступление против Австро-Венгрии в начале 1917 г. с целью нанесения сокрушительного разгрома и выведения из войны. Для этого и требовал дополнительной поставки артиллерии от союзников генерал В.И. Гурко.

По плану генерала Гурко, для усиления мощи удара по австро-венгерским войскам. Ставка Верховного главнокомандования должна была отказаться от масштабных операций на других участках фронта. Генералы Рузский и Эверт категорически высказались против этого плана, и он был поддержан только генералом Брусиловым. Являясь лишь исполняющим обязанности начальника штаба, Гурко не смог настоять на принятии разработанного им плана, и прибывший в Ставку в феврале Алексеев изменил его положения.

Освещая сложившуюся ситуацию, генерал Ю.Н. Данилов позднее делился своими воспоминаниями:

«В ноябре 1916 года в тылу фронта наших западных союзников, в Шантильи, собралась междусоюзническая конференция для обсуждения вопроса о характере военных действий на 1917 год. Принято было решение начать общее наступление на всех союзных фронтах раннею весною, чтобы не выпустить из рук инициативы, и вести его возможно большими силами.

В результате этой общей мысли нашей Ставкой было предложено главнокомандующим армиями разработать их собственные предложения. Предложения эти должны были в течение декабря доложить Государю как Верховному главнокомандующему для постановки им уже окончательного решения. …

Совещание в Ставке было назначено на 17 декабря, каковому сроку генерал Рузский и я прибыли в Могилев.

Начавшись с утра, оно шло под председательством Государя и в присутствии генерала Гурко, замещавшего больного начальника штаба генерала Алексеева. Однако после перерыва для завтрака в среде совещавшихся почувствовалось какое-то замешательство. Стал передаваться шепотом слух о получении из Царского Села какой-то важной телеграммы, требовавшей спешного отъезда Государя из Ставки в столицу. Совещание было скомкано. Оно шло довольно беспорядочно, прерывалось какими-то дополнительными сведениями, получавшимися из Царского Села и оставшимися для нас секретными, и, наконец, в 4 часа пополудни Государь действительно спешно выехал из Могилева.