Увечные механизмы - Анастасия Орлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ни в лаборатории, ни в квартире мастера Полония не было найдено никаких разработок. Значит, все они были на «Ртути». И тот, кто их отыщет, прославится, как и сам мастер Полоний. И разбогатеет…
Сурьма развернула карту экспедиций, в который раз внимательно её изучила. Потом сверилась с парой своих записей и крепко задумалась, барабаня пальцами по красно-коричневому переплёту. Пролистав блокнот до пустых страниц, она вытащила из-за корешка карандаш, заточенный так остро, что его можно было использовать вместо шила, и занесла грифель над началом строки.
— Сурьма? — раздалось прямо над её головой.
От неожиданности она вздрогнула так сильно, что блокнот полетел на пол, под ноги Висмуту, появления которого она не заметила.
— Да жупел вам в… — сорвалось с языка Сурьмы. — Ой… Давно вы здесь?
— Только что вошёл, — Висмут поднял взъерошенный, ощетинившийся торчащими меж страничек вкладками блокнот и протянул его хозяйке. — Прости, не хотел тебя напугать.
— Я… не бездельничаю, — выпалила Сурьма и не сдержала досадливой гримасы: какого чёрта она перед ним оправдывается, он же ей не начальник!
Но язык продолжал уже сам, без её участия:
— Я всё сделала, больше для меня заданий не было.
— Я знаю, — мягкая полуулыбка пустила лучики в уголках его глаз, — поэтому и пришёл. Мне нужна помощь, а все остальные пока заняты.
Губы Сурьмы покривились с едва заметным пренебрежением: сама бы она ни за что не стала так просто просить помощи. Повисло натянутое молчание.
— «Почтовые линии»? — Висмут указал взглядом на торчащий из блокнота уголок объявления о приёме на работу.
Этот листок служил Сурьме закладкой с того дня, как её, пришедшую по этому объявлению, на службу не приняли. Она оставила его в блокноте, чтобы как можно чаще попадался ей на глаза и напоминал о ближайшей цели: устроиться пробуждающей на престижные и высокооплачиваемые почтовые перевозки. Но посвящать кого-то в историю своего провала она уж точно не собиралась, поэтому ответила довольно резко:
— И что с того?
— Ничего.
Висмут не терял самообладания. Казалось даже, что его не раздражал дерзкий тон Сурьмы, он просто не обращал на него внимания.
— Треть жизни там проработал.
— Что? — выдохнула девушка, вскочив на ноги.
В тёмных сапфирах её глаз вспыхнуло что-то похожее на благоговение.
— И в какой должности? — спросила она уже спокойнее, взяв себя в руки.
— Машинистом, — просто ответил Висмут. — В Дивиниле, на маршруте до Толуола.
Сурьма хлопнула пушистыми ресницами, удерживая рвущийся из горла стон: это был самый длинный, самый престижный почтовый маршрут! И живые паровозы, разумеется. Мечта!
— И почему ушли? — просипела она внезапно севшим голосом.
— Обстоятельства, — пожал плечами Висмут, и, заметив, как в глубине сапфиров засверкали острые, словно лезвия, грани, с улыбкой добавил, — которые не имеют со спиртным ничего общего.
— Не жалеете, что ушли?
В его глазах промелькнула горечь:
— Надеюсь вернуться. Когда разберусь с обстоятельствами.
— А возьмут? — с сомнением спросила Сурьма: вторых шансов «Почтовые линии» давать не любили.
Висмут хмыкнул так, словно она предположила какую-то нелепость, и Сурьма поняла: не только возьмут, но ждут обратно и даже предоставят любой маршрут на его выбор.
Святые угодники, кто ж он такой, что имеет столь серьёзный вес аж в столичной конторе «Почтовых линий»?!
— Так ты мне поможешь?
— А? — очнулась Сурьма. — Да. Да, конечно, — она запихнула блокнот в сумку и поспешила за Висмутом. — ПЭР нужен?
— Нет, — ответил он, не оглядываясь, — только твои руки. Без перчаток.
Они вышли из ангара на улицу, и Висмут размашистым шагом повёл её к смотровой яме, над которой стоял маневровый локомотив. Сурьме, несмотря на лёгкую хромоту напарника, приходилось почти бежать, чтобы не отстать слишком сильно. Спустившись под паровоз, Висмут протянул ей фонарь.
— Посвети, пожалуйста, вон туда, — попросил он, указывая на темноту в подбрюшье механизма, — туда свет не попадает, как фонарь ни поставь. Это ненадолго.
Сурьма подняла фонарь, направив луч в нужное место. Несколько бесконечных минут Висмут, стоя на стремянке, сосредоточенно ковырялся в механизме, лишь звякали металлические инструменты. А в Сурьме из-за его молчаливого присутствия вновь начал вскипать утренний стыд за прежнее своё поведение. Знай она раньше о его прошлом, тогда, конечно, не бросалась бы обвинениями подобного толка: ведь где-где, а на «Почтовых линиях» в Дивиниле репутация машинистов должна быть безупречна! Да, в тот вечер он показался ей нетрезвым, но этому должно быть иное объяснение, и она бы его наверняка узнала в первый же день, если бы не пресекла попытки Висмута извиниться. А теперь придётся извиняться ей. И момент как раз подходящий…
Сурьма глубоко вздохнула, поменяла руку, в которой держала фонарь.
— Устала? — гулко разнеслось сверху. — Чуть-чуть осталось.
— Нет… Я… — Сурьма глянула по сторонам — удостовериться, что поблизости никого нет, — должна извиниться.
Сверху, едва ли не попав ей по голове, брякнул оброненный Висмутом гаечный ключ. Висмут изумлённо покосился на неё через плечо.
— Я совершила поступок, хуже которого и быть не может, — набрав в грудь воздуха, продолжила Сурьма, — и очень дурно обошлась с вами…
Опустить подбородок ей не позволяла гордость, смотреть в лицо напарнику не давал стыд, поэтому она говорила с закрытыми глазами. Окончание заготовленной фразы: «прошу простить мне мою неучтивость и не держать зла» прилипло к нижней губе, словно вермишель из столовского бульона, и никак не хотело прозвучать вслух, подменяемое невнятным «э-э-м-м-н». Побледневшие щёки обожгло жаром.
Сурьма открыла глаза, когда услышала, как скрипнула стремянка. Висмут стоял едва ли не вплотную к ней, но ни в его лице, ни даже во взгляде не было и тени того триумфального ехидства, которые ожидала найти в них Сурьма. Он смотрел серьёзно и по-прежнему мягко, и в свете фонаря, который Сурьма до сих пор держала в поднятой руке, она разглядела вокруг его зрачков лучистый оливковый ореол: словно язычки зеленоватого пламени отражались в радужке цвета бренди.
— Мне сказали, тут все между собой на «ты», так что, — Висмут тихо повторил фразу, которую произнёс в первый рабочий день, и которую Сурьма в тот раз не соизволила дослушать до конца, — перестань мне «выкать», и мы в расчёте.
Он начинал сначала, и она это поняла. Мало того, её это обескуражило и даже смутило, поэтому язык Сурьмы вновь сработал быстрее её головы:
— Но это не слишком удобно, ведь вы уже в том возрасте, чтобы… ой, — и она, сообразив, что ляпнула, вновь залилась краской.
— Я уже в том возрасте, — подтвердил Висмут, забирая у неё фонарь, —
