Ползучий дом - Ирина Белояр

— Если хотите, первую ночь я буду патрулировать вокруг лагеря. На машине. Пусть рабочие отдохнут.

— С чего бы? — удивился Сергей.

— В конце концов, это ведь мой дом.

— Говорите, тварей здесь нет?

— Тварей нет. Зато люди есть.

Люди, ага. Может, Коля и не бредил, Мишеля утащила каракатица. Но какая, е-мое, каракатица свинтила покрышки с составных блоков? Она, блин, разводягу с собой принесла?..

Сергей не стал назначать дозорных: незачем демонстрировать клиенту, что нет к нему доверия. Но сам решил проследить за Арамовым. Все равно заснуть не получится.

Ночь светлая, все луны взошли. Ползают, правда, за облаками, но зато целых четыре штуки. Волки не спят. Василий крутится с боку на бок, что твой флюгер. Макс поднялся, пошел отлить. Шевельнулся Нилыч. Закашлялся Никита.

Только Тимка дрыхнет без единой порочной мысли. Вот уж кому действительно ураганы нипочем. Сюда бы еще виртуалку, какое-нибудь мочилово нового поколения — и все, можно оставаться тут жить. До следующих вступительных экзаменов.

Пододвинулся Тони, прошептал:

— Макарыч! Извини, что я давеча шум поднял. Слишком уж конкретный аврал получается.

— И похуже бывает. Спи уже. Как завтра работать-то будем?..

…«Заснуть не получится» — это, пожалуй, опрометчивое заявление. Рокот вездехода, вместо того, чтобы будить, успокаивает, убаюкивает…

…смешались в кучу кони, люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки… Тьфу, опять автора не в ту прерию понесло.

Пришел ураган, сожрал всех четверых лун. Сухощавый мужик в безрукавке дал по небесам очередь. Небеса осыпались снежными хлопьями. На фоне хлопьев — вполне себе новогодняя картинка: елки, иллюминация. Милости просим на встречу лета… Лица, лица: Мишель, начстанции, Карен Арамов, Тони, гигантская каракатица, не менее гигантский таракан и почему-то Сэнди.

Далее все это хозяйство переехал вездеход. Дверца открылась, выскочил шериф Алекто. Взглянул в упор, покачал головой: «За вдохновением приперлись…» И замахнулся полицейской дубинкой. Из машины, как горох, посыпались аборигены Цветущей Флоренции. «Стоять! Остаться! Здесь! Политика! Стоять!» Окружали, подбирались все ближе и ближе, вот уже совсем тесно, и… не мохнатые рожи вокруг, а фасетчатые глаза и жвала…

Громовой голос директора стройтреста: «Говорил тебе, сукин сын, сдавай печать, пока жопа цела!» Вездеход разинул кошмарную пасть, из пасти нацелился излучатель…

…Сергей подскочил на лежанке, волосы дыбом. На площадке тихо, никого и ничего лишнего. Время к рассвету. Волки спят. Вездеход нарезает круги вокруг лагеря.

Идиллия, блин.

4. Поэзия и проза бытия

Столовая на станции более чем стандартная: читаете меню, набираете на панели соответствующий код и получаете контейнер со своим комплексным обедом.

А вот кухня… она в полном смысле слова кухня. Та еще. Здесь все в куче: сменные блоки к автоматам, пищевые концентраты, свежие и несвежие продукты в рабочих и сломанных холодильниках, микроволновки, печи… Посередине — специально принесенный для Сэнди большой чисто вылизанный стол, уставленный продуктовыми пакетами и приборами полевой кухни.

— Сэнди, вы все еще злитесь на меня?

— Кто я такая, чтобы наводить здесь свои порядки?

— Злитесь. А зря. Поскольку объем работы у вас удвоился, зарплата тоже удваивается.

— Проще было бы меня рассчитать и брать стандартные комплексы в автоматах.

— Какого черта вы рветесь в лагерь? Будто там медом намазано, ей-богу.

— Вам показалось.

— На кой хрен вы устроились к нам работать?

Девушка пожала плечами:

— Мир посмотреть. Считайте, что ради экзотической планеты.

— Или ради нашего экзотического заказчика.

Сэнди метнула не то испуганный, не то раздраженный взгляд. Рассмеялась. Смех получился напряженный и совершенно недобрый:

— Не говорите глупостей. Подумайте сами: кто я и кто он.

— Он — существо из мяса и костей. А вы — букет предрассудков.

— Сами вы предрассудок, — разозлилась Сэнди. — Хотите — обижайтесь, но не с вашими утилитарно ориентированными мозгами рассуждать о серьезном искусстве.

— Это правда. Ладно, черт с вами, перебирайтесь работать вниз. Днем там, вроде бы, тихо. Но ночевать все-таки наверх. Чтобы не пришлось ставить периметр вокруг вас персонально, против дюжины беспокойных мужиков.

— Спасибо за проявленное великодушие, — Сэнди чуть заметно улыбнулась.

— Ну — мир?

Улыбнулась уже по-настоящему:

— Мир. Сергей, извините за грубость, это я сгоряча. Вы — хороший человек. Интеллигентный.

— Да? Я подозревал что-то такое.

— Это — бравада, или для вас Карен Арамов действительно пустое место?

— Кажется, я это имя где-то слышал.

— Вы — неандерталец.

(Сказано почти ласково, с улыбкой. Как мало некоторым нужно для счастья).

— Неандерталец, точно.

Пока эти двое сочетают производственную драму с романтической комедией — краткий экскурс в область прекрасного. Вы же не знаете, что такое «образный синтез»? Откуда вам знать, это очень древнее искусство. Где-то в начале третьего тысячелетия возникло и существовало несколько веков. Потом исчезло. Ничего не поделаешь, культура неуклонно вырождается.

Короче, вы не в курсе. Я расскажу.

Некий маэстро (а хоть бы и наш Арамов) собирает воедино музыку, арт, смэл-арт, тактильный и вкусовой комплекс. Добавляет к этому делу сюжет (не очень сложный, дабы не отвлекать зрителя от наслаждения) и создает композицию. Грубо говоря, виртуалка. Но — не примитивная виртуалка, где от вас требуется зачморить команду неумолимых бесчеловечных хомячков или трахнуть сексапильного резинового червя с планеты Гейша. Нет. Синтез ориентирован на высокое искусство. Здесь вам не просто рисованные персонажи плюс сценарий плюс ваш собственный адреналин с гормонами. Здесь массированная атака на все органы чувств сразу. Присутствовать, участвовать — и при этом слышать, видеть, обонять, ощущать. Не то, что вздумается, а тщательно подобранные и подогнанные друг к другу компоненты. Это вам не какая-нибудь грубая комбинация сущностей, вроде трейлера на гусеницах или бифштекса в компоте.

Появилась свободная минутка — присядьте, наденьте на голову обруч, выберите из коллекции нужный ролик — и наслаждайтесь играми очаровательных саблезубых кошек меж инкрустированных черным жемчугом руин Пентагона… простите, Стоунхенджа, в то же время ощущая кожей ласковый средиземноморский бриз, обонянием — исходящий от кошек аромат фиалок, а на языке — вкус изысканного томатного пива с планеты Гурман. Под утонченную музыку древнего жанра, известного историкам искусства под изящным названием Pop.Sn’a.

И совершенно неважно, что на самом деле вы находитесь на эклектичной кухне (тоже, конечно, руины, но далекие от романтики). Не в приятном обществе гламурных кошек, а в нудной компании драного мартовского кота из стройтреста. Что вместо божественной Pop.Sni здесь слышно дребезжание неотлаженного пищевого автомата, и воняет отнюдь не фиалками, а тухлятиной, поскольку бак утилизации уже несколько дней как засорился…

— …Ну вас, Сергей! — Сэнди опомнилась, метнулась к микроволновке. — Вы со своими кошками мне все бифштексы в компоте распугали.

— Отпустите их на волю, все равно жрать невозможно, в автомате возьмем.

— Ошибаетесь, сегодня возможно. Мне здешние наладчики рецепт подсказали.

— Нашли у кого учиться.

…Да, я в курсе, что средиземноморский бриз дует совсем в другом месте нашей древней планеты (кстати, никогда не производившей приличного томатного пива). Я газеты читаю. Какая разница, где он там дует на самом деле? У саблезубых кошек не может быть фиалковый запах? Откуда вы знаете, вы их нюхали? Прямо таки на руинах этого… как его? Слушайте, перестаньте ломать кайф. Так можно договориться до того, что легендарные герои прошлого посещали уборную, как самые обычные люди. Где, на хрен, романтика, с таким отношением к прекрасному? Вы нам, блин, весь гламур к справочникам сведете. Кому она нужна, ваша достоверность? Всякий культурный человек положит на нее болт, а вы не хочете — не ложьте, что ж я тут могу поделать.

— …Все, довольно. Шеф! Уберите ваши руки и уберитесь вон. Иначе саблезубую кошку я вам гарантирую. Без фиалок, как просили.

— Понял. Ну что, группу сопровождения прислать?

Вопреки ожиданиям, Сэнди отнюдь не прыгала от счастья, вернувшись на стройку. Напротив, весь вечер сидела в сторонке, грустная и задумчивая. Несмотря на то, что драгоценное маэстро со своим любимым вездеходом непрерывно крутилось вокруг лагеря. Прямо скажем: любовь — штука недобрая и неразборчивая. Возможен и такой козел… простите, объект, как в нашем клиническом случае.

А наутро разверзлись хляби. Дождь лил семь дней и ночей, ковчег достраивался в процессе заплыва, и не было голубя для поисков земли обетованной… но это я вперед забегаю.