Багряная планета. Научно-фантастическая повесть - Сергей Жемайтис

Антон сказал, провожая взглядом перекати-поле:

— Невероятная приспособленность. Та же, что и у микрокактусов. Вот еще подтверждение неистребимости жизни. Создание ее невероятно трудно, нужны миллионы благоприятных сочетаний, чтобы она возникла, поэтому жизнь так редка во вселенной, а, раз возникнув, она неистребима. Так велик у нее запас эластичной прочности. Эти марсианские колючие шарики выдерживают и космический холод, и непомерную жару! Готовы хоть сейчас переселиться на другую планету, в другую галактику, куда угодно, или ждать миллионы лет дома, пока не произойдет чуда и Марс оживет. С человеком сложнее. Человек появляется на планете только раз. Как жаль, что они не дождались нас.

Я сказал:

— Возможно, они еще уцелели?

— Каким образом? — одновременно спросили Вашата и Антон.

— Спят в анабиозе. Может, еще сохранился крохотный поселок или даже целый город где-нибудь. Марс велик.

— Ну нет, — сказал Антон. — Наш прилет не мог остаться незамеченным при таком уровне цивилизации.

— А миражи! — воскликнул Макс. — Это ли не сигналы, что жизнь существует.

— Существовала, — поправил Вашата. — Все, на что они указывали, что видели Ив с Антоном, оказалось развалинами. А возможно, что это результат перенапряжения, в котором мы живем все это время.

Как всегда, Вашата был прав. Мы замолчали. Действительно, почему мы находим только развалины городов, следы ирригационных сооружений, высохшие моря, удивительные памятники, фантастическую утварь, звучащие пластины — вероятно, книги, которые мы никогда не прочтем.

Долго ехали молча. Туарег шагал впереди, точно следуя по заданному курсу. Мы ехали в новом направлении по Оранжевой пустыне, по совершенно ровному, прибитому песку, выполняя намеченную программу исследований. Здесь, на северо-западе от мертвого моря, еще при посадке механический картограф отметил темную россыпь не то камней, не то, как мы теперь считали, развалин.

Туарег обошел столбы из оранжевого песчаника, похожие на колонны — а может, это были самые настоящие колонны древнего храма, — и опять взял прежнее направление.

В шлемофоне раздались предупредительный сигнал и голос Христо:

— Ну как, друзья? Все двигаетесь?

— Нет, летим, — в тон ему ответил Антон.

— Далеко еще?

— Километра два.

— Не задерживайтесь особенно. Развалины нас уже не особенно интересуют. Да не загружайте Туарега. Зингер уже заполнил все свои контейнеры. Берите только необыкновенное.

— Здесь все необыкновенное, — мрачно сказал Антон. — Мы что-то совсем заелись. — У Антона последние дни часто портилось настроение без всякой видимой причины.

— Что там поделывает Макс? — спросил я, чтобы разрядить обстановку.

— Сидел все тут со мной, а минут пять назад я его послал заняться проверкой и дезинфекцией отсеков. После вашего отбытия он обнаружил, что в его скафандре проросла круглая колючая проволока. Приказал выбросить скафандр. Вот к чему приводит нарушение элементарных инструкций! Так что прошу вас…

Раздался смех Макса — он подслушивал:

— Скафандр ведь твой, Христо. Ты вчера в нем выходил поразмяться.

— Мой! Но позволь… Как же это?

— Загадки Марса.

— Все равно, ребята. Тем более надо ухо держать востро. Если уж ко мне заползло перекати-поле!

— К нам пока не заползло, — сказал Антон и, сжалившись над Христо, добавил: — Не беспокойся, кэп, мы теперь стали живыми параграфами космических инструкций. Если уж что случится, то не по нашей вине.

— Ладно, Антон. Кажется, вы подъезжаете. Ветерок усиливается. Что-то темнеет впереди. Да это Туарег. А за ним что-то вроде кучи камней.

— Приехали, — сказал я, — очередные развалины.

— Не лезьте под обломки даже вслед за Туарегом. Разрешаю передвигаться только в открытых пространствах.

Мы с Максом переглянулись: действительно, вчера перед самым носом у Туарега рухнула стена, подняв облако пыли, не оседавшее целых полчаса.

«Черепашка» остановилась у самых городских ворот, то есть там, где они когда-то стояли, представляя собой множество шлюзовых камер. Судя по развалинам, мы еще не встречали такого большого города. У него сохранилась часть гигантского купола, состоявшего из множества воздухонепроницаемых ячеек, напоминающих соты. Остатки купола держались на одной уцелевшей арке без подпорок, перемахнувшей через все развалины. Рухнувшие арки и купол погребли под собой весь город в южной его части, на севере кварталы домов почти везде уцелели.

Город мог сохраниться целиком, если бы не ветер, он «подмыл» основание его, хотя и отлитое на скальной породе. Нам предстоит определить, сколько потребовалось тысячелетий, чтобы ветер мог снести стометровую толщу песка, разрушить фундамент и снова засыпать ров, а заодно и развалины.

Туарег мастерски прокладывал дорогу к уцелевшей части города. Архитектура строений здесь, по меткому выражению Антона, отличалась «печальной пышностью пантеонов». Дома в два-три этажа, видимо, тоже из литого камня, с плоскими крышами, служившими местом для прогулок; между домами через улицы переброшены мостики. Стены домов без излишеств, зато необыкновенно пышных расцветок, украшенных орнаментом и фресками. На облицовку стен шла эмаль еще более яркая, чем на самаркандских мечетях, она и сейчас местами светилась на затененной стороне тусклым светом, как старые витражи в католических храмах. Только направив луч фонаря на золотистую стену, я заметил, как стара эмаль: вся в бесчисленных трещинах, в щербинках.

На улицах сохранившейся части города почти не было песка и мельчайшей пыли, которую поднимает ветер Оранжевой пустыни. Пыль лежала на порогах дверей, на узких подоконниках. Двери закрыты, и даже Туарег, которому Антон приказал открыть дверь, не смог выдавить ее.

— Крепко строили марсианские товарищи! — сказал Вашата.

— Да, очень! — ответил Антон. — Вот смотри слева, какая чудесная фреска: «Марсиане на прогулке». Они все были по два метра, а этот синебородый, что держит за руку ребенка, — более двух. Зато они тоньше, даже видно через одежду, какие они тонкие.

Миновали дом с фреской и повернули на очень широкую улицу с двумя бесконечными домами по обе стороны излюбленной марсианами фиолетовой мостовой.

— Тут совсем ни песчинки! — сказал Антон. — Все дело в тяге, ишь как посвистывает в шлемофоне!

Вскоре мы убедились, что дело не только в тяге. Что-то на этой улице отталкивало от мостовой пыль и песок. Антон обрушил горку розового песка на подоконнике, и песочное облачко, не коснувшись дороги, взмыло вверх и унеслось в сторону развалин.