Отречение - Игорь Зенин

Старт прошел нормально, все было как нельзя лучше, без неточностей и помарок. Как завороженные, все это время они не сводили друг с друга своих счастливых глаз, любуясь и радуясь, что наконец они вместе. Но снять противоперегрузочные скафандры, или по-просту раздеться, им разрешалось только лишь по истечении трех часов после того, как спутник перейдет в режим пассивного полета. Эти последние двенадцать часов были самым настоящим адом, нестерпимой пыткой, которую они все-таки вытерпели. Как только в правом верхнем углу командного пульта загорелся бледный свет индикатора, они рванулись друг к другу в страстном желании, стараясь стать единым целым, слиться словно две капли воды, полностью проникнуть в любимое тело... С испуганным визгом собачки молний освобождали истосковавшиеся тела от нудных скафандров... Вселенная принадлежала им... Только им... Каждый расценивает счастье по-своему, но даже не обладая повышенной фантазией, можно понять, как они понимали и ощущали счастье все это время. Через месяц стало известно, что ребеночек будет.

Дэнил родился веселым здоровым и крепким, без каких-либо отклонений от нормы. Центр сообщал, что по развитию их младенец не уступает здоровому ребенку Тенли. В это время спутник уже держал курс домой, на околопланетную орбиту он должен был выйти через два месяца. И вдруг...

Ничего не предвещало беды. Четырехнедельный Дэнил мирно спал, вдоволь напившись материнского молока. Счастливая мать парила в невесомости около него, глядя счастливой, с легкой грустью улыбкой. И вдруг... И вдруг она вздрогнула, словно кто-то уколол ее в самое сердце. Она растерянно подняла глаза, посмотрела вокруг со страхом, и спросила, все ли в порядке. Ее муж подплыл к пульту и после пятиминутной паузы ответил, что все системы корабля работают нормально. А через час завыла сирена. Пробило оба баллона с кислородом, обрекая весь состав корабля на смерть. Кислород остался только в самом корабле, которого хватало не больше, чем на неделю. Единственное, что можно было сделать - это оставить одного Дэнила, ему одному хватило бы кислорода до того времени, как прибудет спасательный корабль. Последний поцелуй... Последние объятия... Отдав Дэнила во власть манипуляторного робота-няни, попрощавшись с молчаливой Тенлей, которая не знала что ответить, они вышли в космос, плотно прижавшись друг к другу... Когда они стали задыхаться от нехватки кислорода, отец Дэнила резким движением открыл клапан... Несколько раз в течении этих сорока лет командиры кораблей, пролетавшие в этих районах, в тайне от Дэнила говорили, что регистрировали радарами объект примерной массой двести килограммов... Но тайна для того и есть тайна, что бы когда-нибудь перестать ей быть. Дэнил тупо верил, что он встретит своих родителей, понимая, что это бред, но в каждую свободную минуту он смотрел в иллюминатор, независимо от того, где бы ни находился корабль...

....Дэнила встретила аварийно-спасательная группа, через месяц. Еще через месяц оба корабля благополучно встали на околотенную орбиту и еще через три месяца полугодовалый Дэнил был доставлен на Тенлю. Его полюбил весь космодром. Астронавты, диспетчеры, врачи, техники - все навещали его в интернате. Немудрено, что Дэнил в десять лет впервые поднялся в космос. И сразу его полюбил. В школьные каникулы его можно было найти только в космосе на какой-нибудь из "орбиталок" или, на худой случай, на ремонтных стапелях, где он вместе с техниками копался в двигателях. Так появился один из самых опытных и знающих механиков по двигателям, немногословный и преданный космосу Дэнил Лонг.

...Глядя в иллюминатор, Дэнил почувствовал, как жгет пальцы от догоравшей сигары. Не отводя взгляда от иллюминатора, он протянул руку с бычком в сторону Хвата, который сразу схватил его. Воздух в каюте был чист, источника загрязнения не было, и Хват скромно встал в дальнем углу каюты.

Космосом Дэнил мог любоваться часами. Где-то за сотни парсеков от корабля, окружив сбившиеся в кучку испуганные звезды, неподвижно, вечно, висело сине-фиолетовое облако туманности, поражающее своей грандиозностью, недоступностью и красотой. Вселенский сполох отливал всеми цветами радуги, которые мог воспринять нормальный человеческий глаз: края облака, растворяясь в пустоте, казались бледно-зелеными, переходя в черно-бархатный цвет необъятного ваккуума. Замысловатые узоры звезд, сплетенные в орнаменты созвездий, светили удивительно белым светом, ярко, не мигая, словно они пытались лишний раз доказать вечность существования в Пространстве и Времени.

Дэнилу Тенля была не нужна. Зачем она ему? Эта планета была для него всего лишь большим кораблем, который он помнил по нудным и скучным урокам в школе, по ремонтным мастерским, где было очень интересно, да по публичным домам, которые от посещал, будучи в отпуске. Дэнил не признавал разные рыбалки, охоты и собирания грибов. Увлекательному походу по неизвестным горным лесам он предпочитал лишний раз обойти двигательные отсеки корабля, которые знал как свои пять пальцев. Он не мог понять тех скучных людей, которые неудержимо, словно паломники, рвались на Тенлю, пересаживались на поезда и самолеты, куда-то долго еще ехали и летели, потом еще тряслись в тесных попутках, и после всего этого еще куда-то шли долго пешком, сжираемые свирепыми комарами и медленно превращаясь в красно-пухлые пористые губки от укусов оводов и мух, ради того, чтобы сесть на берегу какой-нибудь вшивой реки, забросить удочку и часами с неимоверной надеждой смотреть на ее поплавок в ожидании великого чуда, то есть того момента, когда чахлый пескарь начнет теребить не менее чахлого червяка. Еще больше его раздражал едкий и вонючий дым костра, который обычно не горит, а дымит и эти скучные люди, почему-то называемые романтиками, им восхищаются и тешат себя пустой и ненужной мыслью, что он их может согреть. "Если огонь - то как в двигателе" - это был один из основных девизов Дэнила, он не любил плаксивые надежды, телячьи радости и все остальное, до чего так падки эти самые любители природы и романтики. "Если гореть - то огнем и до тла, если любить - то мгновенно, без слов и взглядов и сразу, если жить - то только так, как хочешь, если умирать - то сразу, без мучений." И поэтому на Тенле он брал себе то, что ему не хватало в космосе. А не хватало там женщин, ведь все остальное есть на "Фаере", и тем более без комаров и всех остальных неудобств. И растительность, и вода, и тот же воздух, и огонь, да еще какой. Так что прожить можно.

Дэнил поймал себя на мысли, что его внимание приковала одна звезда, подмигивая соблазнительно бело-голубым светом, напоминая ему что-то до боли в висках знакомое, и вроде бы, близкое. "Слушай, подруга, а почему ты мигаешь, словно на Тенле?" - невольно подумал про себя Дэнил, мысленно обращаясь к звезде. Приглядевшись, он понял, что это простая звезда, каких во вселенной пруд пруди, и ничего она не мигает, и вообще, она какая-то тусклая и невзрачная. Вдруг в голове стремительной стайкой воробьев пролетели еще какие-то мысли, на которые Дэнил не обратил внимания. В глазах появилось приятное и мягкое бесформенное и беззащитное животное, которым можно было вдоволь насладиться - молочно-туманная сонливость, ласковая, как женские руки и теплая, как парное молоко. Сладостно чмокнув, Дэнил дал свободу слипающимся глазам, и, выбросив последний клок догорающих мыслей, словно бычок сигары, превратился в безмятежную жертву хищника с названием Сон.