Фарт - Б. Седов

Маргарита смотрела на меня и молчала.

Я тоже не спешил начинать разговор, и дело было совсем не в том, что я гордо молчу, не желая разговаривать с женщиной, причастной к моему попаданию в узилище. Эти детские дела остались в далеком прошлом. Теперь работала другая логика. Раз она пришла, значит, ей что-то нужно. А раз ей нужно, то пусть сама начинает разговор.

Ну, помолчали мы немного, и Рита заговорила.

– Я не буду рассказывать тебе об Игре, – сказала она, – это лучше получится у Владилена Михайловича. Я думаю, у вас еще будет время поговорить об этом. Но о том, как Игроки выбирают линию игры и как они относятся к тем, кто играет на другой стороне, могу рассказать и я. Для этого моего слабого женского ума вполне хватит.

– Ну-ну, – скептически хмыкнул я, – давай-давай. Сначала ты сажаешь меня в тюрягу, а потом приходишь с какими-то разговорами. Твоему слабому женскому уму не кажется, что тут что-то не срастается?

Я специально сказал эту глупость, чтобы подразнить Риту, но, похоже, это на нее не подействовало. Она тонко улыбнулась и сказала:

– Не надо, Костя, это не тот уровень. Не строй из себя уголовного дурака, я все равно не поверю.

Я пожал плечами, мол, дело твое, а сам почувствовал, что зря сделал этот, мягко говоря, не самый лучший ход.

– Так вот, Костя. Игрок выбирает себе цвет фишек, и я, а также академик Наринский и еще много людей, с которыми мы играем в одной команде, выбрали Россию.

– Это значит, вы – патриоты? – удивился я, – вот уж никогда не поверил бы.

– Нет, Костя, мы не патриоты. А вот ты, пока еще не дорос до настоящего Игрока, – патриот. И должен вести себя как патриот. Потом, когда ты поймешь, что Игра выше цвета знамени и национальной идеи, ты перестанешь им быть. А пока – извини. Ведь ты живешь в России, любишь Россию и всегда возвращаешься именно в Россию. Разве не так?

– Так. Но ведь ты тоже возвращаешься именно сюда.

– Это только так кажется, – ответила Рита, – мне все равно, где быть, играть за Россию можно из любого места.

– Так тебе что – все равно, за кого играть?

– Теперь уже не все равно. А раньше… Ну что же, могло ведь случиться и так, что я выбрала бы другой цвет фишек.

– И тогда доблестные орлы из ГРУ завернули бы за спину твои красивые руки и выбили бы дурь из твоей красивой, но глупой головы.

– Орлы из ГРУ – да. Но не Игроки. И если Игрок, продвигающий по полю российские фишки, встречается с человеком, играющим, скажем, за Америку, они вовсе не начинают палить друг в друга и не обмениваются ядовитыми фразами. Это – Игра, и она выше национальных интересов.

– Ну да, я слышал, что шпионы из разных стран относятся друг к другу с большим уважением.

Маргарита засмеялась и сказала:

– Мы не шпионы. Для нас шпионы не больше, чем ты, Костя. И вообще, давай не будем об Игре. Поговорите потом с Наринским, вы оба мужики и вы лучше поймете друг друга.

– Понятное дело, мужики. А может, ты еще и знаешь, какие мы с ним мужики? И кто из нас лучше?

– Может, и знаю. Да только это не тема для разговора.

Правильно, подумал я, сам дурак. Действительно, что мне за дело, с кем и когда она спит? Наверное, это ревность, чудовище с гнилыми глазами, на минуту ухватилось за руль в моей голове и заставило меня заговорить о том, о чем говорят только идиоты. Знаю ведь, что из этих разговоров нет выхода, что они не приносят ничего, кроме неприятностей и несчастий, а заговорил. Заворочал языком, как последний кретин!

– Считай, что я ничего на сказал, – произнес я, проклиная свою глупость.

– Хорошо, – согласилась Рита, – а я ничего не слышала. Ты действительно неглупый человек, только иногда несешь ахинею. Однако вернемся к делу. Я хочу поговорить с тобой о вполне конкретных вещах. Поверь, мне совсем не приятно видеть тебя здесь, в тюрьме, гораздо лучше было бы, если бы наш разговор происходил где-нибудь на берегу теплого моря, под шорох волн и так далее. Но я хочу, чтобы ты понял кое-что. Ты сильно вырос. Ты стал слишком самостоятельной фишкой, и не зря Наринский сказал тебе, что ты – Игрок. Это не совсем так, потому что ты не знаешь еще правил Игры, ты ведешь себя, как тебе заблагорассудится, а мы, Игроки, подчиняемся этим правилам, и, уверяю тебя, более жестких правил нет нигде в мире. Ты должен быть Игроком, но сам этого еще не понял. И мне предстоит убедить тебя в этом.

– И для этого нужно было устраивать спектакль с арестом и экстрадицией? Не проще ли было забрать меня на какую-нибудь вашу тайную базу и там обрабатывать до тех пор, пока я не соглашусь?

Маргарита улыбнулась и сказала:

– Мы ничего не делаем своими руками. Это одно из правил Игры. И нет у нас никаких тайных баз и явочных квартир. Также нет складов с просроченной тушенкой, пещер с сокровищами и подземных аэродромов. Все, что нам нужно, делают другие люди, которым и невдомек, чью волю они исполняют. Нам понадобилось изолировать тебя, лишить возможности действия – начинает действовать ФСБ. И никто, кроме тех из нас, кто работает в Конторе, не знает, зачем все это. Все уверены, что схватили уголовника Знахаря. Что будет с тобой дальше – решаем мы, Игроки. И, каким бы ни было наше решение, те, кто будет его исполнять, будут уверены в том, что они действуют в соответствии со своими собственными планами и соображениями.

– Так вы что, кукловоды, что ли? Считаете себя выше всех остальных? Высшие существа, которым позволено распоряжаться судьбами других?

– Ни в коем случае, – возмущенно ответила Рита, – никоим образом. Те, кто начинают считать себя вершителями судеб, стоящими над человечеством, всегда кончают плохо.

– А вы, значит, кончаете хорошо, – не удержался я.

– Это кто как может, – парировала Рита, – некоторые не кончают вообще. Ты меня с толку не сбивай своими дурацкими шуточками. Просто общество на этой стадии развития устроено так, что есть возможность для игры. Причем люди сами, всем своим поведением, говорят – играйте нами, если можете, «приидите и володейте». Ну, мы не «володеем», но от Игры не отказываемся. А всякие там масоны – детский сад. Им бы только в секреты поиграть.

– Ну хорошо. А цели, какие у вас цели?

– Никаких. То есть… Ну ладно, я объясню простыми словами. Как люди, как личности – мы стремимся к тому же, к чему стремятся так называемые гуманитарные светочи человечества. Чтобы не было войн, разрухи и прочих очевидных гадостей. Но, к сожалению, существует множество неочевидных вещей, которые не позволяют по-простому изменить ситуацию. Ну-у-у… Ну, например, невозможно воздействовать на президента какой-то страны, чтобы он убрал свои войска из другой. То есть, воздействовать-то можно, и он прикажет, но это ничего не изменит, потому что существует умопомрачительное множество других факторов, которые-то и составляют ткань Игры. А кроме того, сколь бы красивы ни были внешние движения той же России, публично стремящейся к миру во всем мире и ко всеобщему благоденствию, ее путь вовсе не является единственно правильным. Но точно этого никто не знает. Поэтому я, например, играю за Россию, а мой хороший друг американец Джон Карпентер, как ни странно, – за Великобританию. И мы уважаем друг друга. Но, уверяю тебя, никто не играет за Ирак или за Израиль. И Аль Каида для нас такая же чума, как и для всех прочих людей.

Рита замолчала, поморщила лоб и, достав из сумочки сигареты, закурила.

Я сидел молча и переваривал услышанное.

– А вообще, – сказала Рита, – я не хочу говорить с тобой об Игре. Я же сказала со всеми вопросами к Наринскому.

– Ладно, – согласился я, – тогда говори о том, с чем пришла.

– Сейчас. Ты меня сбил с толку.

– А я люблю, знаешь ли, сбивать женщин с толку. Заморочишь ей голову, она растеряется, а ты тем временем – раз!

– Раз – это мало, – небрежно ответила Рита, – ради этого и голову морочить не стоит.

– Ну, не раз, а сколько сможешь.

– Это другое дело, – согласилась Рита, – ладно, поехали дальше.

– Он сказал «поехали» и махнул рукой!

– Вот я тебе сейчас махну сумочкой по башке, чтобы не молол языком! – пригрозила Рита.

– Все, молчу, молчу!

– Вот и молчи, когда умная женщина говорит.

Она загасила сигарету и, взглянув на меня, сказала:

– Мне нужно… Обрати внимание, я сказала «мне нужно», и это именно так и есть. Так вот – мне нужно, чтобы ты вернулся в Америку и не совершал пока никаких самостоятельных шагов. Как я уже говорила, ты стал опасен и для Игры, и для самого себя. Потому что, если часть конструкции, которая создана с твоим невольным участием, рухнет от твоих необдуманных действий, она тебя раздавит. Можешь быть уверен.

– Это как, меня пристрелят ваши люди, что ли?

– Совсем не обязательно. Во-первых, я же тебе сказала, что мы ничего не делаем своими руками.

– Понятно… А во-вторых?

– Ничего тебе, Костик, не понятно. Во-вторых, мы просто перестанем тебя вести, и тебе придет конец. И очень быстро. Такие вещи просчитываются легко, особенно на нашем уровне. Хороший шахматист видит игру на пять-шесть ходов вперед, а у нас играют не перворазрядники, а мастера и гроссмейстеры, с современной техникой в придачу. И такой техникой, что «Deep Blue», который у Каспарова выиграл, кажется чем-то вроде «Тетриса»…