Мужчина в меняющемся мире - Игорь Кон

Отсюда – поиск новых, не столько альтернативных, сколько интегративных теорий, пытающихся преодолеть оппозицию эволюционизма и конструктивизма.

Биосоциальная теория половых различий и сходств Алис Игли и Венди Вуд (Eagly, 1987; Eagly, Wood, 1999; Wood, Eagley, 2002) ставит в центр своего внимания интерактивные отношения между физическими свойствами мужчин и женщин и социальными контекстами, в которых они живут. Важнейшие отдаленные, внешние детерминанты полодиморфических ролей в обществе – это, с одной стороны, половые различия, характерные для каждого пола физические свойства и соответствующее поведение (например, вынашивание и выхаживание младенцев у женщин и большая масса тела, скорость движений и физическая сила у мужчин), а с другой – средовые факторы, то есть действующие в каждом конкретном обществе социальные, экономические, технологические и экологические силы. Хотя перечисленные факторы присутствуют и взаимодействуют всегда, сам процесс взаимодействия может происходить по-разному, а конкретные различия в социальном поведении мужчин и женщин возникают в результате того, что они распределены по разным социальным ролям.

Например, в индустриальном и постиндустриальном обществе женщины чаще мужчин оказываются в роли домохозяек и воспитательниц детей, в то время как мужчины больше заняты оплачиваемым трудом. Однако, в отличие от Парсонса и Бейлза, Вуд и Игли не считают, что эти роли мужчин и женщин обязательно будут взаимоисключающими или имеющими особое экспрессивное или инструментальное содержание. Напротив, они полагают, что эти роли меняются в зависимости от изменения тех домашних и внедомашних задач, которые типичны для мужчин или женщин. Именно неодинаковое место мужчин и женщин в социальной структуре формирует, благодаря целому ряду опосредствующих процессов, полодиморфическое поведение, которое затем становится нормативно-стереотипным. Например, если мужчины чаще женщин выполняют роли, связанные с экономическо-производительной деятельностью, то соответствующие навыки, ценности и мотивы становятся для них стереотипными и инкорпорируются в мужскую гендерную роль.

Иными словами, мужчины и женщины не потому занимаются разными видами деятельности и выполняют разные социальные роли, что имеют больше способностей к тем или другим, а, наоборот, соответствующие интересы и способности формируются потому, что общество «развело», «распределило» их по разным ролям и видам деятельности.

Гендерные роли направляют социальное поведение мужчин и женщин посредством а) социализационных процессов (обучение и воспитание) и б) социально-психологических процессов подкрепления ожиданий и саморегуляции. Механизмы, посредством которых общество распределяет между мужчинами и женщинами жизненные задачи, бывают более или менее гибкими. Психофизиологически их гибкость обеспечивается выработанной человеком способностью к сложному социальному обучению (Flinn et al., 1998) и усвоению культуры. Опираясь на эту способность, общество социализирует мальчиков и девочек, готовя их к будущим жизненным ролям, с учетом как общих транскультурных констант, вроде женской репродуктивной функции и мужской силы и энергии, что подчеркивает эволюционная психология, так и специфических социально-экономических условий (которые акцентирует социальный конструктивизм).

Плодотворность такого подхода подтверждается и социальной психологией, и антропологическими кросскультурными исследованиями. Например, доказано, что в традиционных обществах при социализации девочек наибольшее внимание уделяется формированию такой черты, как заботливость. В классическом исследовании воспитания детей в 110 культурах (Barry, Bacon, Childs, 1957) приводятся такие данные: больше поощряли быть заботливыми девочек, чем мальчиков, в 82 % обществ, а в остальных культурах требования к мальчикам и девочкам в этом отношении были одинаковыми. Напротив, мальчиков, в полном соответствии с их собственными желаниями, всюду поощряют заниматься соревновательными силовыми играми. Однако степень этих социализационных различий зависит от степени жесткости гендерного разделения труда. По мере вовлечения женщин в производственную деятельность, а мужчин в уход за детьми социализационные нормы маскулинности и фемининности становятся более гибкими и перестают казаться взаимоисключающими. Именно это происходит в современном обществе.

Общественное разделение труда тесно связано со структурой власти. Суть этой зависимости остается спорной. По мнению Вуд и Игли (Wood, Eagley, 2002), разделение труда между полами и патриархат (порядок, когда мужчины обладают большей властью, более высоким статусом и более свободным доступом к ресурсам, чем женщины) относительно независимы друг от друга, но взаимосвязаны. Возникновение патриархата исторически связано с войнами, развитием интенсивного сельского хозяйства и появлением сложных экономических систем. Все это вместе взятое благоприятствовало сосредоточению богатства в руках мужчин и повышению их статуса, оттесняя женские занятия и роли на второй план. На эту тему имеется обширная марксистская литература – от Фридриха Энгельса до Ю. И. Семенова. Новейшие исследования убедительно показывают, что общества, которые часто находятся в состоянии войны, отличаются резко выраженным гендерным неравенством (Goldstein, 2001).

Сложность проблемы (и самого понятия) патриархата состоит, в частности, в том, что это слово обозначает, с одной стороны, господство мужчин в обществе, а с другой – власть отца в семье. Но это не совсем одно и то же. Даже в пределах семьи патриархат «имеет два главных сущностных параметра – правление отца и правление мужа, именно в таком порядке» (Therborn, 2004. P. 13). Но и там, где властные функции в семье и обществе определенно принадлежат мужчинам, последние не всегда управляют миром, в том числе своими детьми, непосредственно и единолично (о соотношении мужской и женской власти см. подробнее: Здравомыслова, Темкина, 2007а).

Сталкиваясь с традиционными моделями гендерной стратификации, где мужчинам отводится ведущая, главенствующая роль, а женщины выглядят зависимыми, подчиненными, ученые подчас не замечают стоящей за этим более тонкой дифференциации публичной и домашней сфер. В патриархальных обществах публичная сфера, как правило, составляет привилегию мужчин, участие женщин в ней строго ограничивается, что создает впечатление их полного бесправия. Но такое впечатление может быть ошибочным, поскольку в другой, домашней сфере бытия правом принятия решений иногда столь же монопольно обладают женщины, и мужчины не могут в них вторгаться.

Наряду с разделением труда и прочих социальных функций важным аспектом гендерного порядка является гендерная сегрегация. Чем больше мы углубляемся в прошлое, тем жестче и непроницаемее границы мужского и женского миров, причем тенденция к обособлению и созданию закрытых однополых сообществ, в рамках которых формируются специфические системы ценностей, самосознание и стиль жизни, выражена у мужчин гораздо сильнее, чем у женщин. Такое явление ученые называют гомосоциальностью (общение с себе подобными) или мужской тенденцией к группированию (male bonding).

Явление это старше самого человечества. Автор знаменитого бестселлера «Мужчины в группах» американский антрополог Лайонел Тайгер (Tiger, 1969), собравший воедино множество разнородных данных о различных мужских союзах и сообществах, начиная с животных и кончая современными тайными обществами, пришел к выводу, что феномен мужской солидарности и группирования по половому признаку является всеобщим и имеет биолого-эволюционные предпосылки. Поскольку все мужчины когда-то были охотниками, выживание и жизненный успех не только отдельного мужчины, но и всей человеческой группы зависел от способности мужчин координировать свои усилия в борьбе с общим врагом. Групповая солидарность и эмоциональная привязанность мужчин друг к другу и к группе как целому являлись предпосылкой и одновременно условием жесткой групповой дисциплины, уменьшая внутригрупповую конкуренцию и связанное с ней социальное напряжение.

Хотя Тайгера и близких к нему авторов часто критикуют за биологический редукционизм, указывая, что не все древние общества промышляли охотой и что существуют другие способы проявления маскулинности (Гилмор, 2004; Connell, 1995), феномен гендерной сегрегации и связанной с ним мужской групповой солидарности кажется исторически всеобщим.

Особые мужские дома, союзы и тайные общества существовали едва ли не во всех архаических обществах. Бременский этнограф Генрих Шурц (1863–1903) в книге «Возрастные классы и мужские союзы» (1902), опираясь на обширный эмпирический материал из жизни нескольких африканских, одного индийского и четырех североамериканских народов, пришел к выводу, что возрастные классы – древнейший тип социальной организации, основанный, с одной стороны, на общности возрастных переживаний и антагонизме поколений, а с другой – на противоположности полов. В отличие от женщин, жизнь которых целиком подчинена потребности и обязанности рожать и воспитывать детей, причем то и другое реализуются в семье, движимые сексуальным и социальным импульсом мужчины создают все общественные и политические институты. Главная предпосылка общественной жизни, по Шурцу, «инстинктивная симпатия» между мужчинами, из которой вырастают все социальные связи, патриотизм и воинские доблести.