Лицом к лицу - Эрнст Бутин

— А чем ты хуже Борзенкова? — удивилась Лариса. — Ты был способней, напористей, всегда на виду. — Она села напротив, перекачнулась, поерзала, устраиваясь поудобней. Оправила платье. — Владька членкор, а тебе, выходит, сам бог велел действительным быть. Пожалуй, уж и Героя Труда получил? А? — без любопытства, из вежливости, поинтересовалась и польстила неумело. — Глядишь, в твою честь улицы называть будут.

Юрий Иванович, хакнув, наморщил лоб, яростно почесал его. «Владька — членкор! — ошалело повторил он. — Академик! С ума сойти…»

— Чего молчишь? Засекреченный, что ли? — насмешливо полюбопытствовала Лариса. Уперлась локтями в стол, положила подбородок на сцепленные пальцы, и взгляд женщины, доброжелательный, ласковый, постепенно затуманился, стал далеким и печальным. — Ох, Юрий Иванович, — неглубоко, по-бабьи, вздохнула она, — как же я тебя, дура, любила, как сохла по тебе, как ревела… Сейчас даже вспомнить смешно.

Юрий Иванович рывком поднял лицо, заморгал, чувствуя, что кровь ударила в голову.

— Не веришь? — Лариса вяло улыбнулась. — И не надо, — потерла щеки ладонями, потом аккуратно, точно школьница, положила руки на стол, навалилась на них грудью. — Я ведь почти из-за тебя на второй год в девятом осталась. Думала, вместе учиться будем. А потом испугалась, в «А» попросилась. — Она засмеялась, крутанула головой. — Вот дуреха-то была, ей-богу. С Лидкой Матофоновой, выдрой этой, сдружилась. Она мне все про тебя рассказывает, лопочет вот так, — закатила глаза, прижала ладони к груди, быстро-быстро зашевелила губами, — а я думаю: придушила бы тебя, ведьму… Потом Тонечка эта появилась. Нашел тоже! — презрительно поджала губы, передернулась.

Юрий Иванович почувствовал, что покраснел окончательно, удивился: «Смотри-ка, краснеть не разучился!» Хотел сказать, что и он к ней, Ларисе, был, как бы это выразиться, неравнодушен, Что ли, но вместо этого зло буркнул:

— Что же ты тогда с Цыпой? С Генкой?

— С Цыпой? — поразилась женщина. Всплеснула руками и даже от стола откачнулась. — Так ведь тебе назло! Знала, что ты его ненавидишь. Вот и решила побесить. А с Генкой… — склонила, словно в вальсе, голову, плавно повела руками. — Здесь дело сложнее. Во-первых, он сидел с тобой на одной парте, во-вторых…

Но тут припорхнула Ольга. За ней, как в классической драме, шел высокий парень в черном костюме и белом галстуке, держал в вытянутых руках поднос, прикрытый салфеткой.

— Вы извините, у нас ничего такого особенного нет. Мы ведь не думали, что вы придете, поэтому уж не обессудьте, — щебетала Ольга, составляя на стол графинчики, тарелочки, рюмки и посматривая на гостя восхищенно, хотя и с некоторым испугом. — А это Володя, мой муж, — показала взглядом на парня с подносом, поалела секундочку, посмущалась, но тут же с трогательной и неумелой властностью молодой жены прикрикнула на него: — Помоги, чего стоишь!.. Он у меня застенчивый, — пояснила деловито,

Юрий Иванович с улыбкой наблюдал, как она хлопочет, стараясь выглядеть опытной хозяйкой, как неумело тычется, пытаясь помочь ей, действительно застенчивый и симпатичный Володя, который то и дело вытягивал шею: туго затянутый галстук почти придушил его.

— Ну вот, кажется, все, — Ольга придирчиво окинула взглядом стол. — Мы пойдем.

— Куда вы? Так нельзя, — Юрий Иванович поднялся, зацепив животом край стола. Качнулись рюмки, Лариса придержала их, а молодые даже не глянули. Они, выпрямившись, вытянувшись, почтительно смотрели на друга Владислава Николаевича.

— Извините, что я без подарка. Как-нибудь, при случае, исправлю промах, — Юрий Иванович взял услужливо пододвинутую стопку, кивком поблагодарил Ларису, а в голове мелькнуло: «Зачем вру? При каком еще случае?» — Очень рад с вами познакомиться. Вы такие славные, такие молодые, все-то у вас еще впереди. — Вздохнул и, выпив одним глотком, повелел: — Горько!

Рюмка в руках Ольги слегка плеснула; девушка опустила ресницы, повернула к мужу серьезное лицо и ткнулась в его губы вытянутыми в трубочку губами.

— Эх, разве так любимого целуют! — выкрикнула отчаянно Лариса. Выпила, рубанула удальски воздух ладонью. — Дай-ка я тебя, Юрий свет Иванович, поцелую хоть один раз в жизни. Вот уж горько так горько! — и потянулась всем телом через стол, обреченно закрыв глаза.

— Мама! — полным ужаса голосом простонала Ольга. — Извините ее, — молниеносно изобразила Юрию Ивановичу улыбку и снова зашипела, даже посерев от стыда: — Мама, прекрати!

— Ничего, дочка, я шучу, — мать уперлась кулаками в стол, опустила голову. — Идите, а то нехорошо: родню бросили, гостей. Они уже встали…

Юрий Иванович проследил за взглядом женщины, увидел бледные пятна лиц за стеклами окон и демонстративно посмотрел на часы: «06.30».

— Ого! Мне пора. Время.

— Сейчас пойдешь, — Лариса, не глядя на Ольгу, приказала раздраженно: — Иди, доченька, я скоро.

Юрий Иванович подождал, пока Ольга и парень выйдут из палисадника, скроются во дворе, и, повернувшись к Ларисе, почувствовал внезапно такую изжогу на сердце, такую тоску, что чуть не застонал.

— Давай-ка мы с тобой по полному, — предложил. — За нас.

— Лей, — женщина слабо дернула плечом. Она отрешенно смотрела в сторону, но когда Юрий Иванович, разлив водку, деликатно постучал стопкой по ее рюмке, встрепенулась. — Что это я раскисла? — удивленно спросила сама себя. — Ну и дела! — Чокнулась, отпила, вытерла ладонью губы. — Накатило что-то, вспомнилось. С кем не бывает, верно? — Она с мучительной гримасой наблюдала, как Юрий Иванович, морщась, нюхал корочку хлеба, и, когда он, облегченно выдохнув, повеселел, заметила обиженно: — Хоть бы пожевал чего, а то заглотил, как грузчик.

— Будь здорова! — пробормотал Юрий Иванович и, сконфузившись за эту необязательную, уместную лишь с собутыльниками, скороговорку, напомнил деловито: — Ты хотела еще что-то сказать про Генку, какое-то «во-вторых».

— Ах, Генка… — рука женщины замерла над столом. — Будешь еще есть? — Увидела, что гость отрицательно покачал головой, встала. — Пошли. Скоро семь. Нехорошо людей подводить.

Юрий Иванович удобно раскинул локти по столу. Хотя он и был до этого голоден — со вчерашнего дня не ел, — почувствовал, как всегда после выпитого, что аппетит пропал; стала таять и тоска, пока не пришла вместо нее, тоже как всегда, спокойная уверенность в себе. Ему хотелось сидеть так долго, попивать — благо есть что, рассуждать о жизни — благо есть с кем, порасспрашивать Ларису — вот новость, она, оказывается, любила его! Но, наткнувшись на строгий взгляд женщины, нехотя поднялся.

Лариса деловито прошла вперед и, когда Юрий Иванович, нагнав ее на улице, пристроился рядом, сказала равнодушно: