Мальчики для девочек, девочки для мальчиков - Владимир Бошняк

– А что такое огонь? – спросил он.

– Ну, то, что мы видим в печке.

– Но что это такое?

– Что это такое на самом деле, я не знаю, – сказал мужчина. – Но знаю, например, что солнце в небе тоже состоит из огня.

– Это мой шарик, – сказала девочка. – Тебе, Джонни, я его не дам.

– А у меня зато вот, – сказал мальчик. Он поднял картонную коробку с волчком. – Что бы это ни было.

– Это волчок.

– А что он делает?

– Крутится.

– И зачем?

– Чтобы смотреть, как он крутится. Он крутится и не падает. За этим занятно наблюдать.

Мальчик снял крышку с картонной коробки и перевернул ее, чтобы волчок выпал ему в руку. Поднял волчок к глазам и осмотрел.

Девочка стиснула кривобокий шарик, потерлась о него лицом и подкинула, следя за тем, как он падает. А мальчик, осмотрев волчок, положил его на пол и вновь уставился на огонь. Сидел на полу и смотрел. Потом лег на живот, опершись подбородком на правую руку. Мужчина пошуровал в огне кочергой и подложил еще дров: кусков досок, палок с развилками и прочего хвороста всевозможной формы и конфигурации.

– Когда так смотришь, кажется, будто это церковь горит, – сказал мальчик.

Мужчина заглянул в печь, проверяя, так ли это, и оказалось – действительно, когда так смотришь, кажется, будто это горит церковь.

– Но пустая, в ней никого нет, – сказал мальчик. – Церкви не сжигают с людьми вместе. Людей всегда сперва выпускают, а потом поджигают, чтобы люди любовались на пожар. А в колокола, когда жгут церкви, звонят?

– Не думаю, – сказал мужчина. – Но когда колокола падают, грохот, наверное, стоит будь здоров.

– А ты видел, как горит церковь?

– Видел. Тогда я был чуть старше, чем ты сейчас. Было темно, все туда-сюда бегали. От жара близ ко было не подойти, но все было видно, потому что пожар давал очень много света. Слышно было, как трещит в огне дерево и как внутри церкви что-то падает, а потом и колокола стали со звоном падать. Мы тогда пошли домой, а на следующий день там было все черным-черно, как в печке, когда прогорят дрова.

– Я не люблю, когда в печке черно, – сказал мальчик.

В течение часа они так сидели и тихо разговаривали, а потом услышали, как к дому подъехало такси, и через несколько секунд вошла женщина. Водитель внес за ней с полдюжины пакетов. Девочка подбежала к ней, и женщина схватила ее в объятия и расцеловала, что-то ласково бормоча, а потом показала таксисту: мол, свертки вон туда, на кровать. Женщина вручила ему какие-то деньги, таксист, приподняв фуражку, поблагодарил и вышел. Женщина затворила за ним дверь и замерла, радостная и счастливая.

– Вот погоди, посмотришь, сколько я всего накупила!

Она подхватила на руки мальчика и прошлась с ним по комнате в танце, потом опустила его.

– Как тебе моя прическа?

Женщина сняла с головы шарфик, и в глаза бросились яркие волосы, рыжие и пышные.

– Мамочка, какая ты красивая! – выдохнул мальчик.

– Ах, Джонни. Погоди, посмотришь на маму в новом платье! Мне его как – сразу надеть?

– Да, да, мамочка!

– Надеть? – спросила женщина мужа.

– Конечно. Давай посмотрим на него.

На бегу приобняв мужа, женщина заскочила в спальню и закрыла за собой дверь, но девочка приотворила дверь и вошла туда, за ней протиснулся и мальчик, и мужчине стало слышно, как они там разговаривают. Женщина вышла, платье ей было действительно к лицу.

– Оно стоило сотню, но у нас все равно уже столько долгов, что я подумала: а, плевать! Ты ведь не будешь ругаться? Ну как, тебе нравится?

– Да. Выглядишь замечательно.

– Я и еще кое-что купила. Но это я тебе потом покажу.

– О’кей.

– Это все тоже примерно на сотню долларов, но все мне действительно нужное – туфли, чулки, бюстгальтеры и парфюм. Ведь ты не заставишь меня все это посылать им обратно, правда, милый? Это было бы так унизительно! Один разочек, последний-перепоследний. Зато теперь у меня уже все есть.

– Да конечно. Оставь все себе.

– Другие женщины тратят по тысяче на одно платье!

– Ну, на тебе и это очень хорошо смотрится.

– А я боялась, ты разозлишься.

– Да ну, зачем? Я рад, что ты себе столько всего купила.

– Правда? С чего это вдруг?

– Теперь давай все снимай и готовь детям ужин. А мы с тобой потом поедим, когда они лягут. Я купил им отбивные из молодого барашка, а нам вырезку.

– Чудненько, – согласилась женщина. – Джонни, Рози, ступайте в свою комнату и поиграйте там, пока мама готовит ужин.

Дети отправились по коридору к себе. Женщина затворила за ними дверь, потом подошла к мужу, обняла его и говорит:

– Ах, я тебя так люблю! Как мы прекрасно живем! А уж как я люблю Джонни и Рози!

Мужчина обнимал ее сначала нежно, потом с силой прижал к себе и поцеловал.

– Подожди, увидишь меня нынче вечером!

Она была счастлива тем, сколько у нее появилось обновок, и тем, что побывала в салоне красоты, а главное, завтра приедут друзья из Нью-Йорка, которых она встретит во всем блеске красоты – и на них посмотрит, и себя покажет.

Глава 14

Женщина приготовила детям на ужин вкусные жареные бараньи отбивные с отварным шпинатом, а на десерт компот из консервной банки и молоко. Всё они, конечно, не съели, но поели прилично. Кроме того, каждому она дала по две чайные ложки густого коричневого сиропа, в котором якобы содержится вообще все, причем сироп они принимали с явным удовольствием, а давала она его каждый вечер после ужина вот уже больше месяца кряду. Название сиропа звучало так, будто его кто-то специально выдумывал. Врач говорил, что это штука полезная. Сказал, что он и своим детям его дает. Внешне сироп был похож на патоку, но пах все-таки хуже. Пах он не то чтобы рыбой, но и не конфетами, это уж всяко.

– Можно я сегодня приму ванну? – сказал мальчик.

– Спроси папу.

Мальчик вошел в гостиную и говорит:

– Пап, можно я сегодня приму ванну?

– Спроси маму.

Лицо мальчика сделалось насмешливым.

– Пап, – сказал он, – я маму спрашивал. Она сказала, спроси папу. Пойду спрошу Рози.

Он резво кинулся опять на кухню, чтобы шутка не успела простыть.

– Рози, – сказал он, – можно я сегодня приму ванну?

Девочка поглядела на него искоса: она поняла, что это шутка.

– Сегодня не стоит, – наконец сказала она. – Сегодня я слишком устала.

Мальчик во все глаза смотрит.

– Кроме того, сегодня ты был плохим мальчиком.

Мальчик все смотрит.

– А еще ты сегодня ударил свою маленькую сестренку.

Тут у него совсем пропал дар речи.

– А еще сегодня нет воды, – продолжала нанизывать девочка.

Будет что-то еще?

– И вообще ты какашка.

Неужто все?

– Какушка, вот ты кто!

Этой радостной новостью она поспешила поделиться, вбежав в гостиную.

– А Джонни какушка, правда же, пап?

– Это кто сказал?

– Да я так знаю. Он какушка, какашка и пипишка. Поэтому ему нельзя сегодня принимать ванну.

Он писюшка. Пиписька он, вот кто! – вдруг догадалась она, разразившись смехом.

– Пиписька? – удивился мальчик. – Я тебе покажу «пиписька»! Я тебе такую пипиську покажу, будешь знать!

– Ну что ты будешь делать! – сказала женщина. – Может, выкупать их сегодня обоих? Но я их только что купала. Позавчера!

– Выкупай, выкупай, – сказал мужчина. – А я разберусь тут на кухне.

– А с их постельным бельем как? Что-то я давно им его не меняла. По меньшей мере неделю.

– Поменяй. А я приготовлю ужин.

– Хорошо. Если они так уж настроены вымыться, то пусть у них и белье будет чистое. А ты тогда сделай зеленый салат, только уксус возьми виноградный, который от «Ванессиз», ладно?

– Обязательно.

– Вкуснотища будет, – сказала женщина, – пальчики оближешь.

Ну, вот и счастье настало. Она бы и все время была счастлива, если бы никому ничего не надо было делать и все бы только радовались и веселились и больше ни о чем не думали.

И она по-своему права. Ее система была бы совершенна, если бы работала. Я бы и сам у нее эту систему перенял, прямо завтра же, если бы она работала.

Глава 15

Сидят, едят. Молчание, потом ее вопрос – в тысячный раз, наверное, один и тот же:

– Что ты сегодня писал?

– Когда?

– Нынче утром, когда наверху был.

– Ну, дословно-то я не помню, но какие-то, видимо, мм, слова.

– Но ведь потом эти слова чем-то станут?

– Да нет, думаю, так словами и останутся.

– Но это же всегда так, в любой литературе, разве нет?

– Да нет, в литературе-то как раз не так.

– Тогда зачем тебе были те слова?

– Да ни за чем. Если бы суть литературы составляли слова, писать было бы просто. Литература – это то, что получается, несмотря на слова. Без слов ничего получиться не может, но если что-то иногда выходит, то несмотря на слова. То, что в литературе тебя захватывает, – это не история, изложенная словами, а то, что ты читаешь между строк. Как-то вот примерно так.

– Но ты ведь, когда эти слова записывал, наверное, о чем-то думал?