Служение - Инна Мальханова

На этот раз семья Швейцеров посетила Соединенные Штаты Америки. Пресса подняла вокруг них немыслимую шумиху, сочинялись невероятные истории про больницу и про самого Швейцера. Тем не менее публика везде встречала лекции Швейцера с неизменным шумным восторгом, к чему он сначала никак не мог привыкнуть. После короткого турне в Америку, Швейцеры закупают в Европе всё необходимое для больницы и в 1949 году возвращаются в Ламбарене, где в 1950 году Швейцер отметил своё семидесятипятилетие. Его засыпали поздравительными телеграммами со всех концов света, почётными титулами разных университетов мира. Альберт Эйнштейн назвал его "самым великим человеком нашего века".

Однако тревога не покидала Швейцера. Несмотря на окончание войны и успешную деятельность больницы, на самом деле это были грустные годы - ведь мир вступил в длительную и беспросветную полосу "холодной войны". И Швейцер прекрасно понимал это. Он совсем не чувствовал удовлетворения от того, что мечта его жизни осуществлена. Мир был чудовищен, ужасен и он ничего не мог с этим поделать! В 1953 году Альберту Швейцеру присудили Нобелевскую премию мира за 1952год, но мир от этого нисколько не стал лучше... Благодаря денежной части Нобелевской премии - 220 тысяч марок - недалеко от Ламбарене удалось построить деревушку для прокажённых на 150 мест. Сама же больница уже могла принимать ежедневно до пятисот пациентов.

Во всём мире, благодаря средствам массовой информации, сложился буквально культ Швейцера, который, однако, самого "героя" совершенно не трогал, а, скорее, даже раздражал. О нём написано более шестисот книг, да и сам Швейцер тоже опубликовал несколько автобиографических работ, которые издавались и переиздавались рекордными тиражами. В 1955 году Альберт Эйнштейн писал о Швейцере:

"Этот человек каким-то образом пользуется всемирным престижем - не столько благодаря своим заслугам, хотя сами по себе они достойны восхищения, сколько благодаря всему складу своей личности, не вмещающемуся ни в какие привычные представления".

Однако очень скоро ситуация коренным образом переменилась. Это произошло потому, что в 1957 году Швейцер выпустил "Обращение к человечеству", в котором призывал правительства ведущих стран прекратить испытания ядерного оружия. И вот тут-то началась его травля в прессе, начатая прежде всего в США, а затем поддержанная и в Европе. Травля не обошла и самое дорогое детище Швейцера - его больницу. Дело в том, что после многих десятков лет функционирования, больница, действительно, требовала капитального ремонта и технической реорганизации. Были необходимы такие нововведения, как собственная электростанция, бурение скважины для получения питьевой и технической воды и многие другие работы. Пресса писала, что больница не соответствует санитарным нормам и безнадёжно устарела. В это время Швейцеру уже шёл девятый десяток и, понятно, что у него больше не было сил для всех этих на самом деле столь необходимых работ. Тем не менее, в 1958 году Швейцер снова выступил с тремя воззваниями против угрозы атомной войны. Ведь он прекрасно видел, что вместо двух атомных держав - США и СССР - в мире их скоро станет намного больше. И, действительно, затем к ним присоединились Англия, Франция, а впоследствии Китай, Пакистан и ряд других стран. Угроза ядерной войны становилась всё реальнее с каждым днем. Джавахарлал Неру горячо приветствовал выступление Швейцера. В то же самое время пресса усилила нападки на Швейцера, нередко они даже переходили просто на уровень площадной брани.

...И в свои восемьдесят пять лет Швейцер по-прежнему бессменно руководил своей больницей. Он, как и всегда, работал сверх человеческих сил, по-прежнему вёл совершенно спартанский образ жизни. А больница всё расширялась и расширялась. В 1960 году французская колония Экваториальная Африка распалась на несколько отдельных государств и Ламбарене оказался в Габонской Республике. Правительство Габона воздало должное подвигу Швейцера: оно обнародовало публичное благодарственное заявление и даже выпустило самую первую почтовую марку нового государства с портретом Швейцера. В больнице Ламбарене Швейцер отметил и своё девяностолетие...

Вскоре его не стало. Похоронен Альберт Швейцер на африканской земле, в Ламбарене, в тени финиковой пальмы, рядом со своей женой. Он часто повторял, что главное для него - не больница в Ламбарене, а его отношение к жизни, к миру людей, в согласии с которым он жил и работал..."

Из Информационного Центра Димка вышел просто потрясённый. Только теперь он начал понимать, среди каких необыкновенных личностей он оказался: Даниель, Шаварш, наконец, сам Альберт Швейцер... Наверняка, и Дениз, и Магда - тоже люди удивительной судьбы. А ведь Альберт Швейцер там, на Земле, был его современником, как же так, он никогда ничего о нём не слышал? Газеты писали о знаменитых ткачихах, шахтёрах и трактористах, которым за их доблестный труд давали звание героя социалистического труда, а об Альберте Швейцере повидимому - никогда. Они запросто могли встретиться ещё тогда, да вот не получилось. Какое счастье, что хоть теперь у Димки есть шанс увидеть этого Праведника, ведь так везёт далеко не каждому!

Спрашивается, как можно давать людям звание героя всего лишь за отличный труд? Само собой разумеется, что всем надо трудиться отлично, а как же иначе? Если работать плохо, то за что же тогда получать зарплату и как быть с собственной совестью? Этих героев труда даже и сравнить невозможно со Швейцером - ведь они просто хорошо выполняли свою обычную работу, жили как все и только. А он, не думая о себе, совершил подвиг ради других людей, ради всего человечества, подвиг духа, и это - самое высшее проявление Человека с большой буквы.

Единственный вопрос, который теперь вертелся у Димки на языке - за что же он сам, проживший на Земле так мало и не совершивший абсолютно ничего выдающегося, попал сюда, в этот удивительный Большой Купол? Он решил задать этот вопрос Дениз когда-нибудь потом, в более удобной ситуации. А пока же хотел остаться где-нибудь в укромном месте наедине с самим собой, чтобы осмыслить происходящее, навалившееся на него таким количеством потрясающей информации. Магда тоже сказала, что хочет побыть в Доме Одиночества, так как пока не готова к общению с кем бы то ни было - ей необходимо прийти в себя после стольких лет изнурительной работы на Земле. Димка, Магда и Дениз расстались на пороге ажурной беседки...

Глава 6.

Да исцелися сам!

Если Дом Одиночества, или, говоря иначе, Эрмитаж, не так давно показался Димке почему-то похожим на буддийский храм, то Магда нашла его в виде красивой маленькой яхты, стоящей у причала в речной заводи. Река напоминала Амазонку - с заросшими густой зеленью болотистыми берегами, с удивительными тропическими птицами, порхающими в ветвях пальм. На яхте не было ни души. Магда ступила на трап, устланный красным пушистым ковром с восточным орнаментом, прошла по палубе, толкнула первую попавшуюся дверь и вошла в каюту. Здесь, в мягком неизвестно откуда льющемся свете, она увидела такой же ковёр на полу, небольшой овальный столик посредине, уютный диванчик у стены рядом с иллюминатором. На столе стоял вазон с цветущей сиреневой орхидеей, негромко звучала умиротворяющая медитативная музыка. Было спокойно, радостно и уютно.

Разумеется, Магда никогда раньше не могла бывать здесь. Однако её не покидало ощущение, что она вернулась к себе, в свой забытый родной дом, откуда ушла много лет тому назад и почему-то всё никак не могла вернуться обратно. Магда переступила порог каюты, ноги её утонули в самом длинном в мире ковровом ворсе. Она легла на пол, закрыла глаза, уткнулась лицом в ковёр и поняла, что наконец-то пришла туда, куда, сама не осознавая этого, стремилась много-много лет подряд. Больше не надо идти никуда, больше не надо ничего искать, больше не надо разрывать свою душу жалостью к другим, здесь можно было отдыхать душой и телом вечно.

Всё-таки кто бы мог подумать, что её воспоминания имеют над ней такую дьявольскую силу! Ведь всё это было там, в той жизни, законы которой теперь здесь совсем не властны ни над чем. И, тем не менее, воспоминания никак не уходили из её памяти. Конечно, они были лишь слабыми тенями, лёгкой рябью, они не вызывали никаких эмоций, а просто проплывали в её мозгу как далёкие облака, как слабые картинки чьей-то совсем чужой жизни. И однако они не уходили совсем, как этого очень хотелось Магде.

...Тянулись дни и недели, а старуха всё никак не умирала. Еще бы! Ведь если человек прожил девяносто четыре года, то его организм так быстро не сдаётся. Хотя, конечно, чем быстрее он умрёт, тем лучше для него самого - меньше будет мучиться.

Характер у неё и до сих пор был просто прекрасный. Она лишь тихонько стонала, ходила под себя и ничего не требовала. Только время от времени заплетающимся языком просила попить, или почесать ей спину, или поднять её, чтобы встать. Ей очень хотелось встать и куда-то идти, идти, идти...