Ошибка грифона - Дмитрий Емец

— Отпусти! Да отпусти же, тебе говорю! — крикнул Мефодий, пытаясь освободиться и сгоряча готовый уже ударить.

Но его не отпустили. Кто-то, перехватив в воздухе его кулак, дал ему болезненную затрещину, приводя в чувство. Сильные руки схватили его за плечи и, развернув, задвинули за колонну:

— Оставайся здесь! Не двигайся!

Послышалось рычание. Захлопали крылья. Мефодий все же не удержался и выглянул. Перед колонной, загораживая его от грифонов, раскинув руки, стояли генеральный страж Троил и Эльза Керкинитида Флора Цахес, она же Шмыгалка. От входа и от лифтовых рун к ним бежала замешкавшаяся охрана, но заметно было, что ей не успеть.

Грифоны приближались, не сводя круглых глаз с колонны, которую они огибали с двух сторон. Заметно было, что они полны решимости довести дело до конца.

— Стоять! — крикнул Троил. — Кому говорю: нельзя!

Правый грифон неохотно остановился, но левый продолжал медленно двигаться, обходя Троила сбоку как досадное препятствие. Главный страж, перебежав, опять раскинул руки и заслонил ему дорогу.

— Не трогай его! — повторил он твердо. — Он не твой! Он должен быть здесь! Назад!

Грифон, почти коснувшись Троила грудью, осел на задние лапы. Его кривой клюв, распахнутый в предупреждающем клекоте, почти касался лба генерального стража. Видя, что он не нападает, Троил немного расслабился:

— Ну вот и молодец! Ну вот и умница!

— Нет! — внезапно крикнула Шмыгалка, первой заметившая напряжение мышц на задних лапах грифона.

Грифон прыгнул на колонну и, как кот лапой, попытался выцарапать из-за нее Мефа. Сбитый с ног, Троил упал на плиты пола и заскользил по ним лопатками. Не пытаясь подняться, генеральный страж поднес к губам флейту и атаковал грифона маголодией. Мефодий навсегда запомнил сухую вспышку этой маголодии. Запомнил и то, как, возникнув звуком из флейты, она ударила грифона чуть выше передней лапы. Брызнула кровь и почему-то полетели осколки камня.

Грифон от боли зашипел, повернулся, чуть подался назад, замахнулся на Троила лапой, но тут его настигла штопорная маголодия Шмыгалки. Видимо, она была сильнее маголодии Троила, потому что грифон, не устояв на лапах, упал на пол. Сразу вскочил и свирепо рванул себе клювом раненый бок, пьянея от вкуса собственной крови.

— Успокойся! — крикнул Троил. — Не надо!

Грифон прыгнул и, раскидав крыльями подбегавших стражей, вырвался из Дома Светлейших. Троил и Шмыгалка устремились за ним. Мефодий хотел догнать их, но его не пустили златокрылые. Часть златокрылых держала Буслаева, другие смыкались вокруг второго грифона. Правый грифон сидел на месте спокойно.

«Видимо, мы оба для них опасны. И я, и грифон. Они понятия не имеют, чего от нас ждать», — подумал Мефодий.

Вернулись Троил и Шмыгалка. Раскрасневшаяся Шмыгалка поправляла флейтой прическу. Лицо у нее было крайне недовольное. Троил отрывисто втолковывал что-то высокому стражу, бежавшему справа от него. До Мефодия долетели обрывки их разговора:

— Грифон улетел из Эдема. Он ранен, взбешен и, скорее всего, находится в человеческом мире. Его непременно нужно найти, пока этого не сделал мрак!

Глава пятая Капитан Сильвер

К каждому сказанному либо написанному слову надо кровавыми нитками пристегнуть сердце. Только тогда оно будет сильным и вечным.

Утро выдалось свободным. Московская нежить решила дать Матвею и Ирке немного отдохнуть. Пришел лишь вызов от уже знакомой русалки, которая опять умирала от осушения. И опять наивная канцелярия света отозвалась на этот вызов большой бутылкой чернил спрута.

— Интересное кино, — сказал Матвей, открывая справочник магической медицины, выпущенный на Лысой Горе в год, когда там свистнул первый рак. — Одна чайная ложка чернил спрута условно равна 0,75 литра медицинского спирта. Во вчерашней бутылке было граммов двести. То есть наша русалка выдула столько, сколько и батальону солдат не выпить!

— И что будем делать? Накапаем на нее свету?

— Бесполезно. Я этот народец знаю. Русалка настрочит заяву, что она угнетаемое меньшинство, лишенное родного болота и вынужденное проживать в тухлом бассейне. А в конце припишет, что мы не проявили к ней участия и вымогали взятку за оказание бесплатной медицинской помощи. Свет, конечно, ей не поверит, но проверку все равно пришлет. Прилетит молоденький стражик, не знающий уловок нежити, и будет нам заглядывать голубыми глазами в самое сердце: как мы могли так поступить? И в каждом глазу у него будет блестеть по слезе!

— Перестань! — Ирка давилась от смеха. — Лучше скажи, что будем делать. Она же нас загоняет за водкой бегать!

— А ничего не будем делать. Я сам у нее побываю, — сказал Матвей подозрительно бархатным голосом. — Отвезу ей чернил! Если что, выпьем вместе.

Он сел в автобус и уехал, а Ирка отправилась бродить по Сокольникам, замерзла и сама не поняла, как оказалась в небольшой парикмахерской, примыкавшей к парку. В той же, где она не так давно оставила свои длинные волосы. Мастер, которой досталась Ирка, была уже не та, что в прошлый раз, но тоже со склонностью к самовредительству. Ее голова была подстрижена под футбольное поле. Видимо, она уже сделала со своими волосами все, что смогла, и зашла в тупик. Правда, и в тупике она не растерялась и оставшийся на голове пушок ухитрилась покрасить в три цвета.

Ирка сидела на кресле и смотрела в зеркало. Ее волосы падали в бою, подкашиваемые ножницами. Потом пришла уборщица со щеткой и начала небрежно сметать их, смешивая с чужими волосами, лежащими у других кресел. С волосами рыжей крашеной старушки и маленькой девочки, под которую подложили что-то похожее на ящик, чтобы мастеру удобно было работать.

Ирка поймала себя на мысли, что абсолютно равнодушна к дальнейшей судьбе своих отрезанных волос. Она уже не признавала их частью себя. Ей было все равно, что будет с ними дальше. Сожгут ли их, набьют ли ими диван, или они окажутся на свалке.

«И с ногтями то же самое, — подумала она. — Я их отрезаю, и они уже все, не мои. В момент отделения от меня наша связь расторгается. Может, и с телом когда-нибудь так будет? Я буду смотреть на него сверху, и мне будет смешно и досадно, что я была к нему привязана?»

— Ну вот и все! — радостно сказала парихмахерша и, сдернув с Ирки накидку, с гордостью посмотрела на ее голову. — Нравится?

— Здорово! Совсем неузнаваемый человек! Встреть я себя на улице, я подумала бы, что где-то я эту девушку видела — но вот где? — сказала Ирка.

Из зеркала на нее смотрела решительная молодая женщина с крутым умным лбом и двумя точками румянца на скулах. Лоб, пожалуй, был даже слишком умный и слишком крутой. Стоило бы прикрыть его челочкой, чтобы не смущать лишний раз молодых людей, особенно в их низколобой разновидности.

Пока Ирка расплачивалась, вторая парикмахерша закончила стричь маленькую девочку. Оглядев свою работу и набело щелкнув пару раз ножницами, она с какой-то смущенной растерянностью выбежала в коридор, видимо в поисках ее мамы. Девочка терпеливо ждала, не пытаясь слезть с ящика, на котором сидела. В этом спокойствии маленькой девочки, которая просидела три четверти часа неподвижно и сейчас не пыталась бежать, было что-то непонятное.

Где-то хлопнула дверь, звякнув китайским колокольчиком. Это вернулась парикмахерша, которая уже и на улицу успела выглянуть.

— Твоя мама еще не приехала, а у меня следующий клиент, — обратилась она к девочке и тотчас, посмотрев на Ирку и оценив ее внешнюю добропорядочность, попросила: — Слушай, не в службу, а в дружбу! Можешь посидеть с ней, пока ее мама вернется? Всего несколько минут!

— Хорошо!

Улыбнувшись девочке, Ирка протянула ей руку:

— Ну, спрыгивай! Идем журналы посмотрим!

Предложение было хорошее, но девочка почему-то осталась на месте, а парикмахерша, внезапно испугавшись, замигала круглыми глазами, о чем-то сигнализируя Ирке. Попутно она оттянула накидку чуть дальше от стула, словно для того, чтобы отряхнуть ее от волос, и Ирка увидела, что у девочки нет правой ноги по самое бедро, а рядом с креслом стоит костыль.

Если Ирка и растерялась, то не больше чем на секунду:

— А! Ну держи меня за плечо! Опирайся!

Она подхватила девочку под колено другой ноги и стянула ее с кресла. Едва оказавшись на полу, девочка резво запрыгала как воробей, взяла костыль и, умело сунув его под мышку, устремилась в коридор. Двигалась она невероятно быстро и ловко. Ирка едва за ней поспевала.

Оказавшись у кожаного дивана, девочка отбросила костыль и, ловко повернувшись, села:

— Ну давай журналы! Хотя нет, не хочу журналы! Давай разговаривать! Как тебя зовут?

— Тетя Ирка. Тьфу, Ира. Тетя, — поправилась Ирка, на которую новая ее прическа накладывала важность.