Небелая ворона - Бенджамин Леберт

На следующий день я снова пошел туда. Достаточно было сказать охраннику, что я приятель Франка, и он меня впустил. Внутри все было так же, как накануне. Такое же золотое сияние. Те же женщины, о которых можно только мечтать. Но народу оказалось больше. Какие-то типы ходили по залу, сидели, развалившись в креслах, стояли у стойки бара. Почти все старые и в костюмах. Курили, пили, переговаривались. Я стоял посредине и озирался в поисках Манди. Но нигде ее не видел. Ко мне подошла Вивьен. На ней было длинное черное прозрачное платье.

— Привет!

— Я хочу к Манди.

— Подожди, она занята, вон там.

Теперь я ее заметил. Она сидела на коленях у мужика и пила шампанское. Мужик выглядел очень даже неплохо. Сегодня Манди надела голубые трусики и голубой лифчик. Я сел в кресло и стал ждать. Видел, как этот тип ее лапает. А потом они поднялись наверх. Вивьен подсела ко мне:

— Хочешь пойти со мной?

— Нет.

Со второго этажа, шатаясь, спустилась какая-то девица, обменялась с Вивьен парой слов и ушла. Вивьен сказала:

— Знаешь, она провела с мужиком наверху шесть часов. Шесть часов хлестать шампанское! Ее уже ноги не держат.

Прошла целая вечность, прежде чем Манди и тот тип вернулись. За это время из зала вышли почти все посетители. И все девушки тоже. Оставался один я. Со стаканом вина. Ну, еще барменша и охранник, который сидел теперь недалеко от меня, листая журнал и периодически перебрасываясь с барменшей парой слов. Манди, шатаясь, побрела с типом к бару. Он заплатил, распрощался и вышел. Тогда она развернулась и пошла ко мне. Я вскочил.

— Манди, я…

— Я тебя давно заметила, — сказала она. У нее были совсем пьяные глаза. — Почему ты не пошел наверх с какой-нибудь девушкой? Ты же видел, что я занята. Неужели ты хочешь наверх?

— Я только хотел поговорить с тобой.

— Видишь ли, сегодня я уже всё. Хочу спать. И они тоже хотят спать, — она показала на барменшу и этого чертова охранника, секунду поколебалась, а потом спросила: — Чего ты от меня хочешь?

— Пожалуйста, Манди, мне очень нужно с тобой поговорить. Прямо сейчас. Но только не здесь. Давай ненадолго куда-нибудь сходим. Давай выйдем на улицу, пожалуйста!

— Ну хорошо, если уж это так необходимо.

Она сказала обоим, что выходит. Накинула блестящее пальто пурпурного цвета, завязала поясок, но так, что остался виден слишком большой участок кожи. Торчали даже груди и лифчик.

Шатаясь вернулась к бару, взяла сигарету и спички. А потом мы вышли на улицу и остановились у двери. Был зверский холод. Шел снег. Манди попыталась закурить, спрятав сигарету в ладонях. Получилось не сразу. Она сделала затяжку и выпустила дым высоко в воздух. Я стоял напротив нее и только и делал, что на нее таращился. Смотрел, как она стоит. В туфельках с высокими каблуками на заснеженной земле. Ее длинные ноги, едва прикрытые пальто, начали дрожать. Она обхватила себя руками. И, затягиваясь сигаретой, почти не меняла позу.

— Я тебя люблю, — сказал я. От моего дыхания образовалось облачко. — И хочу быть с тобой. Навсегда.

— Что?

— Я сказал, что люблю тебя. Ты самый светлый свет, который встретился мне в жизни. И хотя вокруг меня глубокая ночь, ты своим появлением заставляешь меня тоже светиться. Это не только сейчас. Так будет всегда. Мы одно целое. Я всё для тебя сделаю. И тебе больше не придется ходить в этот мерзкий «Бель ами». Ты будешь со мной. И больше не будет ночи. Никогда.

Она посмотрела на меня ошарашенно.

— Что ты несешь? Холод собачий, я стою с тобой как дура и вот-вот отморожу себе задницу, а ты мелешь какую-то чушь. Я не буду с тобой. Я никогда с тобой не буду. Могу сказать тебе, чего жду от жизни. Ты хоть догадываешься, что за люди приходят сюда каждый вечер? Сплошь важные люди, богачи, звезды. Политики, художники, киношники, музыканты, менеджеры и так далее. Например, к нам регулярно, когда бывает в Германии, заходит солист из «Southern Comfort». Я ему нравлюсь. Он даже брал меня с собой на концерты. Понимаешь ты или нет — я хочу быть с кем-то значительным, с тем, у кого водятся бабки. С тем, кто может предложить мне достойный уровень жизни. Это мой шанс. А такие люди приходят сюда пачками. И кто-нибудь из них вытащит меня отсюда. Но не ты. Не тот, кому, скорее всего, папочка ежемесячно перечисляет на счет марок шестьсот. Ты вообще-то кто? Студент?

И она ушла, сказав через плечо:

— А кроме того, мне здесь нравится.

Сочельник я провел у себя в квартире. Со своим соседом Рэндаллом. Рождественские праздники прошли точно так же. Мы повсюду зажгли свечи. Лежали, пили, иногда разговаривали. Но в основном молчали.

Новогодний вечер: все только и говорят что об евро. Некоторые даже напялили на себя костюмы Евро. На улицах — шум и суета. Преждевременно пущенные ракеты с грохотом и треском взвивались над домами. Мне казалось, что, если я не буду бежать достаточно быстро, меня застрелят. Когда около десяти часов я пришел в «Бель ами», охранник снова меня впустил. Под потолком висели гирлянды, фонарики, шары. Везде были расставлены подносы с бокалами, в которых пузырилось шампанское. Девушки бегали туда-сюда, как блестящие новогодние елочки. Манди сидела на диване в окружении мужчин и женщин. На ней был золотой костюм. Она выглядела прелестно. Веселое настроение, шампанское, хихиканье, суета. Я подошел к компании.

— Что еще тебе здесь нужно? — спросила Манди.

— Можно еще раз поговорить с тобой? Совсем недолго?

Она сняла со своего бедра руку соседа и сказала:

— Ладно. — И, обернувшись к сидящим за столом, добавила: — Сейчас вернусь.

Манди пошла впереди меня вверх по лестнице на второй этаж. На этот раз ее волосы были подняты. Я все время смотрел на ее тонкую шею. Она открыла дверь в комнату. Мы вошли. Она села на кровать и закинула ногу на ногу.

— Ну?

Через десять минут я снова спустился вниз. Пересек зал, в котором по-прежнему все сидели и смеялись, взял бокал шампанского. Прошел мимо охранника и очутился на улице. Вдалеке грохотали ракеты, искрились петарды. Я сделал пару шагов, остановился и одним махом осушил бокал. А потом швырнул его прямо посреди улицы. Был Новый год.

А на следующее утро я поехал на поезде в Мюнхен, к родителям. Своей комнаты у меня там больше не было, ее использовали для других целей. Поэтому я спал в мамином кабинете. И вечером появлялись кусочки киви.

— Пожалуйста, Пауль, — говорит Генри, — я бы хотел знать почему. Почему мы не можем встречаться в Берлине? Потому что я тебе противен?

— Это не имеет к тебе никакого отношения. Дело в том, что я все время от чего-нибудь да убегал. Но больше мне не убежать. Не получится.

— Но ты уверен, что мы не можем видеться? Я думаю, было бы здорово. Мы могли бы ходить в кино или просто пересеклись бы, чтобы поболтать. Мы могли бы стать друзьями.

— Нет.

Он молчит, но недолго.

— Это связано с той историей, которую я тебе рассказал?

Я качаю головой.

— Ну что ж, раз так, значит, так. Но я все равно хотел сказать, что долго не забуду нашу поездку. Это была моя самая необыкновенная поездка. И я постоянно буду рассказывать о ней другим людям. Я рад, что ты оказался в этом купе. Что я с тобой познакомился.

— Спасибо. Я тоже не скоро забуду эту поездку. Будь осторожен!

Мы улыбаемся друг другу. Голос из громкоговорителя: «Мы подъезжаем к станции Берлин, Зоосад».

Мыс Генри берем свои вещи и выходим в коридор. Снаружи — огни пока еще сонного города. Обе девушки, которые вчера падали в коридоре, тоже здесь. Одной из них я улыбаюсь, и она улыбается в ответ.

— Ну вот мы и в Берлине, — тихо говорит Генри.

Поезд въезжает на вокзал.

— А вон и Гедехтнискирхе! — кричит он в полном восторге и тычет в окно пальцем. Поезд останавливается, колеса шуршат но рельсам. Я чувствую, как ремень от сумки впивается мне в плечо. Мы выходим. Воздух пахнет вокзалом. Люди бросаются друг другу на шею. Шорох чемоданов, которые народ тащит за собой на колесиках. Рядом со мной Генри. Вдруг от толпы отделяются два человека. Прямо у самых путей. Подходят к нам. Один в коричневой парке, на другом серое пальто. Один показывает жетон.

— Вы Пауль Виланд?

— Да.

— Мы вынуждены вас задержать, господин Виланд. Вы подозреваетесь в том, что задушили проститутку Луизу Шеффлер.

Генри смотрит на меня ошарашенно. Челюсть у него отвисает. На лице — один большой знак вопроса. Он даже не успел надеть свой рюкзак. Роняет его на землю. Мужчины подходят с обеих сторон. Я еще раз оборачиваюсь к нему. Один из мужиков тут же хватает меня за плечо.

— Всё в порядке, черт подери! Всё в порядке! Я только хочу ему кое-что сказать.

Он убирает руку. Но все равно оба стоят совсем близко. Я подхожу к Генри. Тот смотрит на меня.

— Я не умею рассказывать так хорошо, как ты.