«Зимопись». Книга 1 «Как я был девочкой» - Петр Ингвин

Пустив коня мелким шагом вперед, Милослава продолжила:

— Разве не ты обратил в посмешище оборону Мефодии, разметав ее защитников, долгие годы являвшихся для всех эталоном, символом непобедимости и недостижимой вершиной? Или не ты разнес в пух и прах их контратаку, защищая вотчину? Кто, как не ты, спас тогда цариссу?

Напоминание царевичу польстило. Когда царевна приблизилась вплотную, он обронил, нарываясь на новый комплимент:

— Противник был старше, а возраст, как и говорю, не последнее дело.

— Еще и скромен до безобразия. Гордей, ты мне определенно нравишься. Был бы свободен… Впрочем, кто знает? Царисса стара, слаба, болезненна, не сегодня завтра…

— Не говори так. Четвертая заповедь. Она женщина и мать, а еще она царисса. В отношении вашей цариссы ты мне таких слов не простишь.

— Так не прощай. Вот я. Ну?

Гордей потупился.

— Ты знаешь, я не могу ударить женщину, если моей семье не угрожает опасность.

— Думаешь, не угрожает? — из глаз царевны пахнуло холодом.

Еще секунда, и…

— Не посмеешь. — Царевич заметно струсил, но гнул свою линию. Он знал закон, и закон на его стороне. Он надеялся на закон. И закон восторжествовал. Рука на эфесе царевны немного расслабилась.

— Как член тайного к… — Гордей стрельнул в нас убийственным взглядом и снизил голос, — ты давала определенную клятву, в том числе карать отступников этой клятвы.

Молнии вырвались из сузившихся зрачков царевны. Мышцы кисти вновь натянулись в опасные струны.

— Откуда знаешь про… — она осеклась. — А-а, Евпраксия. Но ты не она.

— Тогда вспомни последнюю заповедь.

— Определяешь себя как имущество? — Милослава хмыкнула и чуточку убавила яд в глазах.

— Я муж, — гордо сказал Гордей. — А они, — последовал кивок на свиту, включавшую нас, — имущество.

— Тогда вызови на поединок.

Царевич, что справился бы с царевной без особого труда, продолжал увиливать от драки.

— Поединки запрещены.

— Законник хренов, — в сердцах выдохнула Милослава.

Сценка напоминала гаишника, что не может докопаться до остановленного водителя: и пристегнут, и документы в порядке, и выдох трезвый, и аварийный знак на месте. Даже огнетушитель с не просроченным сроком годности.

Уловив момент, Гордей сменил тему.

— Каким ветром в наши края?

— Решили размяться немного. Прогуляться, поохотиться.

— Далековато забрались. Цариссу Западного леса и Святого причала такое известие вряд ли обрадует.

— Не пугай, — снова окрысилась Милослава. — Тебе прекрасно известно, что охота не знает границ.

Гордей посмотрел на нее с высоты роста:

— Кстати. Недалеко как раз есть кое-кто. Парочка беглых. И… еще один беглый.

Милослава проигнорировала как сообщение, так и заминку. Повинуясь хозяйке, конь сделал еще несколько шагов в нашу сторону, обойдя царевича. Впритык поднесенные копья почти царапали кожу. Глаза бойников не отрываясь следили за каждым ее движением. Даже за намерением движения.

Она их презрительно не замечала.

— Почему гуляешь по лесу со всяким сбродом? Войников в семье не осталось?

Гордей остался чуть впереди, чтобы в нужный момент перехватить двух других всадников.

— Все брошены на карантин деревни на границе с Конными пастбищами.

— Черный мор? — картинно ужаснулась Милослава, — как в преданиях?

Гордей отмахнулся:

— Обычный жар. Но крепостные дохнут, как мухи. Пережидаем, пока само пройдет.

— Обычное дело, — кивнула Милослава. — Хорошо, что жар. Про карантин слыхала, не знала подробностей. Раз карантин — все настоящие бойцы там, чтоб зараза не вышла.

— Вот почему ты здесь, — сообразил царевич.

Теперь на нее направили копья даже дальние бойщики. Запахло интригой с тяжелыми увечьями.

Милослава ухмыльнулась. Ее конь дернулся. Стража едва совладала с оружием, чтоб не продырявить сверкающую благородную тушку.

— Вы не одни следите за флагами. Наблюдатель сообщил, что Святой причал сработал. Два ангела. Эти? — уставился на нас с Томой изящный злой пальчик.

Даже мы понимали, что что-то затевается. И это что-то добром не кончится. Самое обидное, что все из-за нас, а мы ни сном, ни духом. Ау, люди, если вы люди, объясните, что происходит!

— Зачем они вам? — странно поинтересовалась Милослава. — Отдавать все равно придется. Вы вымираете. Согласись, нам они принесут больше пользы.

— Скажи принцам, — сухо молвил Гордей, заметивший небольшое движение всадников вперед, — еще шаг, и ты станешь вдовой. Ты меня знаешь.

Я отметил слово «принцы». Это плюс к царевне с царевичем. У них здесь демографический перекос в плане высшего сословия?

Двое бойников навострили копья на Дорофея с Порфирием, вооруженных лишь мечами. Остальные не спускали глаз с царевны.

Милослава сделала вид, что не слышала. Впрочем, услышали сами принцы, Гордей добился желаемого. Мудро переглянувшись, они остались на месте. Видимо, действительно знали.

— У вас раненый? — переполз зловредный пальчик на Шурика. — Кто его так? Черт?

Заминка Гордея объяснила ей все. Милослава расхохоталась:

— Вы несете в башню черта? — Смело склонившись, рассмотрела Шурика. — Красный. Они все такие?

Она смотрела на волосы.

— Нет, — нехотя признал Гордей.

— Откуда знаешь?

Пришлось отвечать.

— Был второй. Черный.

— Ну, хорошо хоть «был», — кивнула царевна.

Седло заскрипело под внезапно заерзавшим царевичем. Пауза затянулась. Лгать он не решился, как и не стал опровергать догадку царевны.

— Почему не убил? — вновь указала она на Шурика.

— Обстоятельства.

— Не существует обстоятельств, отменяющих закон.

— Разночтение.

— Богохульствуешь. Не для того Алла-всеспасительница, да простит Она нас и примет, лично снизошла к людям и дала Закон, чтобы кто-то толковал его в свою пользу.

Гордей заерзал еще больше.

— Ангел не оставил мне выбора.

— Выбор есть всегда, — отрубила царевна.

Они уперлись в виртуальную стену прямой логики, за которой только драка. Тут встрял я:

— Бывает. Например, заповедь «Не укради».

Думал, царевна возмутится внезапным вторжением в беседу. Она только хмыкнула:

— Просто: не кради. Украл — преступник. Преступил — умрешь.

— Как не украсть еды, если умираешь с голода? — не отставал я. — Тогда нарушишь более серьезную заповедь — «Не убий»!

Псевдоумным парадоксом поставить кого-то в глупое положение еще в школе было моей фишкой. Из-за способности доводить учителей до истерик в классе меня обзывали страшным словом софист.