Шпионский роман - Акунин Борис "Чхартишвили Григорий Шалвович"

– Что это там чернеет? – спросил Поручик, глядя через бинокль на озеро. – Вон там. Часом не остров?

– Точно! – подтвердил Головастый. – Островок. Маленький, метров тридцать в поперечнике.

– Туда он и целит. Усмотрел сверху. Ишь, мастер парашютного спорта.

Егор небрежно сказал:

– И ничего особенного. Я бы тоже приземлился. При пятиметровом ветре – запросто. Если б остров был метров десять, тогда, конечно…

– Значит, так, – прервал дискуссию Октябрьский, очевидно, уже принявший решение. – Дорин, идешь со мной. Остальным оставаться на берегу. До моего сигнала… Или до выстрелов. Этому, – показал он на поникшего фон Лауница, – кляп в рот. На всякий случай.

Вдвоем перепрыгнули через полосу воды на лед, быстро зашагали. Под ногами похлюпывало, несмотря на минус два. Еще пару дней теплыни, и завздыхает покров, треснет.

Парашютиста было видно уже невооруженным глазом. По серебристому небу скользил белый конус, спускаясь к темному пятну островка. Похоже, приземлится раньше, чем мы дотопаем, прикинул Егор. Идти было метров триста.

– Linda, Linda, mein Scha-atz…[5] – напевал Октябрьский на мотив «Светит месяц, светит ясный».

И Егору было совсем нестрашно. Не то что несколько минут назад, на берегу, когда топили шпионов.

– Товарищ старший майор, а как вы догадались, что Штальберг набрехал про пароль?

– Я его досье помню. Зубастый волчище. Железный крест у него за Испанию. Такой легко не сломается. К тому же литературу надо знать. Балладу «Вересковый мед» читал? Про то, как шотландцы хотели выведать у отца с сыном особо секретные сведения? А старик им велит сына убить – тогда, мол, скажу. Они, дураки, послушались.

Правду сказал я, шотландцы,От сына я ждал беды,Не верил я в стойкость юных,Не бреющих бороды.А мне костер не страшен,Пусть со мною умретМоя святая тайна,Мой вересковый мед.

Вот и островок: слева обрывистый берег, справа пологий; сухая трава, черные кусты, на них – белое полотнище парашюта. Человека не видно. Наверное, залег. Держит на мушке.

– Ну-ка, Дорин, крикни с убедительным баварским подвыванием: «Fehlt Ihnen was?»[6]

– Вы целы? – заорал Егор, приставив ладонь ко рту.

От земли отделилась тень. Высокий мужчина, в шлеме и комбинезоне. Точно – в руке пистолет. Кажется, 712-ый маузер, бабахающий очередями.

– Мы беспокоились, что вы угодите в полынью, – возбужденно воскликнул Октябрьский на своем чудесном немецком. – Вон она, совсем близко!

Под самым берегом действительно темнела вода.

– Ничего, – отозвался парашютист. – Сверху ее было хорошо видно. Пароль назовите.

А говорит он по-немецки нечисто, заметил Дорин. Бегло, но с акцентом.

– Марта, то есть Магда. Ах нет, шучу. Линда. Малышка Линда, – засмеялся старший майор, карабкаясь по склону. – Паршивая память на женские имена. Помогите-ка.

Шпион спрятал пистолет, нагнулся с крутого откоса и рывком вытянул их наверх – сначала одного, потом второго.

– Зашибли? – спросил Октябрьский, кивая на левую руку агента, плотно прижатую к боку.

– Немного, локоть. Ерунда, перелома нет. Но скатать парашют не сумею. Помогите. А потом кинем в воду.

– Ну-ка, Руди, – подтолкнул старший майор Егора, – давай в четыре руки. Это мой помощник, – объяснил он парашютисту. – Между прочим, служил в Люфтваффе. С парашютами управляться умеет.

Тот кивнул. Теперь он повернулся лицом к лунному свету, и Дорин разглядел широкое лицо с приплюснутым носом, прищуренные глаза. Агент беспрестанно поводил шеей, оглядывая белый простор. Но там было пусто и тихо, только шелестел ветер.

Сняли парашют с кустов, высвободили стропы, в два счета скатали.

Немец, или кто он там, стоял чуть поодаль, наблюдал. Ногой придерживал рюкзак.

Сейчас товарищ старший майор начнет его пульпировать, знал Егор. Перед арестом нужно вытянуть из фашиста как можно больше информации.

– Не болтало? В воздухе? Прогноз был неважный, мы с полковником Кребсом беспокоились, – приступил к делу старший майор, как бы ненароком упомянув заместителя военного атташе, который, по сведениям Органов, имел в германской разведке более высокий статус, чем его начальник.

Агент промолчал.

Подтащили парашют к обрыву, скинули в воду. Громкий всплеск, черные брызги, потом белая пена. Надо же, под самым берегом, а не мелко.

– Что же мы не познакомимся? – сказал Октябрьский, поворачиваясь. – Это, как я уже сказал, Руди. Ну а я гауптман Решке. Приветственная депутация в полном составе. А кто вас провожал? Вы откуда вылетели – из Мишена или из Штеттина? Ну, будем знакомы.

И протянул руку.

Из инструктажа Дорин знал, что заброской агентов в СССР сейчас занимается Абверштелле (то есть, региональное управление) «Кенигсберг», с разведшколой и аэродромом в прусском местечке Мишен, и Абверштелле «Штеттин». Про первое подразделение мало что известно, про второе информации вообще ноль.

Широко улыбнувшись, парашютист подал правую ладонь и вдруг резко качнулся вбок. Левая рука, якобы ушибленная во время приземления, согнулась в локте, тускло блеснула черная сталь. Ярко полыхнула вспышка, слившись с грохотом выстрела, но Октябрьский каким-то чудом успел ударить по дулу, и пуля ушла в землю.

Старший майор схватил пистолет за ствол, крикнул:

– Егор!!!

Дорин рванулся, но парашютист выпустил пистолет, отпрыгнул назад и, крякнув, влепил Октябрьскому ногой в грудь.

Старший майор, взмахнув руками, рухнул с крутого берега – судя по всплеску, прямо в прорубь. Однако смотреть в ту сторону было некогда – правой рукой агент уже рвал из кармана маузер.

– Лында! Хады чекистские! Поубываю! – яростно хрипел перекошенный рот.

Украинец, успел подумать Егор, налетая на противника. Для начала зацепил апперкотом в подбородок и сразу провел серию быстрых ударов: в корпус, в корпус, в корпус, в лицо, в лицо, в лицо.

От последнего, завершающего, парашютист опрокинулся навзничь, маузер отлетел в сторону, но Егору всё казалось мало.

Прижав руки упавшего к земле коленями, он молотил наотмашь, как никогда в жизни. На ринге или в драке он всегда сохранял хладнокровие и ясность мысли, а тут потемнело в глазах, уши будто заложило. Дорин сам не слышал, что при каждом ударе выкрикивает:

– На! На! На!

Кто-то схватил его сзади за плечи, отшвырнул.

Над Егором стоял старший майор, мокрый и перепачканный землей.

– Ты что?! Убьешь! А ну посвети.

Стуча зубами от возбуждения, Дорин достал из кармана фонарик.

Агент лежал, закатив глаза. Вместо лица – кровавая каша: нос свернут на сторону, сломанная челюсть полуотвисла, меж разбитых губ блестят осколки зубов.

– Вроде живой… Просто отключился. Эк ты его, – покачал головой Октябрьский, щупая пульс. – Неинтеллигентный ты человек, Дорин. Не умеешь обращаться с иностранцами.

Хоть с него ручьем лила вода, но голос был спокойный, всегдашний, и от этого Егор окончательно пришел в себя. Огляделся вокруг. Увидел, как по льду бегут черные фигуры – услышав выстрел, группа сорвалась с места.

– Он не иностранец, он украинец, товарищ старший майор.

– Вот как? Вы даже успели поболтать? Что еще он тебе сообщил?

– Ничего. Линда, говорит, гады чекистские, поубиваю. Но говор украинский, сто процентов. Чего он вдруг стрелять-то стал?

Октябрьский сокрушенно почесал скулу.

– Чего-чего… Дурак я, вот чего. Наврал, выходит, Лауниц про Линду-то. Хорошо хоть этот нас с тобой сразу не завалил. Очень уж в себе уверен был. Нас только двое, а у него в левой руке ствол… Эй! – крикнул он, оборачиваясь к озеру. – Лауница притащили?