Чугунный всадник - Михаил Успенский

Искусство выживать папа с великой тщательностью стал передавать родившемуся у него напоследок сыну Агапию. Тот должен был все унаследовать и приумножить. Но с раннего детства в судьбу Агапия начали вкрадываться страшные, подлинно роковые ошибки. Первая была совершена еще в роддоме, так что Агапий, собственно, был и не Агапий, а один очень известный впоследствии киноактер, вынужденный вырасти из-за этого не в профессорской, а в рабочей семье: перепутали бирки.

Потом папа обратился по блату к одному очень знатному человеку (да что темнить - к Булганину), и тот живо устроил Агапия в школу закрытого типа для советских разведчиков. Ученики этой школы, крепкие, рослые и совершеннолетние, дивились на семилетнего шкета, что, мол, эта мелюзга здесь делает, но спрашивать в подобных заведениях не принято: значит, так положено. Буквы родного алфавита перепутались в голове мальчика с точками и тире азбуки Морзе, правила хорошего тона - с приемами самбо, политологические знания - со сказками братьев Гримм. Из-за этого он по профилю работать, естественно, не мог, но и выгонять его из номенклатуры команды не было.

Путаница же в голове осталась и развивалась. И покуда должности, занимаемые Агапием Платоновичем, были не высокими, то и вреда от этой путаницы большого не было. Разве что самолет не в ту сторону отправит, микрорайон построит в виде серпа и молота, речку запакостит или собор XII века снесет.

Вырос он, наконец, до работника крупного краевого масштаба, возглавив отдел административных органов. И вот тут-то и покалечил себе жизнь за три приема.

Так, перед Новым годом, описавшись, он направил в спецраспределитель ватники вместо батников. Никто из отоваривавшихся и близких их родственников на лесоповал не собирался, и описка была истолкована в оскорбительном смысле. Батники же необоснованно достались приятно шокированным работягам. Друбецкому-заде поставили на вид.

В другой раз, опять же перед праздниками, он перепутал спецпайки с лагерными пайками для спецконтингента. Питомцы ближайшего исправительно-трудового учреждения получили ни с того ни с сего шикарные посылки недозволенного веса с датской консервированной ветчиной и забытыми крабами. К счастью, посылки шли через лагерное начальство, и оно не позволило осквернить перевоспитываемые желудки буржуазной роскошью: сами все сожрали. А ответственным работникам в хитром магазинчике выдали для ради праздничка по миске баланды с капустным листом и по краюхе серого хлебушка. Собрали тут же, в магазине, бюро и дали Друбецкому-заде строгача с предупреждением.

Бог любит троицу. Самый страшный случай произошел во время исторического визита Генерального секретаря. Агапий Платонович отвечал за встречу, и надо же было ему перепутать понятия "эскорт" и "кортеж"! А еще языкам обучался! Смех смехом, но в результате этой ошибки ошарашенных гаишников в белых крагах рассадили по "зилам" и "чайкам", а генсек с супругой оказались вдруг на мотоцикле и погнали по шоссе без всякого прикрытия. Идиотское происшествие было подано прессой как торжество демократии в ее подлинном понимании. Агапию Платоновичу дали пинком под зад в связи с переходом на другую работу.

С горя Друбецкой-заде занялся футурологией. Она, как известно, особенных знаний вовсе не требует, а требует она единственно крепкой веры в поступательное движение прогресса. Друбецкой-заде автоматически перепихнул все желаемые, но не достигнутые достижения в две тысячи пятидесятый год и стал ждать, что получится. И чуть было не дождался Государственной премии за неистовый оптимизм. Но тут Павел Янович предложил ему интересную работу в своем министерстве, закончившуюся вышеописанным крахом и попаданием в Заведение. Агапий Платонович не сразу понял, что путь назад отрезан навсегда, требовал воссоединить его с тремя женами одновременно. Потом перебесился, вступил в санитарную службу и стал референтом самого Гегемонова. Он наловчился складывать из гегемоновских речевых фрагментов довольно приличные выступления, подкрепляя их цитатами из последних указаний. Попутно он продолжал вести научную работу, подтачивая авторитет самого ученого человека в Заведении - академика Фулюганова Диавола Христофоровича.

13. НАУКА ЮНОШУ ПИТАЛА

Академик Фулюганов Диавол Христофорович на самом деле, по идее, был Иаков, так его назвали родители, но глухой и вредный писарь, которого собрались гнать из волостного управления, решил напоследок напакостить да и написал в свидетельстве Диавола вместо Иакова.

Когда спохватились, уже началась революция, и отец решил, что имя пущай подождет. В случае чего сойдет за антирелигиозную пропаганду. А тут еще сосед, Макар Страмцов, назвал сына Жупелом - одно к одному.

Маленький Диавол родился естествоиспытателем. Причем любил испытывать такое естество, чтобы и живое было, и чтобы в лоб от него за такие испытания не заработать. Сперва мучил котят, но котята царапались, а другие ребята колотили самого мучителя. Поэтому сверстников он стал сторониться, уединялся в лес, где обратил свое неокрепшее внимание на муравейники. Если муравейник поджечь, то будет очень интересно. А еще можно целый день дуть квас и терпеть, а потом побежать опять-таки к муравейнику и устроить всемирный потоп. Так эти муравьи начинают беспокоиться, так шебутятся, что душа радуется! Вот душа Диавола Христофоровича все детство и прорадовалась, благо родители его работой не утруждали, да и себя тоже, поскольку жили исключительно за счет собственной бедности. Кроме того, они не без оснований считали сына полудурком. Но Диавол Христофорович полудурок-то был полудурок, а себя понимал. Когда в его пользу конфисковали у соседа штаны, он в этих штанах сразу дунул в город без всякой грамоты, зато со справкой о беднейшем происхождении, и поступил на рабфак, а потом и в институт с насекомым уклоном.

Ему было скучно слушать на лекциях, что там насекомые едят и как дышат. Считать им ручки и ножки он оставил схоластам-космополитам. Вместо курсовых он писал, как уж мог, заявления на профессоров, уличал их в политической близорукости и классовой слепоте. Неуличенные принялись ставить Фулюганову отличные оценки по всем предметам.

Наконец пришла пора диплома. Диавол Христофорович сперва попробовал оставшихся профессоров ущучить, но ему объяснили сведущие люди, что диплом должен быть не о преподавателях, а о самих насекомых. Тут Фулюганов неволею вернулся к муравьям.

Весь преддипломный период он провел в подмосковном лесу. Чтобы прокормиться, нимало не страшась, забирался в опечатанные дачи, поедал соленые грибы и варенья, страдал поносом и даже оброс бородой, хотя походить на мужика или ученого в то время было ни к чему.