i 1cdedbafc07995a6 - Admin

   Страсть к лекарствам передалась ему от бабушки. Если бы мы не позаботились о медикаментах заранее, он погнал бы нас в аптеку при первой же возможности.

   -- Ахуеть! -- Арт с восторгом разглядывает набитый оружием салон "Октавии". -- Вы че, весь магазин вынесли?

   Женя с Михасем отмечают находку Арта победным кличем. Однако при упоминании магазина наши с Витосом и Вано лица темнеют, от улыбок не остается и следа.

   Это не ускользает от внимания моего брата.

   -- Чо у вас там случилось? Рассказывайте! Вы под дождь попали?

   -- Попали, -- отвечаю ему. -- И не только под дождь.

   Следующие пять минут Михась, Арт и Женя слушают мой краткий пересказ событий у "Супер-Арсенала", дополненный ремарками от Витоса и Вано. Я выкладываю все как на духу, умолчав лишь о полумертвом парне в подсобке магазина, которому отказал в "последней милости", как называли это в старину. Возникшее между нами полуминутное откровение принадлежит лишь мне одному.

   Когда я заканчиваю, повисает напряженная тишина.

   -- Малой, ты как? -- наконец, обращается к Витосу Арт.

   "Малым" Витоса трудно назвать -- он уже давно не уступает брату ни в весе, ни в росте. Арт старше него на шесть лет, но сейчас, когда одному двадцать шесть, а второму двадцать, разница в возрасте почти стерлась. Осталась лишь старая привычка.

   -- Нор'мально, -- кивает тот.

   Он лжет -- мы все это видим. Но кто сейчас хочет услышать правду?

   -- Бля-я, -- Арт обводит взглядом окружающее пространство. Мне даже не надо стараться, чтобы отыскать парочку трупов -- глаза сами натыкаются на них повсюду. -- Мы действительно в зомби-апокалипсисе... Пиздец, до сих пор не верится! А вам?

   Почти дружно качаем головами.

   Что касается меня, последние сутки я пребываю во власти механизма психологической самозащиты. Кажется, в медицине это называют состоянием "отрицания" -- так больной терминальной стадией рака реагирует на известие о своей скорой смерти. Он отказывается верить.

   Так и я. Я верю своим ушам, верю своим глазам, верю своему носу ("дождь пахнет рвотой, алкогольной рвотой"), но я не верю всей картинке в целом. В глубине души я надеюсь проснуться однажды в своей кровати и обнаружить, что все произошедшее со мной -- до чертиков реалистичный дурной сон.

   -- Ну, ты, Вано, мозг... -- качает головой Арт. -- Я б даже не додумался колеса им пробить.

   Ваня деловито приосанивается. Несмотря на угрызения совести, он явно польщен.

   -- В пизду такие истории... -- Женя опасливо оглядывается по сторонам. -- Сожрали заживо, говорите?.. Ну-ка дайте мне ружье!

   -- Не здесь, -- отрезает Михась. -- На базе разберемся.

   -- Ну, а вы тут как? -- обращаюсь к нему. -- Дождик покапал на нервы?

   -- У нас тоже не без сюрпризов.

   -- Серьезно? Рассказывай.

   -- Приедем домой, покажем. А сейчас давайте-ка двигать отсюда.

   17:40

   Мы слышим призывный вой бабушки еще на дороге. Заключенные в тюрьме приутихли, в отсутствии конкурентов ее тонкий голосок разрезает тишину обезлюдевшего района, как нож масло. Женя оставил ее всего на двадцать минут, а она уже вопит так, словно собралась зазвать в гости всех "прокаженных" в округе. Что же будет, когда мы сообщим, что собираемся оставить ее на несколько дней?

   На пару с братом бросаемся в дом. Старуха в полуневменяемом состоянии сидит на диване в спальне и плачет навзрыд, совершенно не понимая, что происходит. Ей аккомпанирует Дэн, жалобно поскуливая под столом на кухне. Нам требуется не меньше двадцати минут, чтобы успокоить ее. В ход идут транквилизаторы и валерьянка.

   Попутно осматриваю дом. Пацаны поработали на славу -- все окна заколочены дюймовыми досками, на столе в кухне высятся ряды бутылок с питьевой водой, припасы сложены в холодильник. Компрессор не работает -- электрические сети рухнули сразу за телефонными -- но это лучше, чем оставлять еду на съедение мышам.

   Совершенно измотанные, возвращаемся во двор, где нас ждут остальные.

   -- Ну, что там? -- спрашивает Михась. На вечно румяном лице тревога и сострадание.

   -- Вроде, чуть угомонилась, -- отвечает Женя. -- Бля, пипец какой-то... -- он с укором смотрит на меня: -- Ну, и как ты собираешься оставить ее одну? Она же помрет к вечеру!

   -- Не помрет, -- отвечаю. -- Поплачет, проголодается и пойдет есть.

   Я не лукавлю, воли к жизни в моей бабке побольше, чем у некоторых молодых. Врачи ее столько раз хоронили, а она ничего, живет.

   Пока мы препираемся, Ваня с Артом заканчивают переносить наши трофеи из "Октавии" во двор.

   Производим инвентаризацию. Начинаем, конечно, со стрелкового оружия. У нас джек-пот: пара помповых "Ремингтонов 870", пара помповых "Моссбергов 500", два карабина "Сайга 12", и еще четыре "Ижа" -- пара 12-х и пара 27-х. Все модификации рассчитаны на 12-й калибр, коробки с боеприпасами битком набиты в садок. Есть все варианты: пулевые, дробовые, картечь. Да, и вдобавок арбалет "Мангуст" российского производства, если верить надписи на цевье. В кивере для стрел четыре углепластиковые стрелы.

   Ну, и остальное по мелочам: десять охотничьих ножей с фиксированным клинком разной длины, с полдюжины капканов на мелкую дичь, две газовые плиты и упаковка баллончиков к ним, два мотка хорошей альпинистской веревки, две трехместные палатки, два походных рюкзака, с десяток фляжек и фонариков, пара раций с упаковкой батареек, а так же полный ягдташ медикаментов. Рыболовные снасти мы не брали -- у моего отца в сарае столько, что хватит укомплектовать командный рыболовный марафон.

   В самом конце мы достаем свертки с дождевыми плащами.

   -- А это еще зачем? -- хмурится Женя, и вдруг прозревает: -- А, понял! Туплю...

   Оглядывая сваленные в кучу на столе сокровища, мы радуемся, как дети. Наличие огнестрельного оружия мгновенно возносит нас на вершину пищевой цепи, делая самыми опасными хищниками в урбанистических джунглях.

   Осталось только научиться всем этим пользоваться.

   -- Кто-нибудь умеет стрелять? -- задаю вопрос.

   Лес рук.

   Ага, ясно. Значит, никто.

   -- Окей. А перезаряжать?

   Желающих продемонстрировать свой талант значительно меньше. Это тебе не на спусковой крючок давить. Мы -- одомашненные хищники, непривыкшие к суровым будням дикой природы.

   -- Да хуля там делать! -- выступает вперед Ваня, выплевывая сигарету. -- Дайте сюда!

   -- Вано, погодь, -- осаживает его Михась. -- Ты у нас, конечно, Рембо, но тут всем надо попрактиковаться. И, кстати, у нас есть неплохая возможность. Больше скажу -- у нас есть мишень.

   Я недоуменно вскидываю брови:

   -- Мишень?

   Михась, Арт и Женя заговорщически переглядываются.

   -- Помните сюрприз, о котором говорил Михась? -- спрашивает Женя.

   -- Ну! -- хором отвечаем с Виталиком.

   Ваня утвердительно машет головой.

   -- Пойдемте, -- кивает Михась. -- Это надо видеть.

   18:10

   "Прокаженный" привязан к забору за сараем по рукам и ногам. Толстый слой белой капроновой нити, которую мы с братом используем при сборке карнизов для жалюзи, намертво фиксирует запястья и лодыжки к сетке забора. Как и на всех "прокаженных", на твари нет одежды. Тело худощавое, угловатое, сплошь покрыто синяками и ссадинами. С удивлением понимаю, что это мальчишка, лет десяти-двенадцати. Глаза и нос выдают в нем ребенка, хотя зрачки сужены, а ноздри раздуваются в бешеных попытках всосать в легкие весь окружающий воздух. Дыхание "прокаженных" в два раза чаще обычного, сердцебиение, если следовать логике, в четыре. На месте рта мальчишки -- кровавая каверна, в которую он превратил свои изжеванные губы.

   У нас с Ваней вырывается вздох удивления. Витос смотрит на "прокаженного", широко открыв рот.

   При виде нас звереныш выходит из оцепенения, в котором пребывал, и принимается раскачивать сетку рабицы, издавая при этом жутки горловые звуки. В кровавой каше изуродованного рта мелькают белые зубы.

   -- Это Джон его поймал, -- извещает Михась.

   Мы поражены еще больше.

   -- Да, -- мой брат напускает на себя безразличный вид, -- случайно. После дождя эти твари повылазили отовсюду, как черви. Когда прояснилось, я пошел осматривать периметр. Слышу, за сараем бьется кто-то, и шипит. Смотрю -- эта тварь ногой в заборе застряла, а выбраться не может. Походу, укрытие себе искала.

   Только теперь я замечаю -- левая нога отродья глубоко засела в сетке, искалеченная ступня все еще кровоточит.

   -- Он меня не видел, прикиньте! -- продолжает Женя. -- У них на свету слепота какая-то... А у меня с собой только бита. Ну, я сзади подкрался, ебнул по башке! Думал, убью, к хуям. Но они, Максим, пиздец какие живучие! Не сдох, только отрубился. Потом пришел Михась и предложил привязать к забору. Я-то сразу прикончить хотел, но он мне не дал.

   Все смотрим на Михася.

   -- Ну, -- пожимает плечами тот, -- раз уж нам предстоит иметь с ними дело, неплохо бы сначала изучить их слабые места, вам не кажется?