Разум и чувство - Джейн Остен

– Уверяю вас, это не в моей власти.

Затем полковник начал прощаться.

– Есть ли шанс, мисс Дэшвуд, увидеть вас и ваших сестер зимой в городе?

– Боюсь, что нет.

– В таком случае я вынужден проститься с вами на гораздо больший срок, чем мне бы хотелось.

Марианне он просто поклонился.

– Но, полковник, – сказала миссис Дженнингс, – до того как вы уедете, расскажите нам, что это все-таки за дело.

Он пожелал ей доброго утра и в сопровождении сэра Джона покинул комнату.

Сожаления и причитания вырвались наружу, когда вежливость перестала их сдерживать. Все снова и снова соглашались в том, как досадно подобное разочарование.

– Кажется, я знаю, в чем состоит его дело, – торжественно сообщила миссис Дженнингс.

– И в чем же, мадам? – спросили все почти хором.

– Я уверена, что это касается мисс Уильямс.

– А кто такая мисс Уильямс? – спросила Марианна.

– Что? Вы не знаете, кто такая мисс Уильямс? Нет, не может быть, что-то о ней вы точно слышали. Она родственница полковника, дорогая моя, очень близкая родственница. Мы не скажем, насколько близкая, чтобы не шокировать молодых девушек. – Затем, чуть понизив голос, она сказала Элинор: – Она его родная дочь.

– Неужели?

– О да. Она похожа на него как две капли воды. И смею предположить, что полковник оставит ей все свое состояние.

Вернувшись в столовую, сэр Джон присоединился к общим стенаниям насчет неудавшейся поездки, а в заключение добавил, что раз они все-таки собрались вместе, то должен быть способ провести это время приятно. После недолгого обсуждения решили, что хотя по-настоящему счастливыми в этот день они могли стать только в Уайтвелле, то поездка по окрестностям будет неплохим утешением. Приказали подать экипажи. Карета Уиллоби была первой, а Марианна выглядела счастливее некуда, когда садилась в нее. Они быстро проехали через Парк и вскоре пропали из вида. Общество же увидело их только по возвращении, причем гораздо позднее всех остальных. Они выглядели очень довольными своей поездкой, но сказали только, что кружили по переулкам, а не отправились в холмы, как остальные.

Решили вечером устроить танцы, а день провести как можно веселее. Другие члены семьи Кэри подъехали к обеду, а потому за стол село почти двадцать человек, что заметил сэр Джон с большим удовольствием. Уиллоби занял свое обычное место между двумя старшими мисс Дэшвуд, миссис Дженнингс села справа от Элинор. Еще не начали подавать яства, когда она, наклонившись за спиной Элинор и Уиллоби к Марианне, сказала достаточно громко, чтобы услышали и они:

– А я все узнала, несмотря на ваши хитрости! Я знаю, где вы провели утро.

Марианна покраснела и быстро спросила:

– И где же?

– А разве вы не знали, – поинтересовался Уиллоби, – что мы катались в моем кабриолете?

– Как же не знать, мистер бесстыдник. Знаю, и очень хорошо, и именно поэтому я решила узнать, где вы катались. Надеюсь, вам нравится ваш дом, мисс Марианна. Я знаю, он очень большой, и когда я приеду навестить вас, то вы поставите в нем новую мебель. Я была там шесть лет назад, и тогда он очень в этом нуждался.

Марианна в смущении отвернулась. Миссис Дженнингс весело рассмеялась, а Элинор поняла, что для того, чтобы узнать правду, она подослала свою горничную к груму мистера Уиллоби. Таким образом она установила, что они ездили в Алленхейм и провели там достаточно много времени, гуляя по саду и осматривая дом.

Элинор с трудом могла поверить в подобное. Она не могла даже предположить, что Уиллоби пригласил, а Марианна согласилась войти в дом, когда миссис Смит, с которой она даже не знакома, находилась там.

Как только они покинули столовую, Элинор спросила об этом Марианну, и, к величайшему ее удивлению, все, что говорила миссис Дженнингс, оказалось правдой. Марианна даже рассердилась на нее за эти сомнения.

– Почему ты думаешь, Элинор, что мы не ездили туда и не осматривали дом? Разве ты не хотела побывать там?

– Да, Марианна, но я ни за что не отправилась бы туда без ведома миссис Смит, тем более с одним мистером Уиллоби.

– Мистер Уиллоби – единственный человек, который имеет право показывать этот дом, а так как мы ехали в кабриолете, то никто третий с нами поехать не мог. Это было самое приятное утро в моей жизни.

– Боюсь, – ответила Элинор, – что приятность не всегда залог приличия.

– Напротив, другого более верного залога не найти. Если бы я переступила истинные требования приличия в том, что сделала, то постоянно бы чувствовала это. Ведь когда мы поступаем неправильно, то всегда это сознаем, а потому практически не получаем от этого удовольствие.

– Но, милая Марианна, теперь, когда тебе пришлось выслушать такие дерзкие намеки, неужто ты не усомнилась в правильности своего поступка?

– Если считать дерзкие намеки миссис Дженнингс доказательством неприличного поведения, то все мы только и делаем, что нарушаем приличия в каждый миг нашей жизни. Меня ее осуждение трогает не более чем ее похвалы. Я не чувствую, что поступила неправильно, когда согласилась погулять в саду миссис Смит и осмотреть ее дом. Со временем они будут принадлежать мистеру Уиллоби и…

– Даже если бы со временем они стали принадлежать тебе, Марианна, то все равно твоему поступку нет оправдания.

Марианна после этих слов покраснела, но было видно, что ей понравился этот намек. Минут через десять она подошла к сестре и сказала с большим удовольствием:

– Пожалуй, Элинор, было ошибкой ездить в Алленхейм, но мистер Уиллоби так хотел показать мне поместье! Уверяю тебя, дом просто очарователен. Наверху есть милая гостиная, такого размера, которую вполне можно было бы постоянно использовать. А будь она хорошо обставлена, то ничего лучше и представить себе нельзя. Это угловая комната, и окна выходят на две стороны. С одной стороны они выходят на лужайку для боулинга, которая простирается до леса. А с другой стороны видны церковь и деревня, а также холмы, те самые, которые нам так нравились. Но вид гостиной мне не понравился: мебель хуже даже представить себе нельзя, но если ее обставить заново… Уиллоби считает, что двухсот фунтов вполне хватит для того, чтобы сделать ее одной из самых очаровательных летних гостиных во всей Англии.

Если бы их не прерывали, то Элинор пришлось бы выслушать восторженное описание всех комнат в доме.

Глава 14

Внезапный отъезд полковника Брэндона, причину которого открыть он так и не пожелал, занимал мысли миссис Дженнингс еще дня два-три. Она продолжала строить всевозможные домыслы, благо фантазии ей на это хватало. Как все любопытные, жаждущие узнать все и вся о своих знакомых, она без конца прикидывала, что могло произойти, но не сомневалась, что он получил плохие новости. Она неустанно перебирала многочисленные беды, которые могли его постигнуть, абсолютно уверенная, что он не мог избежать их всех разом.

– Случилось что-то плохое, я уверена, – говорила она. – Это было видно по его лицу. Бедный! Должно быть, он находится в довольно тяжелом положении. Поместье в Делафорде никогда не приносило более двух тысяч дохода, а его брат оставил все в очень плохом состоянии. Я думаю, он был так срочно вызван из-за денежных проблем. Из-за чего же еще? Интересно, так ли это? Я бы отдала все на свете, только бы узнать правду. Но, возможно, дело касается мисс Уильямс. Я, наверное, могу так говорить, ведь недаром он столь сильно смутился, когда я упомянула ее имя. Может быть, она заболела? Вполне возможно, насколько я знаю, она никогда не обладала крепким здоровьем. Я могу поспорить на что угодно, что что-то произошло с мисс Уильямс. Вряд ли у него проблемы с деньгами: он хороший хозяин и точно уже давно освободил поместье от долгов. Интересно, что же все-таки произошло? Может, его сестре стало хуже, и она послала за ним. Вот почему он так торопился! Ну что ж, я от чистого сердца желаю ему благополучного завершения всех тревог и забот и хорошую жену.

Так думала миссис Дженнингс, меняя свое мнение каждые две минуты, и каждый вариант казался ей правдоподобнее другого. Элинор, несмотря на искреннюю заботу о полковнике Брэндоне, не могла посвящать все свое время мыслям о столь неожиданном его отъезде, как того хотелось бы миссис Дженнингс. По ее мнению, это обстоятельство не требовало столь длительного удивления и уж тем более столь тщательного обсуждения, ее мысли занимало другое. Ее удивляло молчание сестры и Уиллоби по тому поводу, который, они знали, интересовал всех. С каждым днем это молчание становилось все более интригующим и столь непохожим на их обычное поведение. Почему они не объявят открыто о том, что, судя по их поведению друг с другом, уже произошло, Элинор понять не могла.

Она легко могла допустить, что с браком придется повременить, так как, несмотря на независимость, Уиллоби нельзя было назвать богатым. Его поместье, по расчетам сэра Джона, приносило в год примерно шестьсот-семьсот фунтов. И этот доход не позволял ему жить на широкую ногу, хотя так он и делал. Именно поэтому Уиллоби часто жаловался на отсутствие денег. Но Элинор не понимала того покрова тайны, под которым они пытались скрыть факт своей помолвки, ведь этот покров ничего не прятал. Но это было так не похоже на их обычное поведение, что в душу Элинор закрадывались сомнения, произошла ли помолвка на самом деле, и эти сомнения мешали спросить Марианну прямо.