Град обреченный - Герман Иванович Романов

писали, как и о том, что объединение Руси Москвой шло всевозможными способами, но чаще «примучивали», ведь сохранявшие «вольности» земли этому всячески сопротивлялись. А таковые только сейчас и остались — вятичи, новгородцы, псковичи и тверичи. Им не дали объединится, а дальше поступят в соответствие с неизбежностью, по старинному принципу — «разделяй и властвуй». И сейчас выбивают Новгород, через семь лет настанет очередь Твери, потом Вятки, а Псков уже Василий III окончательно подчинит — маски будут сброшены. Последней станет Рязань — ее пока не трогают, Орда рядом, а она вроде «буфера».

— «Воевода», ты мыслью по древу не растекайся, скажи прямо — с нами конкретно, что будет⁈

— Теперь ничего хорошего — мы в списке личных врагов Ивана III будем числиться, как только в Москве узнают, что мы здесь отряд «служилых» побили. И серебра у нас нет — а его, поверьте, искать кропотливо будут. И кого крайними назначат, догадайтесь?

Нависла напряженная тишина — по побледневшим лицам «бутырцев» стало ясно, что они сообразили какие «перспективы» их ожидают. Причем, в очень недалеком будущем, потому что последовал вопрос:

— Может быть, есть кто нас на службу примет? Покровительство окажет — у нас ведь мушкеты имеются, до которых еще два века. Да и знания у нас имеются, те же технологии…

— Ивану мы без надобности — у него поместной конницы многие тысячи. Да и не простит нас. Псков ему союзник и враждебен новгородцам. До Вятки далеко, не дойдем просто — и оттуда уйти некуда, если только за Полярный Круг не свалить. Новгород обречен — голод начнется, сами сдадутся, осады не выдержав. Остается только Тверь, но как только новгородская земля будет присоединена к Москве окончательно, настанет и ее очередь через восемь лет. Без союза с новгородцами ей нипочем не устоять в полном окружении и изоляции — также обречена, хотя жители там настроены будут сражаться до конца. Только князь сбежит, не станет бесполезного кровопролития устраивать, и тотального разорения собственных земель.

— А если нам в Рязань рвануть?

— Через московскую территорию⁈ Так нас живота там быстро лишат — мы ведь здесь чужие, мужики. Занесло нас сюда поневоле — как кур в ощип попали, куда не кинь, везде клин. Теперь не знаю, что и делать — но лучше в Тверь сейчас подаваться, вот только знать бы — не выдадут ли нас всех. Хотя князь Михаил Борисович не дурак, и уже догадывается, что за Новгородом придет очередь и его Твери.

— Туда нельзя идти с пустыми руками — нужно найти новгородское серебро, — негромко произнес «Сотник». — Неподалеку оно, чую.

— «Воевода», — послышался голос подошедшего караульного. — От леса к нам мужик идет, руками машет — показывает, что без оружия…

Тверская область и сейчас лесной край с многочисленными озерами, речками и болотами.

Глава 10

«Сотник» в который раз оказался прав — крестьян «жаба» задавила, что добро с хрюшками и курами побросали, не успели увезти. К тому же интуиция у полковника оказалась на уровне логики — хуторяне наблюдали за ходом случившейся «баталии», а он это чувствовал — «смотрят, мол, за нами». Причем к московитам эти новгородцы относились крайне неприязненно — хуторок принадлежал «своеземцу» (равный по статусу в привилегиях «сыну боярскому») Мефодию Никишину, и получил он его во владение не от боярина, что в «сотню золотых поясов» входит, а от «Софийского Дома», то есть новгородского архиепископа.

«Владыко» был своего рода министром иностранных дел «вечевой республики», должность немаленькая, и еще казна новгородская находилась на его хранении — а это настораживало. Как и то, что его своеземец жил в самом приграничье с Тверским княжеством — многие доводы появились от осознания этого факта. Но пока приходилось держать свои мысли при себе, оценивая ситуацию, и находя ее весьма интересной…

Особенно если взять за истину все то, о чем рассказал московский боярин, пусть худородный, но самим Иваном Васильевичем отмеченный. Две тысячи гривен мог выдать только архиепископ, и отправить деньги только под охраной своих доверенных людей. И обеспечить прикрытие на маршруте — без этого провести караван невозможно. Но то пока только домыслы, и нужно выждать — если Мефодий «темнит», то рано или поздно себя выдаст или словом, либо поступком.

— Дал мне князь землицу, вот приходится уходить, хотя и жалко, сердце кровью обливается. Ведь прадеды верой и правдой служили «Софийскому дому», а теперь московскому князю в ноги падать не желаю. Вон, что твориться — шесть лет прошло, как с трудом отстроился, и все прахом пошло. Заново начинать невмоготу, лучше уж в Тверь отойти…

Новгородец тяжело вздохнул, кольчуга чуть звякнула — правая рука была «сухая», одна кость без мышц, борода «лопатой», на поясе приличных размеров тесак в простых ножнах. И сапоги из кожи, никак не украшены, и вообще выглядел небогато, скорее бедно, для помещика. Это и понятно — раз идет набег многочисленных вражеских отрядов в приграничные земли, то тут не до украшений, лучше о функциональности подумать.

— Служить Михаилу Борисовичу будешь?

Воеводин внимательно посмотрел на своеземца — явно хитрил Мефодий, болтал вроде без умолка, но чувствовалось, что пытается оценить всячески, на что способны «бутырцы». И заговаривал со всеми одноклубниками по простецки — про таких не зря говорят, что кое-куда без мыла залезть норовят. От его расспросов все отмалчивались, хотя понимали. Но успели между собой договориться, что никто ничего рассказывать не станет. Лучше отмалчиваться, делая вид, что плохо понимают, чем проговориться о будущих временах. Так что изворачиваться приходилось ему и «Сотнику», наскоро выстроив свою версию появления в здешнем мире. Пусть убого «состряпали», на скорую руку, но другого варианта не имелось.

В их положении лучше самим спрашивать, чем отвечать — хоть какое-то время выиграть для оценки положения. А так все сложилось как нельзя лучше — они медленно ехали по лесной дороге, держась почти рядом. «Лушка» рядом с мерином новгородца выделялась куда более высокой статью, так что Андрей Владимирович поглядывал сверху вниз.

Вечерело, заканчивался долгий день, от которого можно было сойти с ума. По лесной дороге растянулся большой обоз из полудюжины телег, на двух из которых негромко хрюкали свиньи, и сидели в плетеных корзинах нахохлившиеся куры, накрытые крышками. На четырех других везли имущество и трофеи, да уместилось полдесятка уставших «бутырцев», из тех, кто о верховой езде не имел практического