Сокровище антиквара - Бушков Александр Александрович

Он старался оставаться спокойным, но порой его прямо-таки потряхивало от нешуточного, азартного возбуждения, приходилось делать над собой усилие, брать себя в руки…

Ага! Справа показался поспешавший вдоль длиннющего ряда припаркованных машин дражайший клиент, господин Извольский собственной персоной. Смолин подобрался, полный веселого охотничьего азарта. По проспекту плыл сплошной поток машин, справа возвышался простерший руку в светлое будущее исполинский Ильич, переживший все перестроечные бури, по гранитным ступеням библиотеки вверх-вниз шмыгали студенточки, большей частью весьма приятные (и недорогие, что характерно), вечернее солнышко не по-осеннему жарко припекало, и вокруг до сих пор не маячил никто, в ком удалось бы распознать затихаренного мента. Все, одним словом, было обыденно.

Выбросив окурок, Смолин поднялся со своего насеста и махнул рукой. Завидев его, Извольский ускорил шаг, подошел, глянул на часы, виновато пожал плечами:

– Места нигде не нашел, только и удалось втиснуться у проезда…

– Да ладно, - добродушно сказал Смолин. - Мы с вами, в конце-то концов, не шпионы, которым в минуты-секунды уложиться нужно, иначе сорвется все…

– Привезли?

– А как же, - сказал Смолин. - Как договаривались. У нас, как в аптеке…

Он приоткрыл заднюю левую дверцу малыша «Витца», достал оттуда длинный сверток из плотной белой бумаги, старательно перемотанный в четырех местах широким прозрачным скотчем. Держа за середину, протянул доценту:

– Владейте. Стулья против денег…

– Ах да! - спохватился тот, неловко зажав сверток под мышкой, полез за бумажником. - Я ведь вам шесть должен?

– Именно, - сказал Смолин со светской улыбкой.

Приняв у клиента шесть пятисоток, развернул их веером, пересчитав одним взглядом, сложил купюры пополам и небрежно сунул в нагрудный карман куртки. Вокруг царили полное спокойствие и обыденность.

– Ну, я пошел?

– Заходите, если что, - сказал Смолин. - Всегда готов.

Глядя вслед удалявшемуся со свертком под мышкой доценту, он почувствовал разочарование: вот на три метра отошел, на пять, этак совсем уйдет…

Оп-па!

Показалось, что вся толпа совершенно мирного народа, сновавшего вокруг, вдруг развернулась и кинулась на Смолина. По казалось, конечно: всего-то двое крепеньких молодых организмов в штатском, самого невинного вида, метнулись к нему, крепко сцапали за запястья и негромко сообщили, что следут стоять спокойно и не дергаться, потому как они, организмы эти, имеют честь представлять собою шантарскую милицию.

Еще двое из того же разряда «хрен подумаешь», проворно притормозили доцента Извольского, предъявив в развернутом виде внушительную красную книжечку. И еще трое в цивильном сомкнулись вокруг на тесном пространстве меж капотами-багажниками припаркованных машин и железной оградкой.

А там и вынырнул неведомо откуда бравый майор, товарищ Летягин, приблизился не спеша, вразвалочку, с невыносимо довольной рожей заядлого охотника, наконец-то уцапавшего дичь. Ухмыльнулся вовсе уж торжествующе:

– Какая встреча, гражданин Смолин!

– Вообще-то, если помните, Гринберг, - сказал Смолин, смирнехонько стоя на прежнем месте, даже и не пытаясь высвободить запястья из железной хватки добрых молодцев.

Он видел, как Извольский что-то жарко доказывает, со всем интеллигентским пылом возмущается, определенно права качает, - хотя от правоохренителей любой страны в такой ситуации фиг отбрешешься… Как ни дергался доцент, его все же препроводили в совершенно штатскую «Волгу», стоявшую тут же, крайней в ряду.

– Ах да, запамятовал… - пожал плечами майор. - Какая встреча, гражданин Гринберг… Боюсь, пройти придется, благо всего-то два шага…

Он показал в сторону серого здания УВД. Смолин видел отсюда, что там, у парадного входа, уже остановилась «Волга», и из нее высаживали все еще бурно жестикулировавшего доцента.

– А собственно, на каком основании?

– Василий Яковлевич… - протянул Летя-гин с веселой укоризной. - Ну что вы, в самом деле… Солидный человек, две ходки имеете, неужели будете мне тут дите изображать? Вы задержаны по подозрению в совершении деяния, предусмотренного статьей двести двадцать два, пункт четвертый, незаконный сбыт холодного оружия…

– Нет, серьезно? - спросил Смолин спокойно.

Летягин обернулся, сделал размашистый жест, и к ним проворно приблизился очередной добрый молодец, с ухмылочкой продемонстрировавший Смолину небольшую видеокамеру.

– Все заснято, - сообщил Летягин. - Во-он из того окошечка. Как доставали товар из машины, как передавали, как брали денежки. Покупатель уже, сами видите, доставлен, сейчас найдем понятых, вскроем пакетик, внесем окончательную ясность… Ну, Василий Яковлевич? Запирайте бибику и пойдемте, гостем будете. Вы ж человек юридически грамотный, сопротивляться находящимся при исполнении сотрудникам не будете? И насчет незаконного задержания кричать не будете, а? Уж на три-то часа имеем право… Нет?

– Имеете, - мрачно сказал Смолин. - А я ведь потом жаловаться буду.

– Да ради бога! - любезно ответил Летягин. - Начальству моему, прокурору, в Европейский суд по правам человека… И куда там еще вздумаете. А пока пойдемте? Что нам тут торчать?

Смолин сумрачно сообщил:

– Без адвоката - ни словечка.

– Ну разумеется, Василий Яковлевич! - воскликнул Летягин. - Я вам лично гарантирую строжайшее соблюдение законности. В кабинетике сядем, адвоката вызовем… Бумаги писать будем, дело возбуждать…

Он прямо-таки лучился самодовольной добротой победителя, цвел, морда долбаная, как майская роза. Ну что тут было поделать? Не наутек же пускаться?

Под бдительным присмотром добрых мо-лодцев Смолин прихватил из машины бар-сетку, запер «Витц», и вся процессия направилась к серому зданию. Смолина уже не держали за руки, но взяли в «коробочку» и бдительно зыркали. Полный провал, короче.

…Летягин быстро вошел в кабинет, где под присмотром зоркоглазого опера сидел Смолин, положил на стол лист бумаги самого что ни на есть казенного вида. Поинтересовался все так же добродушно:

– Ознакомиться с актом не хотите, Василий Яковлевич? В присутствии двух понятых произведено вскрытие свертка. Обнаружено холодное оружие, имеющее крайнее сходство с японским офицерским мечом, именуемым еще «катана»…

– Поздравляю, - сказал Смолин. - Начинаете терминологией проникаться?

– Василий Яковлевич, - задушевно сказал Летягин. - Я вашей братией заниматься буду до-олго… Стараюсь вникать в темпе. Кстати, там уже закончили допрос гражданина Извольского, выступающего пока что в качестве свидетеля. Он человек интеллигентный, в отличие от некоторых адвоката не требует и на пятьдесят первую статью не ссылается… Уже показал, что данное холодное оружие купил у вас по предварительному сговору… Так что дело чистейшее получается… На сей раз влипли, а?

Смолин старательно уставился в окно. Хмыкнув, Летягин жестом отослал опера, сел за стол, вполне добродушно осведомился:

– Василий Яковлевич, неужели придуриваться будете?

– Да зачем? - пожал плечами Смолин.

– Тогда, может, и начнем? - Летягин извлек чистый бланк, аккуратненько положил рядом авторучку. - Протокол допроса… в качестве подозреваемого… А?

Смолин снова уставился в окно. В дверь коротко стукнули, и тут же появился Яша Гольдман, респектабельный, как «роллс-ройс», в дорогущем костюме, при галстуке и черном кейсе.

– Мне представляться? - с легкой ноткой сварливости спросил он с порога.

– Ну что вы, - все так же благодушно отозвался Летягин. - Господин Гольдман Яков Борисович, адвокат гражданина Смолина и еще доброй полудюжины граждан, что характерно, проходящих по абсолютно схожим делам… Столько раз с вами общались, что в представлениях и нужды нет… Ну, гражданин Смолин… ах, простите, Гринберг…

Яша живо прервал:

– У вас какая-то странная улыбочка была, когда вы произносили фамилию моего клиента…

– Яков Борисыч… - ухмыльнулся Летягин. - Вот только антисемитизъмов мне шить не надо на пустом месте. Да и времена сейчас не те, чтобы такое клепать…