Нашествие ангелов. Книга 1. Последние дни - И Сьюзен

Странно, в некоторых отношениях ангел невероятно силен. Его били и калечили, и он несколько дней истекал кровью, но при этом мог справиться с несколькими мужчинами зараз. Похоже, он никогда не мерзнет, хотя на нем ни рубашки, ни куртки. Но идти ему всетаки тяжело.

Когда мы наконец устраиваемся в доме, он сбрасывает сапоги. Ноги стерты до кровавых мозолей. Похоже, его розовые нежные ступни не привыкли к долгой ходьбе. Будь у меня крылья, я бы тоже предпочла летать.

Порывшись в рюкзаке, нахожу аптечку, а в ней несколько пачек пластыря от мозолей — вроде обычного, но побольше и покрепче. Я протягиваю упаковки ангелу. Он вскрывает одну с таким выражением на лице, будто ничего подобного прежде не видел.

Сперва он смотрит на сторону телесного цвета, которая для него слишком светлая, затем на обратную, с мягкой прокладкой, затем снова на лицевую. Поднеся пластырь к глазу, словно пиратскую повязку, он корчит рожу.

Мои губы раздвигаются в улыбке, хотя трудно поверить, что я до сих пор способна улыбаться. Я забираю пластырь:

—   Ладно, покажу, как им пользоваться. Дай-ка твою ногу.

—    В мире ангелов это весьма интимная просьба. Обычно для этого требуется ужин с вином и игривая беседа.

Остроумный ответ, ничего не скажешь.

—   Дело твое, — отвечаю я.

Что ж, лауреатом премии года за остроумие мне не быть.

—   Ты хочешь узнать, как пользоваться пластырем, или нет? — спрашиваю сердито.

На большее я сейчас не способна.

Он вытягивает ноги, все в ярко-красных пятнах. Мозоль на одной пятке лопнула.

Я смотрю на свои скромные запасы мозольного пластыря. Придется целиком потратить его на ноги ангела и надеяться, что мои собственные выдержат. Я осторожно накладываю пластырь на лопнувшую мозоль, стараясь заглушить внутренний голос: «Он пробудет с тобой пару дней, не больше. Зачем тратить на него ценные запасы?»

Ангел вытаскивает из плеча очередной осколок стекла. Он занимался этим всю дорогу, но постоянно находит новые. Если бы он не шагнул передо мной, проламывая стекло, я тоже вся была бы утыкана осколками. Я почти не сомневаюсь, что он не специально защищал меня, но все равно благодарна.

Осторожно снимаю кровь и гной стерильной салфеткой, хотя знаю: если он и заработает инфекцию, то скорее от глубоких ран на спине, а не от мозолей на ногах. Мысль о его потерянных крыльях заставляет мои руки двигаться нежнее обычного.

—   Как тебя зовут? — спрашиваю я.

Мне ни к чему это знать. Собственно, я и не хочу. Если знаешь кого-то по имени, кажется, будто ты с ним по одну сторону, а такого просто не может быть. Как будто допускаешь, что можешь с ним подружиться. Но и это невозможно. Какой смысл заводить дружбу с собственным палачом?

—   Раффи.

Я спросила лишь для того, чтобы отвлечь ангела. Пусть поменьше думает о том, что теперь ему придется пользоваться ногами вместо крыльев. Впрочем, имя кажется мне вполне подходящим.

—   Раффи, — медленно повторяю я. — Мне нравится.

Его взгляд смягчается, хотя выражение лица остается каменным. К моим щекам отчего-то приливает кровь, и я смущенно откашливаюсь. Едва заметная улыбка ангела вызывает желание познакомиться с ним поближе — словно с загадочным симпатичным парнем, о котором девушка может только мечтать.

Вот только никакой он не парень. И слишком уж загадочный. Не говоря уже о том, что девушка в данный момент не мечтает ни о чем другом, кроме еды, крова и безопасности своей семьи.

Пальцем я крепко прижимаю пластырь, чтобы не отвалился. Ангел глубоко вздыхает, и я не могу понять — от боли или удовольствия. Предусмотрительно не поднимаю взгляда, сосредоточившись на своем занятии.

—   Ну так, может, спросишь, как зовут меня?

Я готова самой себе дать пинка, — чего доброго, ангелу покажется, будто я пытаюсь с ним флиртовать. Конечно же, это совершенно исключено. По крайней мере, мне удается не рассмеяться.

—    Я и так знаю, как тебя зовут. — Он идеально передразнивает голос моей матери: — Пенрин Янг, открой немедленно!

—   У тебя неплохо получается.

—    Ты наверняка слышала старую пословицу — если знаешь чье-то истинное имя, имеешь над ним власть.

—   Это правда?

—   Возможно. Особенно между разными видами.

—   Тогда почему ты назвал свое имя?

Он откидывается назад и пожимает плечами — а какая, мол, разница?

—   И как же тебя зовут те, кто не знает твоего имени?

После короткой паузы он отвечает:

—   Гнев Божий.

Я медленно убираю руку с его ступни, сдерживая дрожь. Только теперь понимаю: если бы кто-то нас увидел, он бы подумал, что я оказываю ангелу почести. Он сидит в кресле, а я на корточках у его ног, потупив взор. Быстро встаю, глубоко вздыхаю, расправляю плечи и гляжу ему прямо в глаза:

—   Я не боюсь ни тебя, ни тебе подобных, ни твоего бога.

Мысленно съеживаюсь, уверенная, что сейчас последует удар молнии. Но ничего не происходит. Нет даже театрального раската грома. Впрочем, мой страх от этого не становится меньше. Я всего лишь муравей на поле битвы богов. Нет места для гордости или самомнения, и совсем немного возможностей для выживания. Но я ничего не могу с собой поделать. Кем они себя считают? Может, мы и муравьи, но это поле — наш дом, и мы имеем все права тут жить.

Выражение его лица слегка меняется, прежде чем снова стать божественно-невозмутимым. Все же мое безумное заявление как-то на него подействовало, пусть даже просто развлекло.

—   Нисколько не сомневаюсь, Пенрин.

Он произносит мое имя, словно пробуя на вкус нечто новое, перекатывая его на языке и пытаясь понять, нравится или нет. Мне становится не по себе, и я бросаю оставшиеся пластыри ему на колени:

—   Теперь ты знаешь, как этим пользоваться. Добро пожаловать в мой мир.

Я поворачиваюсь к ангелу спиной, подчеркивая, что не боюсь его. По крайней мере, в этом я пытаюсь себя убедить. К тому же, отвернувшись от него, я могу позволить себе дрожь в руках, пока ищу еду в рюкзаке.

—     Собственно, а что вам тут нужно? — спрашиваю я. — Я имею в виду — понятно, что вы явились не для дружеской беседы, но почему хотите от нас избавиться? Что мы такого сделали, чтобы заслужить истребление?

Он пожимает плечами:

—   Понятия не имею.

Я смотрю на него, раскрыв рот.

—   Послушай, тут не я командую, — говорит он. — Будь я хорошим торговцем, впарил бы тебе какую-нибудь историю поубедительнее. Но на самом деле мы просто бродим в потемках. И иногда натыкаемся на нечто кошмарное.

—   Вот как? Вряд ли все настолько случайно.

Не знаю, что я хочу услышать, но только не это: