Тайна святых - Петр Иванов

* * *

Постараемся дать теперь понятие о духовной жизни апостольского времени.

Обратимся к некоему сравнению.

Совершенство церкви есть полнота ее озарения светом Духа Святого. Это белый день верующих. Этот день длится до первого великого гонения, до рассеяния всех и образования отдельных общин.

Состояние церкви этой эпохи для нас совершенно непонятно. Но трудно перенестись нам и во времена апостольские. Продолжая сравнение благодати Духа Святого с дневным Светом, мы можем о себе сказать, что этот свет в наше нынешнее время слабо пробивается сквозь очень загрязненные, покрытые паутиной стекла, почти никого и ничего не освещая. Между тем, в первом веке церкви он, хотя и не сиял, как полуденное Солнце на чистом воздухе, но все же всех озарял и проницал, свободно лиясь через широко распахнувшиеся окна.

Как и где проявлялся свет Духа Святого в апостольские времена? Мы говорили уже о тех, как бы праздничных моментах общинных церквей, когда навещали их апостолы. Это было опять повторение огненного состояния первоначальной церкви. Радость была совершенна. Все и все горели в любви. “Вы были столь блаженны напоминает Ап. Павел свое пребывание в церкви что если бы можно было бы, исторгли бы очи свои и отдали мне”. Чудеса творились непрерывно. Ап. Петр, куда не приходил, или воскрешал мертвых, или исцелял людей, поражавших своими природными уродствами. Вообще чудеса пре восходили все, чем можно удивить разум человеческий. Побеждалось пространство: как пример можно указать случай с диаконом Филиппом. После крещения евнуха царицы Ефиопской, которого он встретил по повелению Божию на дороге из Иерусалима в Газу Филиппа восхитил (т. е. перенес) Ангел Господень, и он внезапно оказался в Азоте, где-то очень далеко от этого места. Чудеса творили даже платки и пояса Ап. Павла, когда их возлагали на больных и одержимых. Чародеи, которые не мало дивили народ своей магией, всегда не только побеждались, но и сами переходили в веру Христову и столь сильно были поражаемы тем, что видели и слышали, что в Ефесе, например, сожгли на площади все свои книги на 50.000 драхм. (Какая разница в духе со средневековой церковью: здесь они сожгли свои книги от любви ко Христу, там их самих сожгли бы во славу церкви).

В обычное время церкви (когда гостей не было), местом явлений силы Духа Святого были вечери любви- собрания общины. Собрания были постоянны. В учении ХII Апостолов сказано: “каждый день стремись к общению со святыми (святыми назывались все члены общины), дабы найти успокоение в их словах” и в другом месте “Учения”: часто сходитесь вместе исследуя, что полезно душам вашим”.

Что же происходило на этих собраниях, так определенно названных вечерями любви? И опять следует повторить: трудно, почти невозможно теперешним христианам понять чувства на этих собраниях церкви.

Трудность понимания прежде всего коренится в характере наших собственных общений: на храмовых службах, на собеседованиях по интересующим нас вопросам духовным, наконец, на Наших домашних собраниях друг к другу (прием гостей). Все это до такой степени для нас разное, что иным покажется даже нелепым соединение всех этих собраний в одно.

Мы везде разные с разным состоянием, как бы и сами по себе раздробленные и в общении друг с другом не соединяющиеся.

Чтобы из противоположения яснее понять чувства древних, дадим характеристику наших нынешних общений.

В церкви, духовная значительность литургии чувствуется всеми молящимися, пришедшими в храм не в силу привычки и не по долгу службы (как было нередко в империи), а ради Христа. Но умиление сердца испытывают только некоторые и то не во все время литургии, чаще, как мгновенное озарение, которое невозможно сохранить и удержать. Состояние же неописуемого счастья от ощутимого присутствия Бога любви и глубочайшее умиленное единение со всеми молящимися — есть чувство ныне исключительное, почитаемое откровением. Характерность нашей молитвы в храме есть переживание ее, как личного чувства без слияния со всеми молящимися. Эта неслиянность соответствует, и всему строю церковной службы. Клир как бы отделенный от народа (алтарем и даже различием одежды), совершает служение, а каждый из нас присоединяется к нему (а может и не присоединяться — как угодно). Даже не исполняется мысль творца литургии: — не мы отвечаем священнику, а оторванный от нас и ничего общего с нами не имеющий хор, который мы может слушать просто, как пение.

Это чувство разъединенности, одиночества в храме наиболее испытывается тотчас по окончании службы. Мы выходим из церкви, как чужие друг другу, холодно Оглядывая тех, с кем только что вместе совершали жертву любви. Даже знакомые, здороваясь и разговаривая, принимают любезный и светский тон. Другие же стараются бережно унести с собой частицу, коснувшегося их сердца, благодатного света, как будто без любовного общения с братьями возможно сохранить этот свет.

Мы боимся показать чувство любовной близости к братьям даже если оно зародилось в нас, ибо это в высшей степени не принято.

Чрезвычайно редко чувствуется любовь к нам и в речах проповедников. Они разъясняют нам с амвона различные катехизические понятия или уязвляют нас нашими грехами. Напоминать о грехах хорошо, но не пугая ответственностью, а воспламеняя сердца любовью ко Христу и к ближним.

Наши доклады о вопросах веры и обмен мнений есть, по большей части, высказывание нами тех или иных мнений. Блеском мысли стараются заворожить пустыню сердца, развлечь друг друга; откровение, что есть, — заполнение сердца при наполнении духовной пищей ума (чудо Духа Святого) есть нечто неслыханное в наших дискуссионных собраниях. Еще меньше любви (ибо здесь уже есть и чистая злоба) на наших домашних собраниях (приемах гостей). Наши беседы чрезвычайно трудно удержать от всегдашнего как бы наклона их (о чем бы ни шел разговор) к осуждению ближнего. Речи становятся оживленными и даже пылкими, когда собеседники наталкиваются на возможность осудить брата (конечно не присутствующего). Хорошо это выражено у Льва Толстого: “Разговор не вязавшийся, установился, попав на злословие. Каждый имел, что сказать в осуждение и осмеяние несчастной Мальтищевой и разговор весело затрещал, как разгоревшийся костер”.

Все вышеизложенное свидетельствует, что в нашей общественной жизни (включая и храмовую службу) почти отсутствует благодать, ибо там, где благодать непременно есть горение любви друг к другу, люди живут и дышат воздухом любви.

“Да приидет благодать! Да прейдет мир сей! Маранафа! (Господь идет)”.

Эти молитвенные слова из “Учения ХII Апостолов” следует понять не только как прошение; но и как самый дух собраний церкви времен апостольских.

Чудесным действием Духа Святого все пришедшие на общение церкви как бы уносятся из пределов земного мира с его ограниченностью и косностью. Непрекращающиеся явления силы (даров Духа Святого) — откровения, знамения, чудеса, пророчества — преисполняют сердце, ум, чувства. Все, что происходило на собраниях, не было ни заранее предусмотрено (кроме трапезы — евхаристии), ни планомерно проводимо.

Наитие благодатных сил было столь велико, что с ними трудно было справиться. Имевшие дары, озаренные светом, спешили передать их собранию. Поэтому Ап. Павел, заботясь, чтобы всем поучиться и всем получить утешение от имеющего духа, предлагает соблюдать как бы очередь (все по очереди можете пророчествовать), хотя это и трудно, ибо откровения бывали неожиданны. Поэтому он Заключает: если же другому будет откровение, то первый молчи.

Вечеря начиналась трапезой — вкушением пищи и преломлением хлеба в память Тайной вечери Христа, а завершалась питием из чаши (“чашу после вечери”). Хлеб и вино претворялись в Тело и кровь Христа*.

* Ревнители нынешнего церковного порядка утверждают, что Евхаристия во времена Апостолов была отделена от вкушения пищи на трапезе, но это явно противоречит Ап. Павлу (1 Коринф. II (20–34))

Ап. Павел просит своих младенцев во Христе коринфян, недавних язычников, привыкших к иным пиршествованиям, чтобы они голод сей утоляли дома. И разъясняет: всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он приидет.

Павел предупреждает: “кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против тела и крови Господней: он ест и пьет осуждение себе”.

Апостол даже прямо указывает на реальные последствия недостойного отношения к “вкушению Вечери Господней”: от того многие из вас бедны и не мало умирают” (это последнее свидетельствует о силе благодати того времени, т. е. чрезвычайной близости к Богу: они как бы обжигаются огне присутствия Божия).

Из всех посланий Ап. Павла только в 1-ом Коринфянам сделано замечание на неправильное понимание вкушения трапезы Господней, и виновные, получив апостольское наставление, тотчас покаялись, с великим плачем, как сказано во втором послании к Коринфянам. Очевидно, в эти времена во всех церквах понимали серьезность совершающегося (иначе как могло бы быть столь великое излияние даров Духа Святого на собраниях)*.