Потерянные души - Поппи Брайт

Бела Лугоши был по-прежнему мертв. Голос певца был низким, вкрадчивым и коварным, как рак горла. Кристиан представил себе, как он извивается на сцене - болезненно бледный, худой, со страждующими глазами. Когда песня закончилась, парень пританцевал обратно, подхватил свою куртку и набросил её на плечи. Он угостил Кристиана сигаретой и даже прикурил за него. Кристиан сделал одну затяжку: вкус гвоздики, вкус Востока и пепла, фильтр слегка сладковатый. Он держал сигарету в руке и время от времени подносил ко рту, делая вид, что затягивается. Его тошнило от этого вкуса. Его тошнило от всякого вкуса, кроме одного. А сейчас он был голоден. Очень.

Мальчик сложил ладонь чашечкой, поднес её ко рту и, поднявшись на цыпочки, прокричал что-то в ухо Кристиану. Может быть, он назвал свое имя; Кристиан не расслышал. Он положил руку на спину мальчику. Сквозь влажную от пота футболку он почувствовал его кожу - живую, горячую. Мальчик был очень худым, и позвонки выпирали, сквозь кожу. Он пристально посмотрел на Кристиана, и его глаза были темнее, чем раньше. Потом он улыбнулся и встал так, чтобы касаться бедром бедра Кристиана. Слова были им не нужны. Их тела говорили сами - на тайном языке тел. Улыбка мальчика была вызывающе сладостной.

Они подошли к стойке, и мальчик прокричал свой заказ:

- Убийцу мозгов.

Кристиан заплатил за коктейль. Детская выпивка: сладкое шампанское, смешанное с чем-нибудь горьким и крепким.

- Давай вместе выпьем, - предложил мальчик. В бокале было две соломинки.

- Нет, я не хочу, - сказал Кристиан, вспомнив, как жутко его тошнило. Он представил, как рыдали бы Молоха, Твиг и Зиллах. - Пей сам.

Ему показалось, он слышит их хриплый смех и даже видит их краем глаза: три смазанных в дыме лица, три пятна ярких волос. Он обернулся, но там были лишь три девчонки в черных кожаных платьях. Они хихикали и поглядывали на Кристиана. Кристиан повернулся обратно к стойке, но мальчик уже угощал своим "мозговым убийцей" какую-то девочку. Ее пышные красные волосы щекотали его лицо. Мальчик смеялся и мотал головой.

Но когда они все допили, девочка ушла с каким-то мускулистым скинхедом, а мальчик повернулся к Кристиану:

- Может, пойдем куда-нибудь?

После прокуренного задымленного клуба на улице было особенно свежо и прохладно. Мальчик пару секунд постоял, глядя на звезды и глубоко вдыхая ночной воздух. Он улыбнулся Кристиану:

- Как хорошо... Пойдем к реке.

По дороге Кристиан украдкой наблюдал за мальчиком. Он заметил, как поблескивают в темноте его глаза и полные яркие губы. Какие мягкие у него волосы, коротко состриженные на висках и ниспадающие на спину роскошным белым каскадом. Какие тонкие и изящные у него руки. Как небрежно беспечны движения его гибких бедер. Какая прозрачная кожа на шее: под челюстью, там, где бьется пульс. Кристиан вдыхал запах кожи, чистого юного пота и мыла. Он вдыхал и другие запахи Французского квартала: запахи пряностей и отбросов, золотисто-зернистый запах свежего пива, густо-коричневый запах реки, отдающий рыбой.

Темная вода рябила отблесками огней. Мальчик расстелил на земле куртку, сел и увлек за собой Кристиана. Потом они поцеловались. Слюна у парнишки была кисло-сладкой, как сухое вино. Кристиан высосал её всю - она согрела его горло и ещё сильней разбередила жажду.

Мальчик зашевелился и вытянулся под ним, обнял и прижал к себе - к своей костлявой мальчишеской груди, к своей мягкой и тонкой коже. Потом он выбрался из-под Кристиана, сел и стянул футболку. Омытый светом луны, он казался созданием из белесого серебра в темных полосках-тенях от выпирающих ребер. Он вытащил из-под себя куртку и надел её на голое тело.

- Мне нравится чувствовать её кожей, - объяснил он, слегка смутившись.

Кристиан привлек его к себе, ласково обнял, поцеловал в шею. Мальчик тихонько застонал, почувствовав первое прикосновение длинных и острых зубов, которые теперь были у Кристиана, - их вызвала ночь, и свежий запах реки, и хрупкая красота этого мальчика у него в объятиях.

Мальчик повернул голову и посмотрел на Кристиана. Его глаза казались такими большими, такими темными на бледном лице.

- Кто ты? - спросил он.

Кристиан молчал. Его острые зубы уже проткнули тонкую кожу, и первый запах крови - пока ещё слабый - уже излился наружу.

- Ты вампир?

Кристиан убрал прядь волос с лица мальчика, нежно коснулся губами его виска, провел кончиком языка по мягкой и гладкой коже.

- Я тоже хочу быть вампиром, - сказал мальчик. - Преврати меня тоже. Пожалуйста. Я хочу быть таким же, как ты. Гулять с тобой по ночам, и влюбляться, и пить кровь. Убей меня. Сделай меня вампиром. Укуси меня. Возьми меня с собой.

Кристиан нежно прикусил ему шею, на этот раз не протыкая кожу. Запустил руки под куртку, провел ладонями мальчику по бокам, потом стал ласкать его голую гладкую грудь без единого волоска, потом запустил одну руку под пояс его черных джинсов и нашел там трепещущий липкий жар. Мальчик выгнул спину, весь подаваясь навстречу Кристиану; потом тихонько вздохнул. Кристиан нащупал языком самое нежное место у него на шее - под челюстью, там, где билась тонкая жилка, - и вонзился туда зубами. Мальчик захныкал и весь напрягся. Вкус сырого желтка - вкус жизни - хлынул в рот Кристиану. Свежий, крепкий, пьянящий.

Кристиан опустил обмякшее тело на землю, взял его поудобнее и стал пить. Вкус живой крови - это все, что он помнил, все, о чем он мечтал, все, что ему было нужно и будет нужно. Мальчик прижался к нему всем телом. Запустил руку в черные волосы Кристиана и едва не вырвал целый клок в порыве страсти, рожденной болью.

А потом перед глазами у Кристиана встала алая пелена. Она сменилась трепещущим черным маревом, потом опять стала красной. Огромные призрачные соцветия из света и тьмы застлали Французский квартал, черную реку, лицо мальчика. Кристиан ещё крепче стиснул его в объятиях, и их тела переплелись, накрытые последней волной восторга. Кристиан чувствовал, как по всему телу разливается теплое насыщение. Он чувствовал, что мальчик уже умирает. Его горячая сперма выплеснулась Кристиану в ладонь. Кристиан поднес руку к губам и облизал пальцы. Два вкуса, крови и спермы, смешались у него во рту - нежно-густой и солоновато-горький, - сырой вкус самой жизни. Настолько изысканный и совершенный, что это было почти невыносимо.

Когда в иссушенных венах мальчика не осталось уже ничего и его руки безвольно упали на влажную землю, Кристиан приподнял его и прижал к груди, как мать прижимает ребенка. Он смотрел на его лицо, которое стало ещё бледнее, - смотрел в невидящие глаза, в которых застыл восторг. Он просидел так достаточно долго, а потом поднял холодные глаза к холодной луне, и что-то прошло между ними - между Кристианом и луной, - что-то, такое же древнее и безжалостное, как морские приливы, как пустые пространства между холодными звездами.

И если бы луна могла заглянуть Кристиану в глаза, она бы увидела, что Кристиану вовсе не нравится то, что он только что сделал. Но зато он насытил свой голод. Ему больше не было холодно. Он больше не чувствовал слабость и тошноту. Теперь, когда он выпил чужую жизнь, он чувствовал себя уже не таким одиноким, как раньше; и если мальчик умер с мыслью, что он умирает не навсегда, что он возродится таким же, как Кристиан, то, может быть, это и к лучшему. Пусть лучше они умирают вот так: с надеждой на новую жизнь. Но только с надеждой, потому что при всем желании Кристиан бы не смог превратить этого мальчика в себе подобного. Как и мальчик, если бы он искусал Кристиана, не превратил бы его в человека. Вампиры и люди - это две разные расы. Даже, вернее, два разных биологических вида - достаточно близкие, чтобы иметь секс друг с другом и даже рожать друг от друга детей, и все же такие же далекие, как вечерние сумерки и рассвет. Но мертвые спят и не знают.

Кристиан поцеловал бледный, уже холодеющий лоб и аккуратно спустил опустошенное тело в реку. Вес кожаной куртки потянул его на дно. На мгновение оно задержалось под самой поверхностью - вялое и холодное, как сон, - а потом растворилось в темной глубине.

6

Никто снова поднес ладони к пламени свечи. Жар пощипывал кожу, яркий крошечный огонек отражался в его глазах. Когда он отвел взгляд, желтая искра зажглась в темноте и постепенно померкла, туманя зрение. Никто протер кулаками глаза.

Подсвечник - замысловатая, вычурная вещица из черного железа, с причудливыми завитушками, как на решетке балкона в каком-нибудь экзотическом городе, - слегка накренился. Никто заметил это только тогда, когда расплавленный воск пролился на его босую ногу. Крошечные язычки пламени уже поползли по одеялу, ослепительно яркие. Пару секунд Никто просто смотрел как завороженный - как одурманенный крепкой травой, - потом медленно протянул руку и прикоснулся к огню.

Боль вырвала его из транса. Он схватил с пола грязную футболку, накрыл горящее одеяло и сбил пламя. Потом он с опаской приподнял футболку и прикинул размер разрушений. На одеяле осталась большая дыра с обожженными краями, в комнате пахло обугленной тканью. Запах был очень похож на запах подгоревших зефирин, но он же не скажет родителям, что ему вдруг захотелось жареного зефира и он пожарил его прямо в комнате. Это было бы уже слишком.