История отношений между русскими князьями Рюрикова дома - Сергей Михайлович Соловьев

пребывайте мирно, брат брата послушающе»… И так раздели им грады, заповедав им не преступати предел братия, ни згонити». Эти выражения принадлежат к тем местам в летописи, которые встречаются постоянно в известных случаях; так, напр., у летописцев есть освященные обычаем выражения для описания свойств доброго князя; есть обычные выражения, прибавляемые к описанию княжеских котор, народных восстаний, половецких нашествий и проч. Теми же словами, которые летописец влагает в уста Ярослава, митрополит Николай уговаривает Мономаха не воевать с Святополком{131}.

Следов., мы никак не должны принимать описание кончины Ярослава I за факт несомненный; не говоря уже о приведенных выражениях, которые обличают позднейшие обычные вставки; в самом описании событий, как они следовали друг за другом, есть несообразности. В начале описания сказано: «Еще живу сущу ему (Ярославу) наряди сыны своя, реким: «Се яз отхожу света сего». «Наряди сыны своя» показывает, что все сыновья тут были, но каким же образом случилось, что во время кончины в. к. подле него был только один Всеволод? Каким образом Изяслав, которому умирающий князь поручает старшинство и киевский стол, оставляет смертный одр его и едет в Новгород? Он не мог думать, что отец еще долго проживет, потому что в летописи Ярослав говорит: «Се яз отхожу свете сего». Вместе с Изяславом разъехались все другие Ярославичи, кроме Всеволода, который и похоронил отца; даже не было Игоря, самого младшего, которому и стол не был назначен. О Святославе Черниговском сказано, что он был во время отцовской смерти во Владимире — вероятно, для дел ратных. Изо всего видно, что летописец, желая непременно заставить Ярослава сказать что-нибудь о братолюбии, соединил два отдаленные друг от друга события: рассылку сыновей по областям и кончину Ярослава.

В одной летописи XV века (Синодал[ьная] библиотека], № 349, л. 227) и в Новгород[ской] попа Иоанна (стр. 311) сказано, что Изяслав взял себе Новгород и Киев с городами его, Святослав — Чернигов и всю страну восточную до Мурома, а Всеволод — Переяславль, Ростов, Суздаль, Белоозеро и Поволожье{132}. Это известие справедливо касательно Мурома. Олег Святославич говорил Изяславу Владимировичу Мономашичу: «Иди в волость отца своего к Ростову, а то (Муром) есть волость отца моего»{133}. Белоозеро же принадлежало сначала Святославу, потому что в 1071 году мы видим там его данщиков{134}. К областям Святославовым причислен был также Тмуторакань. Ростов не вдруг достался Всеволоду: Ярославичи отдали его сперва племяннику своему Ростиславу Владимировичу, которого после, однако, по смерти Вячеслава и перемещении Игоря в Смоленск перевели во Владимир Волынский.

Об этом говорит один Татищев{135}; но мы имеем полное право принять его известие, основываясь во 1) на том, что хотя в некоторых списках летописи и находится, что Ростислав убежал в Тмуторакань из Новгорода, зато в других не означено вовсе места, откуда убежал. 2) По смерти Ростислава дети его живут во Владимире Волынском: летописец указывает нам их там. 3) Ростиславичи питают непримиримую вражду к Ярополку Изяславичу: эту вражду можно объяснить только тем, что они видели в нем похитителя своего наследия. 4) Вражда Ростиславичей, Давида Игоревича и Святополка Изяславича может быть объяснена только тем, что все эти князья считали себя вправе владеть Владимирскою областию.

При распорядке между сыновьями Ярослава I необходимо обратить внимание еще на одно обстоятельство. Между князьями Древней Руси существовало мнение, что Днепром русские области разделяются на две половины так, что та линия рода Ярославова, которой достанется восточная половина, не имеет уже права на западную сторону. Это мнение основывалось на том, что так были разделены русские владения между Ярославом I и братом его Мстиславом Тмутораканским, хотя Мономаховичи, утвердившиеся на западной стороне, ограничивали Святославово потомство одною стороною восточною на основании Ярославова{136} ряда; но во 1) мы знаем, как верить завещаниям Ярослава I, во 2) если бы даже все слова, которые летописец влагает в уста Ярославу, точно принадлежали этому князю, то они-то именно и противоречат означенному мнению, ибо Ярослав говорит, что Всеволод должен наследовать киевский стол по братьях, т. е. после Изяслава й Святослава: «Аше ти подаст Бог прияти власть стола моего по братьи своей со правдою, а не насильством»{137}; в 3) если бы владение восточною, чернигово-тмутораканскою, стороною исключало из владения западною стороною, в таком случае и потомство Всеволода, по завещанию Ярослава, также исключалось из владения Киевом, ибо Всеволоду назначена была отцом область также на восточной стороне Днепра — Переяславль.

Так владело русскими областями Ярославово потомство. Но еще был жив один из сыновей св. Владимира, несчастный Судислав, заключенный в темницу братом Ярославом. Племянники освободили всеми забытого и потому неопасного старика, взявши, однако, с него клятву не затевать ничего для них предосудительного. Судислав воспользовался своею свободою для того только, чтобы принять монашество, после чего скоро и умер{138}.

Глава IV

ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ РУССКИМИ КНЯЗЬЯМИ ОТ СМЕРТИ ЯРОСЛАВА I ДО СМЕРТИ МСТИСЛАВА I ВЛАДИМИРОВИЧА МОНОМАШИЧА

В 10-й год Изяславова старшинства (1064) Ростислав Владимирович, лишенный надежды на старшинство преждевременною смертию отца и обязанный кормиться тою волостию, какую дадут ему дядья из милости, покинул семейство во Владимире Волынском и удалился в Тмуторакань{139}: здесь на отдаленном застепном приморье, окруженном разными варварскими народами, был самый удобный притон варяжничеству; сюда стремились все те, которым почему-нибудь было тесно в обществе, здесь из разноплеменных пришлецев составлялись дружины, готовые на все возможные подвиги под знаменами первого искателя приключений: здесь же надеялся и Ростислав собрать многочисленную и отважную дружину, с которою если и не мог возвратить утраченное старшинство, то по крайней мере мог быть независим от произвола дядей.

В Тмуторакани, зависевшей, как мы видели, от Чернигова, княжил сын черниговского князя Глеб Святославич. Ростислав вытеснил его оттуда, потом впустил опять, не желая сражаться с дядею Святославом, пришедшим восстановить сына на стол; но, как скоро Святослав удалился, Ростислав снова выгнал Глеба, утвердился в Тмуторакани и стал ужасом соседей{140}. Лукавый грек, правитель Корсуня, не усомнился злодейством избавиться от храброго варяга: он отравил Ростислава{141}.

Но когда восточным областям русским нечего уже было опасаться вторжения от исключенного из старшинства князя, области западные терпели от другого подобного же князя, именно от Всеслава Полоцкого. Всеслав наследовал от отца ненависть к потомству Ярослава{142}. В 1067 году он явился во владениях последнего, пожег и разграбил Новгород, не пощадил даже и