Опоздать на казнь - Фридрих Незнанский

— Нет… — отвечала Дублинская.

— Как вы можете объяснить то, что он находится в вашей квартире?

— Не знаю… — ответила та, закрыла лицо и заплакала.

Лена попросила принести ей воды, Дублинская выпила и немного успокоилась.

— Как вы объясните эти факты? — продолжила Лена.

— Не знаю… — был ответ.

— Вы ездили на место сожжения? Вы присутствовали в лесу во время сожжения? — спросила Лена.

— Нет, — только и ответила Дублинская.

— Не пользовались вашим автомобилем? Или вы не присутствовали?

— Я ничего не знаю… Я там не была.

— Тогда как вы объясните тот факт, что на протекторах вашего автомобиля и на обуви найден этот грунт?

— Я не имею к этому никакого отношения. Выглядит нелепо, но я и в самом деле не знаю, как эта почва оказалась там, где вы ее нашли.

— Хорошо. Тогда расскажите, что было после возвращения вашего мужа из командировки.

— Я видела его после возвращения не более часа. Потом он уехал куда-то и не вернулся ночевать. Это немыслимо — ведь он обещал вернуться, а Сергей всегда выполнял свои обещания.

— Постарайтесь отвечать максимально точно, припомните мельчайшие подробности. Это может оказать вам неоценимую помощь. Итак, ваш муж в тот день вернулся с конференции…

— Да. Приехал, поцеловал меня, — Дублинская прилежно припоминала подробности. — Немного рассказал о поездке. Переоделся. И около пяти уехал — сказал, что вернется поздно. Веселый такой был, оживленный.

— Вам он сказал, куда поехал?

— Я не спрашивала, он не уточнял. Мы абсолютно доверяем друг другу. Доверяли…

Она снова забилась в рыданиях.

Лена подождала, пока она успокоится, затем решила перейти к главному:

— Оксана Витальевна, вы подозреваетесь в убийстве своего мужа, Сергея Владимировича Дублинского. На это указывают улики — на колесах вашего автомобиля обнаружена почва, аналогичная той, которая характерна для местности, где был найден обгорелый труп вашего супруга. Кроме того, в результате обыска, произведенного в вашей квартире, найден нож со следами крови, группы, соответствующей крови вашего мужа, а на вашей обуви найдены следы грунта, который похож на почву с места сожжения трупа, а также бензина, которым был облит труп перед сожжением. Экспертиза установит их идентичность, а пока я вынуждена избрать в качестве меры пресечения заключение вас под стражу.

Дублинская смотрела на нее непонимающими глазами.

— Меня?.. Вы хотите посадить меня в тюрьму?

— Да.

Когда Дублинскую увезли, Лена решила отправиться к гостинице пешком. А по дороге размышляла, правильно ли она поступила, отправив Дублинскую в Кресты. Она не могла однозначно ответить на этот вопрос…

— Нет… — сказал Гордеев, когда узнал о результатах обыска. — Не верю я в это.

— Веришь или не веришь, а вывод выглядит довольно однозначно. Когда найдены такие улики, арест — это единственное, что я могла сделать.

— В принципе, да. Может быть, ты поступила и правильно. Но имей ввиду, что виновность Дублинской под очень большим вопросом.

— Вот тогда и доказывай ее невиновность, — рассердилась Лена, — а то советовать каждый может.

— Хорошо, — пожал плечами Гордеев, — я буду защищать Дублинскую, а ты изволь выдвигать против нее обоснованные обвинения. Вот и посоревнуемся.

В конце концов пришли к выводу, что Гордеев выступит адвокатом Оксаны, чтобы иметь возможность присутствовать на допросах и не оставлять Лену одну. Конечно, если сама Дублинская не будет против.

Глава 9

Ахмет Гучериев удобно расположился в мягком кресле и закурил. Не мешало бы еще и выпить после столь удачно проведенной операции, но это успеется — за ужином. Сладковатый дым анаши полз по комнате. Аллах не возбраняет своим воинам немного расслабиться в минуты отдыха. Главное, что воин должен быть собран, когда Аллах призовет его. Но до этого момента еще далеко.

Ахмет щелкнул пальцами, в комнате тут же появился его подручный Джабраил, появился моментально и незаметно — будто материализовался из воздуха. И замер в почтительной позе.

Гучериев приоткрыл один глаз:

— Скажи, Джабраил, сколько их было?

— Четверо, Ахмет.

— Ты уверен? — Гучериев говорил с ленцой. Казалось, что тема разговора нисколько его не интересует. Он курил и смотрел в окно.

— Уверен… — замялся с ответом Джабраил.

— Так пойди и спроси! — голос Гучериева звучал низко и тревожно, так, что Джабраил поежился от его звука. — Ты этих еще в расход не пустил?

— Нет, — мотнул головой Джабраил.

— А куда дел? — Ахмет сделал глубокую затяжку, почти на полминуты задержал дым в легких и, прикрыв глаза, с наслаждением выпустил его через нос. Джабраил дождался, когда тот откроет глаза и ответил:

— В подвале сидят.

— А профессор? С ними?

— Нет, ты же сказал, что он гость.

— Правильно, гость. Где он?

— Я его в комнату отвел.

Ахмет одобрительно кивнул:

— Молодец… Так иди и спроси!

— У профессора?! — осторожно поинтересовался Джабраил.

— Дурак ты, Джабраил! Профессор знать их не знает! У этих, в подвале, спроси, им все равно отсюда не выйти!

— Хорошо, Ахмет.

— А профессора береги! Пусть покормят его хорошо. Я с ним потом говорить буду.

Гучериев раздавил окурок в пепельнице и закрыл глаза, давая понять, что разговор окончен.

Он попытался вздремнуть, но ему мешали полностью расслабиться мысли о предстоящем разговоре с профессором. Неожиданно перед ним снова возник Джабраил. И снова замер, не поднимая на командира глаз.

Гучериев спросил:

— Что? — и сам тут же догадался: — Сколько их было?

— Пятеро… — ответил подручный, не смея поднять глаз.

Гучериев произнес гортанное ругательство. Потом поднялся с кресла:

— Ты уже узнал кто: адрес, фамилия, машина?

— Все узнал, но он же не дурак, он вряд ли там объявится… — быстро ответил Джабраил.

— Он-то не дурак, раз ушел от нас… — вздохнул Гучериев. — Это мы дураки. Понял?

Джабраил, не зная, как отреагировать, поднял глаза, потом чуть кивнул. Ахмет снова тяжко вздохнул и махнул рукой:

— А ты, Джабраил, совсем дурак будешь, если найти не сумеешь…

— Да, Ахмет…

— Пойдешь и уберешь, чтобы я больше никогда о нем не слышал. Ты понял?

— Да.

— Справишься?

Подручный неуверенно кивнул, а командир, недовольно посмотрев на него, продолжил:

— Ладно… Машина у него какая?

— Джип, белый, прошлого года.

— Какой джип?

— Джип, — недоуменно повторил Джабраил. — Такой большой…

— Какой джип, я спрашиваю! — в голосе Ахмета сквозило раздражение. — Марка какая, марка!

— А-а… «мицубиси-паджеро»… Кажется.

— Что значит «кажется»? Ты точно не помнишь? — взвился командир.

— Точно, точно, Ахмет… — поспешил заверить его Джабраил.

— Хорошо… Вот тебе и премия, Джабраил. Сделаешь его — можешь тачку себе оставить.

— Спасибо, Ахмет.

— Как там профессор?

— Нормально. Спит.

— Это хорошо. Не буди.

Гучериев прошелся по комнате, потирая острый подбородок. Он ступал неслышно, как кошка. И дело было даже не в мягких коврах, которые покрывали пол, просто он привык так передвигаться…

— …Запомни, Ахмет, в лесу и в горах каждый листик, каждый сучок может тебя выдать.

Так говорил старый Автандил-ага молодому Ахмету Гучериеву, когда еще тот был совсем маленьким.

— А где тут лес? — спрашивал Ахмет, который родился и вырос в окрестностях Караганды. — Да и горы далеко, на востоке…

— Нет, малыш, — отвечал аксакал. — Горы там… На нашей родине.

Сухая морщинистая рука показывала на запад. Там Ахмет никогда не бывал.

— А разве наша родина не здесь? — удивлялся мальчик.

Автандил-ага мотал головой, отчего длинные шелковистые волосы поблескивали в лучах жаркого казахстанского солнца.

— Нет, сынок. Наша родина не здесь. На нашей родине есть высокие горы, покрытые зеленым кустарником, где легко спрятаться. И быстрые горные речки со студеной водой и глубокими омутами. И непроходимые леса, где враг испытывает ужас, а ты чувствуешь себя как в собственном доме. И глубокие пещеры с длинными подземными ходами, которые могут вывести на поверхность в самом неожиданном месте, чтобы зайти врагу в тыл и убить его раньше, чем он успеет обратиться к своим богам…

Ахмет слушал эти странные слова, которые произносил старик, и ему до боли хотелось попасть в этот чудесный край, который Автандил-ага почему-то называл их родиной. Но вокруг расстилалась нескончаемая степь, покрытая сухой травой. Здесь, в Казахстане, в шестидесятые годы под бодрые лозунги об освоении целины пытались сажать пшеницу, сюда со всех концов Советского Союза приезжали люди…