Вакансия: муж. И все очень прилично - Ольга Николаева

Сначала сделала, потом подумала – рука автоматом дернулась, выбивая посуду из его ладони.

– Красиво получилось. А еще раз так сможешь, на камеру? – Иван спокойно скинул обляпанную куртку, будто ничего и не случилось.

– Где ты взял кровь? Что это за шутки?

– Ты же медик, Милана. Тебе не стыдно?

– Пошел к черту! – Уже и сама понимала, что это сок – вишневый или томатный. – Жаль, что не вылила тебе на голову!

– Да ради бога. Лей, сколько хочешь. Только, пожалуйста, делай так, чтобы швы опять не пришлось накладывать, хорошо?

У гопника настроение поднималось, а мое уже давно скатилось куда-то на самое глубокое дно. До сих пор было противно, что я так самозабвенно целовалась с полным придурком. С этим странным влечением нужно было срочно бороться. Знать бы, как?

Иван не дал ответа на вопрос, еще и свалил куда-то. Поворошил поленья в камине, забрал пакеты и ушел. Уже от дверей бросил:

– Если не хочешь кровушки, попей компот. Мама старалась, готовила. Очень вкусный.

– А что в нем есть еще, кроме воды?

– Крысиный яд и тараканья отрава. – Я уже потянулась к кружке, пригубила, тут же убрала ее обратно. Еще не хватало подавиться, черт его побери!

– Если ты меня и кормить планируешь так же… Придется возвращаться за семечками и воблой.

– Какой вопрос, таков и ответ, Милана. Что ты еще хотела услышать? Из чего люди варят компот? Ягоды, сахар, вода. Я еще немного пряностей добавил и подогрел. Считай, глинтвейн.

– Когда успел-то?

– Пока ты волков ловила, я готовил уютное гнездышко. У нас же свидание, помнишь?

Он игриво пошевелил бровями, намекая на что-то…

И вот психануть бы, послать его к черту… А в душе опять зашевелились какие-то долбанутые бабочки. Им бы спать в таких условиях, а нет – шебуршатся, намекают на удовольствия!

– Судя по твоим кулинарным талантам, никакое свидание тебе не светит. И вообще, лучше ко мне не приближайся!

Он даже отвечать не стал, только опять ухмыльнулся многообещающе.

Самое лучшее, что мог сделать Иван для меня – это оставить огонь в камине. Он не только грел, но и успокаивал, умиротворял, как будто лечил душу… Треск поленьев казался мне самой прекрасной музыкой на свете. Плед, оставленный на диване, огромный, как два одеяла, и укрыл, и послужил подушкой… К черту еду, к черту мужчину! Я хотя бы высплюсь по-человечески, пока никто не мешает!

– Нормально, вообще. Это что за матриархат у нас намечается? Я, значит, вкалываю, ужин готовлю…

Возмущенный голос гопника донесся как будто сквозь вату. Аромат чего-то вкусного щекотал ноздри, но не справился со сном – я никак не хотела просыпаться.

– Ага. Лежишь, значится. Устала. Что ж, тогда придется применять запрещенные способы…

Глава 7

Ушатал я феечку. Уходил, умотал… Жаль, не тем способом, каким бы надо было…

И ходил вокруг нее, и песни напевал… И мясо с рыбой жарились, пьяня и будоража ароматами.

Желудок сходил с ума и сворачивался в узелок: целый день я гонял по городу, занятый делами и подготовкой к встрече с Миланой. Пара бутербродов, перехваченных на бегу, – не в счет.

И вот. Что делать? Играть в джентльмена и ждать, пока девушка проснется, и накормить ее по-человечески? Или плюнуть на все, сначала поужинать, а потом уже тормошить свою спящую царевну?

Царевна тихо посапывала, завернутая в одеяло, как бабочка в кокон. Одна только пятка и торчала. И еще – нос. Все остальные части лица спрятались под растрепанными прядями.

Пятку пощекотал – еле увернулся. Еще бы чуточку – и получил бы новую травму, Милана даже сквозь сон очень метко целилась – прямо в глаз.

Не тот вариант. Как-то вообще не улыбалось провести с ней вечер, прикладывая ко лбу примочки.

Шашлык благоухал на тарелке, маня и завораживая. Поднес кусочек прямо к носу Миланы, вдруг, хоть это поможет? Вдруг, аромат еды растревожит ее сладкое забытье?

Ни черта. Феечка только поморщилась и отвернулась. Теперь был виден только ее затылок.

Что ж. Я пытался.

Я даже старался.

Хотел вести себя прилично и ненавязчиво. Не давить, не соблазнять, не принуждать к тому, о чем девочка потом пожалеет.

Все благие помыслы пошли прахом. Туда им и дорога, значит! Не сильно-то и хотелось отказываться от роли наглеца и нахала.

Дал последний шанс Милане – предупредил, что стану сейчас будить самым извращенным способом. Еще раз пощекотал за пятку, и тут же отскочил.

Никакой реакции.

Обнял ее поверх кокона, очень удобно, кстати, когда девушка хорошо зафиксирована. Нужно учесть на будущее – вдруг, еще пригодится…

Зарылся лицом в ее кудри на макушке – пушистые, ароматные, сладко пахнущие негой и теплом. Губы сами нашли висок, мочку уха – маленькую, тонкую, нежную.

От самых простых и невинных действий торкнуло, как подростка. Весь организм вздыбился, поднялись даже волоски на загривке. Какие там благие намерения? Да ну их, к черту! И меня туда же…

Мила чуть шевельнулась, дернула головой, как будто мошку смахивала. Оголила розовую шею с бледными венками под тонкой кожей… Сама виноватая. Могла бы сейчас очнуться. И я бы даже постарался тормознуть!

Кончиком вьющейся пряди легко прошелся от ключичной ямочки до самого подбородка. Феечка только зажмурилась крепче и тяжело вздохнула. Перевернулась, удобно укладывая голову на моем локте. Приоткрыв сухие губы, мягко прошлась по ним язычком…

Крышу снесло. Окончательно. Основательно. Безнадежно.

Феечка открыла глаза, стоило лишь накрыть ее рот своим. Втянула воздух жадно. Ответила. Жарко и безоглядно. Так же, как раньше отвечала, дурманя голову своей реакцией.

Завозилась под пледом, пытаясь освободиться. Пришлось помочь, выпутать ей руки. И самому пробиться глубже, добраться пальцами до плеч, спины, пройтись костяшками ладони по ее изящным позвонкам, заставляя выгнуться навстречу… Мягкая, теплая, покорная, горячая после сна… Мечта, а не женщина. Самая настоящая фея из подростковых фантазий!

Ей все нравилось. Притворяться так невозможно. Вот так, без оглядки, оплетать мою шею руками, так льнуть, прижиматься, дышать глубоко, целовать – жарко.

Плед полетел на пол, ее кофта задралась до подбородка. Мой свитер стащили вместе, мешая друг другу и чертыхаясь от неудобства. Мягкий живот вздымался и опадал, вздрагивал, напрягался в преддверии удовольствия…

Разве можно его не целовать, не гладить, пытаясь хоть немного успокоить? Сплошное вязкое наслаждение, а не кожа.

Зеленые омуты, обычно яркие, а сейчас темные, глубокие, опасные – затягивают, будоражат, смущают, заводят. Можно провалиться и навсегда пропасть…

То, что она творит своими губами и