Колибри - Кати Хиеккапелто

Анне стало стыдно. Она была зла на себя. Как она не сообразила? Проверить разрешения – это такая естественная процедура.

– Вот и будет что тебе в жопу засунуть, если ты решишь совершить каминг-аут, – сказала она.

– Крошка, да ты горяча сегодня, – ответил Эско и пошло подмигнул. На лице у него не было ни намека на улыбку.

– Пошел ты!

– Сообщи-ка в главный штаб: парнишка вооружен, – приказал Эско. – Я пока перекурю да разнюхаю, что там во дворе. Хотя нюх у меня стал ни к черту – все из-за табачища.

Анна осталась в квартире одна. Волны досады накатывали, в подмышках и на лбу выступил пот. «Я полная дура, – думала она. – Теперь этот алконавт насядет и будет посмеиваться над чернозадой следовательшей, не соображающей самых простых вещей». Она позвонила Вирккунену и доложила о том, что было обнаружено, точнее, о том, что отсутствовало. Не упомянула, кто проверил выданные Йере разрешения и, главное, кто не проверил. Вирккунен похвалил их с Эско за хорошую работу и добавил в объявление о розыске слова «вооружен» и «потенциально опасен».

Анна еще раз прошлась по комнатам, пытаясь уловить в их тишине хоть что-то, что могло бы дать наводку на место нахождения Йере и его ружья. Если бы эти стены согласились поделиться с ней своими секретами, то недавняя оплошность была бы исправлена. «И зачем у них есть уши, если им не дано рта?» – подумала Анна.

Вечером Анна наконец позвонила Акосу. До этого она ходила вокруг лежащего на столе телефона, пытаясь придумать себе другое занятие, много раз брала его в руку и клала обратно. Выходила на перекур. Что сказать? Как начать разговор? А потом все же собрала волю в кулак и позвонила.

Брат ответил сразу. На заднем фоне ухала музыка, раздавались шум и смех. Акос был в баре.

– Анна, hogy vagy? Baj van?[8] – Послышались треск и грохот, затем все стихло – Акос куда-то переместился, может, вышел на улицу или в туалет.

Анна глубоко вздохнула, сосчитала до трех.

– Jól vagyok, köszöïöm. És te?[9] – спросила она.

– Hát én is jól vagyok[10].

Секундное молчание. Анна собралась с духом и сказала брату:

– Я переехала неделю назад… Мы теперь с тобой почти соседи.

– А kurva életbe[11]. Почему не сообщила? – почти прокричал в трубку брат.

– Знаешь, просто не успела. Вчера вышла на работу, да и вообще – такая суматоха тут: с квартирой разобраться и все такое. Я подумала, может, заглянешь ко мне в воскресенье.

– В воскресенье? Можно, почему бы и нет. В субботу в клубе будут панки играть, The Depraved, хочу послушать, а вот в воскресенье я совершенно свободен. Во сколько подойти?

– Valamikor délután[12].

– О’кей.

– От мамы что-нибудь слышно?

– Ничего особенного.

– Я с ней общалась на той неделе, она хочет с тобой поговорить. Могли бы связаться по скайпу.

– Посмотрим.

– Она скучает по тебе.

– A faszom[13], Анна, ты могла бы сообщить, что переезжаешь сюда, – сменил тему Акос.

– Как у тебя дела?

– Не особенно-то ты поддерживала связь все это время.

Анна ничего не ответила, но ощутила острый укол чувства вины. Все это было правдой. Целых десять лет она практически не общалась с братом. Они редко созванивались, а встречались и того реже. Анна не хотела. У нее не было на это сил. Но ей так и хотелось сказать: «Да и ты не особенно».

– Слушай, мне пора. Зоран с Акимом ждут. Передать им от тебя привет? Зорану будет приятно.

– Валяй. Заходи в воскресенье.

– О’кей. Szia[14].

– Szia.

Анна положила трубку.

Зоран. Черт подери, этого еще не хватало.

Анна вспомнила тот последний раз, когда виделась с братом. Это было несколько лет назад, зимой, в самом конце на редкость холодного февраля. Акос позвонил ей, сказал, что если она не приедет, то он помрет. Против всех своих принципов Анна отправилась к нему, выгребла из квартиры банки, отмыла пол от блевотины и принесла трясущемуся брату успокоительного и немного еды. На обратном пути она себя ненавидела и тогда подумала, что, к счастью, живет далеко.

А теперь она здесь. И расстояние между ними меньше километра.

10

В свое время в работе полицейского Анну привлекали динамичность и разнообразие, и в этом смысле ей не пришлось разочаровываться в профессиональном выборе. Однако она никак не могла привыкнуть к масштабу бумажной работы – сплошное сидение за рабочим столом, – являвшейся неотъемлемой ее частью. Уж если в патрульной службе все смены заканчивались писаниной, то здесь ее было куда больше! Третье утро в должности следователя убойного отдела началось с включения компьютера и ощущения того, что за ним она проведет целый день. Удивительно, но большая часть следствия ведется в четырех стенах за монитором, потому что полицейская внутренняя сеть обеспечивает доступ к самым разным данным и документам. Как же далек весь этот драйв телесериалов про полицейских, бег с пистолетом в руке по улицам от спокойной обстановки офисных помещений!

Анна подумала о том, сколько времени может пройти, пока не появятся первые результаты. Она надеялась, что Йере быстро отыщется.

Ровно в полдень в дверь постучала Сари и позвала Анну обедать. Они решили отправиться в город, в недавно открывшийся винный бар. Место оказалось приятным: в интерьере преобладали темное дерево и бархатная обивка – интимная атмосфера полумрака сохранялась даже посреди рабочего дня.

– Сюда можно заглянуть как-нибудь вечерком, – сказала Сари. – Винная карта выглядит превосходно. А может, выпьем по бокалу, вот прямо сейчас? День отличный, – весело прыснула она.

– Можно, почему бы и нет. Пожалуй, вот это австралийское шардоне вполне себе ничего. Подойдет, – сказала Анна.

– Ух ты. Я же не всерьез.

– Что?

– Да я не собиралась заказывать вино. В рабочее время немного стремно. Это была шутка.

– Ах вот как, ладно, извини. Никогда мне не свыкнуться с этими финскими алкогольными привычками. Наверное, я все же так и не стала финкой. Никогда не понимала, что плохого в паре стаканчиков во время рабочего дня – утром, днем, вечером – да когда угодно!

– Ты не накатываешь, что ли?

– Бывает, когда хочется. Что-то финское во мне все же есть. Но я говорю сейчас о том, что бокальчик-другой – это как синоним беспробудной пьянки. То, как тут люди говорят об алкоголе, как он воспринимается – это такое странное, двуличное. Там, у нас, осуждается только состояние явного опьянения.

– Забавно, что ты говоришь «у нас», хотя с десяти лет живешь здесь.

– Я езжу домой пару раз в год, все отпуска провожу только там. Наверное, поэтому. Хотя чаще мне кажется, что я нахожусь где-то между – ни там, ни здесь.

Анна почувствовала, как к лицу прилила кровь. Вырвалось ведь.

– У тебя есть мужчина? – спросила Сари, поддразнивая. Анне показалось, что та не обратила никакого внимания на ее такое интимное признание.

– Нет.

– Не нашла подходящего или что?

– Не знаю. Нет, наверное.

– А там, на другой родине?

– И там нет.

Анне стало стыдно. Нахлынули воспоминания позапрошлого лета: удушающая жара, тени на берегу Тисы, почти тридцатиградусная вода, казавшаяся прохладной. Она провела дома чуть больше месяца, наслаждаясь отдыхом, как никогда раньше. Этим летом ей удалось провести дома всего неделю, и время пролетело незаметно, пока она шаталась из деревни в деревню и совершала все положенные визиты. Лишь один вечер ей удалось провести со своей подругой детства Рекой – они пили холодное пиво и смотрели, как красное солнце опускается за далекие холмы. Тут Анна поймала себя на мысли, что не знает, когда у нее следующий отпуск.

– Ты, кажется, подвисла где-то посередине, – ласково сказала Сари, но ее взгляд проник в самую глубь темных глаз Анны. – И мы закажем вино прямо сейчас, черт подери, я с тобой полностью согласна: финны как пришибленные по части алкоголя.

Они заказали по бокалу шардоне, грибной суп и жареного лосося. Также предлагались четыре салата на выбор. «Отлично, – радовалась Анна, – больше никаких столовок полицейского управления и уж тем более – боже упаси! – трансжиров, наспех поглощаемых патрульными в сосисочных и на заправочных станциях». Наконец-то в ее жизни начался этап, когда можно есть здоровую еду.

– По семье Челкин мне пока не удалось выяснить ничего особенного. Ничего важного, во всяком случае. Никто из них нигде не стоит на учете, кроме как в миграционной службе, но это вполне нормально. Из заболеваний в медицинской карточке только простуды. Значит, если Бихар когда-либо и подвергалась насилию, то лечили ее точно не в поликлинике, – сказала Сари.

– А школа?

– Девушка учится в лицее в центре города. Элитная школа, надо сказать. Сестренки ее пока еще в начальной школе, в Раяпуро.

– Так, лицей – это хороший знак. Обычно девочки из консервативных семей учатся на медсестер или чему-нибудь подобному, если им вообще разрешают получать образование.