Страна мечты - Влад Савин

— Михаил Петрович, у меня есть два вопроса — сказал нарком — как Вы собираетесь бороться с японским флотом, если самураи отправят в бой мощное соединение? И как Вы собираетесь обходиться без главного калибра линкоров, обеспечивая высадку десантов на сильно укрепленное побережье?

— По первому вопросу, Николай Герасимович — летом 1942 года мы передали в наркомат подборку материалов по высокоточному оружию 40-х — 50-х годов, в том числе, по немецкой управляемой авиабомбе Fx-1400, она же «Фриц-Х», с вариантами наведения по радиоканалу и по проводам, и по японской самонаводящейся бомбе «Ке-го», с инфракрасной ГСН — могу ли я спросить, как обстоят с ними дело? — спросил я — также я бы хотел спросить про кислородные авиаторпеды с головками самонаведения?

— С «Фрицем» справились — точнее, с тем вариантом, который Вы рекомендовали, как более простой, надежный и технологичный — с наведением по проводам — ответил Кузнецов — он сейчас серийно производится, на складах накоплено свыше тысячи единиц, а первая авиадивизия Ракова сейчас осваивает бомбометание этим боеприпасом, один полк переоборудованных под эту бомбу Ту-2 уже вышел на результат в 20 % попаданий учебным боеприпасом по цели типа линкор/линейный крейсер/тяжелый авианосец с высоты в 5000 м, второй обучается. С «Ке-го» сложнее — осваиваем технологии, необходимые для серийного производства ГСН, доводим оперение авиабомбы. Пока что удалось добиться 15 % попаданий в плот с костром, имитирующий эсминец.[8] Инженеры клянутся, что за полгода доведут ГСН и оперение до уровня, обеспечивающего 20–25 % попаданий на высотах до 2000 м, с использованием обычного бомбардировочного прицела. Кислородные авиаторпеды пока не вышли даже на предсерийный образец — тут пока особых успехов не ожидается.

— Вот и ответ на Ваш первый вопрос, Николай Герасимович — спокойно ответил я — «Фрицы» против тяжелобронированных целей, от тяжелого крейсера и выше — замечу, что при 20 % вероятности попадания, при том, что для выведения из строя или потопления тяжелого корабля считать 10 попавших в цель бомб, 200 бомб, скорее всего, хватит на все оставшиеся к лету 1945 года тяжелые корабли Императорского флота; «Ке-го» — для эсминцев, легких крейсеров, торгового тоннажа — полагаю, что даже одиночного попадания 800-кг бомбы, снаряженной 500 кг ВВ, хватит для вывода корабля из строя, а трех попаданий для его потопления. Что касается Вашего второго вопроса — тот же «Фриц» можно сделать с бетонобойной БЧ, или, если у нас решили вопрос с производством специальной взрывчатки для боеприпасов объемного взрыва — для взлома сильно укрепленной обороны это еще лучше.

— А Вы говорите, Михаил Петрович, что это Вам не по силам — мягко укорил меня Кузнецов — сами видите, Вы сделали вполне приличный первоначальный набросок сил и средств, необходимых для этих операций. А как Вы вообще видите этот комплекс операций, разумеется, в первом приближении?

— Северные Курилы надо будет брать группировкой, базирующейся на Петропавловск-Камчатский — ответил я — десант в Корсаков я пока не знаю, откуда лучше будет высаживать; дальше надо будет действовать по американской методике «шаг за шагом», продвигаясь на юг по цепочке Курил, высаживаясь на один курильский остров за другим, отстоящий друг от друга на 100–150 миль, и быстро строя там аэродромы, чтобы десантное соединение и эскадра прикрытия все время находились под «зонтиком» базовой авиации, раз у нас пока нет авианосного соединения. А после захвата островов южных Курил и сосредоточения там нашей группировки можно будет готовить десант на Хоккайдо.

— Очень хорошая идея — подбодрил меня Кузнецов — конечно, прорабатывать ее надо будет по окончании войны в Европе, когда прояснится вопрос с трофеями, но вариант рабочий, Михаил Петрович, не сомневайтесь. У меня к Вам остался один вопрос последний. Вы беретесь?

— Да — ответил я, глядя в глаза Николаю Герасимовичу.

Кузнецов резко встал, подошел к книжному шкафу, достал с полки бутылку коньяка, две рюмки и плитку шоколада, поставил все это на стол, точными движениями разлил коньяк по рюмкам, разломал шоколад — и произнес тост: «За Флот!»

— За Флот — повторил я, чокаясь с создателем советского флота, скрепляя тем самым вступление в его команду — команду, членом которой я был с того момента — и на всю оставшуюся жизнь.

…и снова мне послышался смешок, где-то за гранью. Да пошел ты в свое пекло, рогатый — если ты существуешь иначе, чем игрой моего воображения!

В июле 1944 Италия формально еще оставалась единой. Однако будущий раскол уже проявился отчетливо: при том, что столицей считался Рим, органы власти Народной Италии находились в Милане, а «администрация» дона Кало в Неаполе. Отношения между Севером и Югом были больше похожи на враждебные государства — коммунисты, бывшие в Народной Италии одной из главных политических сил, жестоко преследовались югоитальянским режимом. В то время отдельные лица, бывшие прислужниками Муссолини, занимали на Юге посты во власти — что было категорически невозможно на Севере. Одна лишь Церковь признавалась по всей Италии за авторитет.

Муниципальные выборы июля 1944 года были чертой, после которой возврат к прежнему стал невозможен. Всего лишь выборы городских коммун — но ясно было, что победители станут ведущей политической силой Италии… единой, или каждой из двух по отдельности? Ответ на этот вопрос тогда еще не был очевиден. Многим казалось, что единство в этом вопросе сохранит единство страны.

Основных политических партий было пять: ИКП, социалисты, христианско-демократическая, христианско-консервативная (обе последние объединяли буржуазию и аристократию антифашистского толка, ХДП была за республику, ХКП склонялась к возвращению монархии), и Партия Национального Прогресса дона Кало (на Севере имеющая очень слабое влияние — однако же ее кандидаты участвовали в выборах в отдельных коммунах). Церковь не была представлена непосредственно, но очень многие представители партий (включая ИКП) считали себя католиками. В то же время именно Ватикан приложил основные усилия, чтобы выборы вообще были организованы, и проведены с должным порядком, в одинаковые сроки.

На Севере все прошло мирно и празднично. Как и следовало ожидать, в большинстве коммун победили коммунисты, в блоке с социалистами, но их власть никоим образом не была монопольной, в городские советы везде прошли и кандидаты от других партий. Никакого военного положения не вводилось, Корпус Народных карабинеров лишь обеспечивал порядок и охрану избирательных участков, Народная Армия, а тем более советские войска не выводились из казарм — а появившиеся в ряде западных газет фотографии русских танков на улицах, как оказалось, были сделаны раньше, еще во время войны. Выборы были похожи на карнавал — с цветами, музыкой и смехом. Единичные случаи провокаций быстро пресекались карабинерами, а иногда даже просто народом.

На юге же происходило что-то ужасное. Предвыборная кампания была до предела грязной — лозунги ПНП по отношению к политическим противникам напоминали антисемитские призывы гитлеровского Рейха. Кандидаты от прочих партий подвергались угрозам и избиениям со стороны «неустановленных личностей»; в целом ряде случаев им просто не давали зарегистрироваться — или же, когда это все же удавалось сделать, представители ПНП проходили как «единственные кандидаты». Исчезали списки для голосования из избирательных участков, счетчиков голосов запугивали и избивали, в последнюю минуту вводились новые правила, о которых ставили в известность только кандидатов от ПНП — а когда шел подсчет голосов, наблюдателей от оппозиционных партий и Церкви не допускали в места счета самыми разными методами, наиболее нейтральным из которых был комендантский час, произвольно устанавливаемый жандармерией дона Кало — причем на улицы, для надзора за порядком, были выведены и американские оккупационные войска с бронетехникой.

Результат был легко предсказуем. Если на Сицилии и в Калабрии власть дона Кало успела укрепиться, то в Кампании, Апулии и Молизе, где из всех южных областей влияние коммунистов было сильнее всего, и еще оставались неразоруженные партизанские отряды, тяготеющие к ИКП, вспыхнули беспорядки. В ответ банды головорезов ПНП при поддержке жандармерии, а иногда и американских солдат, зверствовали не хуже эсэсовцев Достлера — убивали, грабили, насиловали, сжигали дома. В этой ситуации американское оккупационное командование проявляло олимпийское спокойствие. Как и газеты Англии и США, которые в большинстве «не замечали» бесчинств, зато писали хвалебные статьи о развитии итальянской демократии.

После чего стало окончательно ясно — Север и Юг не уживутся в одном государстве, по крайней мере, при сохранении существующих политических сил. И демаркационная линия на годы стала государственной границей.