1991: измена Родине. Кремль против СССР - Лев Сирин

Дмитрий Язов

Язов Дмитрий Тимофеевич – один из четырех ныне живущих маршалов Советского Союза. Родился 8 ноября в Оконешниковском районе Омской области. В 1987–1991 гг. – министр обороны СССР. Член ГКЧП, в 1991–1993 гг. – заключенный тюрьмы «Матросская тишина».

– Если сложить полярные мнения о событиях 19–21 августа 1991 года, то, как ни парадоксально, можно вывести характеристику действиям ГКЧП, которая, думаю, устроит и правых, и левых: заговор нерешительных людей. Как вы сегодня оцениваете ГКЧП и свою роль в нем?

– Прежде всего: никакого заговора не было. Перед тем, как ехать в Форос к Горбачеву, на одном из объектов КГБ собрались: Крючков, Павлов, Янаев, Шейнин, я, со мной были Варенников и Ачалов… Короче, все те, кто остался в Москве и не уехал отдыхать. Решив ввести чрезвычайное положение, мы опирались на то, что 17 марта 1991 года был проведен всесоюзный референдум, на котором более 70 % населения СССР проголосовали за его сохранение. Горбачев же, вопреки референдуму, собирал князьков из союзных республик для того, чтобы вырабатывать договор о создании Союза суверенных государств. А что значит суверенное государство? Суверенное – значит, самостоятельное. Я, Крючков, Пуго были на двух или трех таких совещаниях. Я говорил Горбачеву: «Армию тогда не сохранить». Он: «Ты ничего не понимаешь!» Крючков тоже со своей стороны говорил Горбачеву: «Перестанет существовать Комитет государственной безопасности, способный контролировать эти республики». В ответ: «Ничего ты не понимаешь!» И в результате Горбачев перестал нас приглашать. И они все-таки выработали такой договор, опубликовали его в газетах в пятницу 17 августа, когда люди собирались на дачи и отдых, а во вторник 20 августа должны были его уже подписывать. Вот мы и поехали к Горбачеву: давайте введем чрезвычайное положение, иначе Союз распадется. Он обиделся: «Что вы меня учите? Меня народ избрал…» Какой народ его избрал?

ГКЧП обвиняют в нерешительности. Но я не мог поступить как Ельцин в 1993 году, не мог быть Пиночетом и кого-то арестовывать. А арестовывать надо было верхушку во главе с Ельциным. Комитет госбезопасности, Министерство внутренних дел говорили мне: «Выдели в Медвежьих Озерах две казармы, будем туда сажать арестованных». Но так никого и не арестовали. Мне звонит член Военного совета десантных войск: «Уражцева арестовали, что делать?» Я говорю: «Отпустите, нужен он мне…»

– Спустя пару дней с вами обошлись иначе…

– Да. Когда мы приехали к Горбачеву в Форос 21 августа, он нас не принял – видимо, с ним уже переговорил Ельцин. Сразу вслед за нами на Ту-134 прилетают Руцкой, Бакатин, Примаков. А когда они стали возвращаться, позвали с собой в самолет Крючкова: «поговорить», а на самом деле, чтобы нас разъединить. Крючкова по прилете сразу и арестовали. Через 20 минут сел наш самолет. Нас тоже тут же арестовали. Они для этого привезли на аэродром рязанскую школу милиции. Я же мог посадить на каждый аэродром по десантной бригаде. Что такое школа милиции и что такое бригада десантников? Но это была бы гражданская война. Стрельба, по крайней мере… И это точно.

– Для чего же вы тогда ввели танки в Москву?

– Войска были введены в Москву для охраны Кремля, водозабора, Гохрана – важнейших объектов города. Когда 19 августа 1991 года у Белого дома стал собираться народ, Грачеву позвонил Лобов, просить охрану у армии. Грачев: «Поможем!» – и перезванивает мне. Я говорю: «Хорошо, направьте туда батальон». И генерал Лебедь появился со своим батальоном у Белого дома, зашел к Ельцину и доложил: «Мы вас охраняем!» Тут вдруг «Эхо Москвы» передает, что Лебедя застрелили. А через несколько минут он появляется у меня в кабинете: «Я был у Ельцина, доложил ему, что мы его охраняем». Никто ведь не знал, как народ будет реагировать. Лужков с Поповым на автобусах завозили водку к Белому дому. И если сначала там было тысячи две человек, то к вечеру стало тысяч семьдесят. Многие просто перепились. Я не согласен, что существуют стипендии имени Ельцина. Ну кто он такой? Разрушитель Советского Союза. Так вот… Мы не собирались брать Белый дом, даже свет и телефоны там не отключили.

Я могу рассказать о Грачеве, который во время ГКЧП был якобы на стороне Ельцина, одну интересную историю, которая произошла за несколько месяцев до введения ГКЧП. Шестая воздушно-десантная дивизия Грачева стояла в Туле. Туда в качестве председателя Президиума Верховного Совета РСФСР или уже в качестве президента России должен был приехать Ельцин. Накануне его визита ко мне на прием просится Грачев: «Товарищ маршал, может быть, нам напоить Ельцина? Он тогда выступать не будет». Я отвечаю: «Проводи учение!» А мы незадолго до этого проводили показательные учения воздушно-десантных войск для министра обороны США Чейни. С самолета прыгают девушки-десантницы с флагами, преподносят Ельцину цветы, а Грачев в это время говорит: «Борис Николаевич, надо в честь этого выпить!» И Ельцину подают фужер спирта. Он его выпил, стал веселый. Потом накрыли стол. Ельцин, чтобы взбодриться, пошел с Грачевым купаться в озеро – а это был месяц май. Короче, напился до чертиков и так в Туле и не выступил. Вместо него выступал Лобов. Но в тот день Ельцин решил, что раз Грачев его поил – он его друг.

– Обстоятельства вашего назначения на должность министра обороны СССР в 1987 году носили – понятно, не по вашей воле – трагикомичный характер. Согласны, Дмитрий Тимофеевич? Какой-то Матиас Руст…

– …Все это было сделано специально! Мы Руста прекрасно видели. Несколько раз реактивный самолет пролетал рядом с ним, и если бы истребитель пролетел на полной скорости, то, не задевая Руста, просто перевернул бы его воздушной волной. С какой стати какому-то Русту было с таким риском лететь на какую-то Красную площадь? Но дело в том, что когда в 1983 году мы сбили корейский пассажирский самолет, было принято решение: гражданские суда больше не сбивать. Может быть, Руст поэтому и летел так смело? Мы же понятия не имели, что эта «птаха» летит именно на Красную площадь. Над Москвой его уже, конечно, было поздно трогать – обломки бы посыпались на город. Важно помнить, что в этот самый момент министр обороны Соколов, Горбачев и Рыжков были в Берлине на консультативном совещании стран Варшавского Договора. После известия о прилете Руста Горбачев на обратном пути демонстративно не взял Соколова в свой самолет. У меня, конечно, нет данных, что Горбачев мог заранее знать об этом полете, но предполагать, что он о нем мог заранее знать, я имею право. Этот полет – дискредитация Советской армии в глазах общественного мнения нашей страны и всего мира.

Я был на заседании политбюро, которое разбирало этот инцидент. В тот день в три часа ночи меня стуком в дверь разбудил зять – я закрыл телефон подушкой, чтобы он не мешал выспаться. Говорит: «Вас вызывает министр!» Приезжаю в генштаб, Соколов удивляется: «Я тебя не вызывал». Начальник генштаба Ахромеев говорит: «Это звонил я, тебе в 10 часов надо быть на политбюро». Открывает политбюро Горбачев: «Позор на всю Европу! Какой-то самолетишко прилетел, понимаешь, болтался тут…» Дальше докладывал первый замминистра Лушев, остававшийся в Москве вместо Соколова. Горбачев ему говорить не дал: «Хватит, садись!.. – и обращается к дважды Герою Советского Союза Александру Ивановичу Колдунову, главкому ПВО: – Давай ты, Колдунов!» И опять: «Да у тебя тоже одни оправдания!..»

– То есть Михаил Сергеевич хотел, чтобы тогда Руста сбили?..

– …Слушайте дальше. Константинова, Героя Советского Союза, маршала авиации Горбачев тоже сажает на место и обращается к министру обороны Соколову: «А тебе, Сергей Леонидович, тоже надо определиться!» Потом нас всех выпроводили, а члены политбюро ушли в Ореховую комнату. Через 20 минут Савинкин, заведующий Административным отделом ЦК КПСС, приходит за мной и ведет к Горбачеву. Горбачев говорит: «Мы решили, что ты будешь министром обороны». Я отвечаю: «Я не готов. В Москве всего-навсего три месяца в должности замминистра по кадрам». – «Мы тебе лишние сутки для вхождения в должность дадим…» Все смеются. Соколов мне подмигнул: соглашайся. Я Соколова знал и раньше, когда он был командующим Ленинградским военным округом, я у него был начальником отдела планирования и общевойсковой подготовки; крепкий мужик, сейчас ему 99 лет. Горбачев продолжает: «Ты, Толя, – обращаясь к Лукьянову, – и ты, Лев, – обращаясь к Зайкову, – представьте его в шесть часов коллегии. Все, ты – министр!» Вот так, по-хамски, со всеми на «ты»… Соколов передал мне ядерный чемоданчик; пришли ребята, рассказали, как с ним обращаться – там никаких разговоров не надо вести, фишки передвигаешь, даешь ими команду на удар или на отмену удара. В подчинении у меня оказались пять маршалов: Ахромеев, Куликов, Соколов, Куркоткин, Петров. Но в результате мы работали дружно: с замами у меня никаких эксцессов не было.